— Да хоть обеих. Там спекулата выявили… то есть, как бы это сказать? Он сам выявился… Короче говоря, вам на это взглянуть нужно. А чего вы впотьмах?
Джоконда подняла голову, отбросила за плечи тяжелые пряди волос и посмотрела на меня.
— Надеюсь, они не приняли за спекулата этого мальчика-клеомедянина?
У меня почему-то тоже мелькнула эта мысль, когда я услышал фразу Ситича.
— Клеомедянина? Дикаря Эфия, что ли? — изумилась Фанни. — А он каким боком к…
— Идем, — сказала ей Джоконда, вставая с кресла. — Разберемся.
А мне так хотелось посоветоваться с ней насчет той странной, не видимой физическому глазу пустоты под землей на летном поле. Да не просто пустоты, а ямы, в которую будто бы вставлен гигантский цилиндр, уходящий высоко в небеса. Он затмевал своей чернотой пространство, но… его тоже «не было»! И сейчас его нет, отсюда прекрасный обзор на то самое место… Жаль, что я не успел его обследовать! Надо было отпустить Джоконду и попробовать дальше без ее помощи. Вдруг получилось бы?
В холле чувствовалось оживление. Свет включили на полную яркость, видно было, что на ноги подняты все: и действующие дежурные из ВО, и те, кому положено было отсыпаться до своей смены.
Спекулат сидел под конвоем троих бравых сержантов. Спекулат был андроидом из сервиса аэропорта. Спекулат казался неимоверно подавленным. Это стало первым случаем такого рода: до сих пор они копировали только людей; но расчет был верным — кто их, «синтов», додумается тестировать или брать у них анализы? И второе — то, что он сдался сам, если верить словам доктора Ситича, — тоже произошло впервые за всю историю этой необъявленной бактериологической войны.
— Кто вы? — без предисловий спросила Джоконда, подойдя к спекулату.
Он поднял голову, смутно поглядел на нее и снова скорчился, сжимая руками правый бок.
— Я человек… Оскольд Льи…
— Вас били?
Конвоиры возмущенно зароптали, хотя один из них (я видел по его лицу) не прочь был бы наподдать фальшивому «синту». Оскольд отрицательно покачал головой и простонал, что у него страшно болит живот.
— Он во сне бредил на чужом языке, — объяснил Ситич. — Его услышали, и он во всем сознался. Просит помощи.
Я услышал, как за левым плечом у меня фыркнула Фанни, а за правым кашлянула Вертинская. Джоконда оглянулась на нас:
— Синьоры медики, принимайте решение. Если откажетесь заниматься им, я не буду настаивать.
— Ну да, ну да… — едва слышно пробурчала Фаина. — Он как свидетель нужен, а она здесь спектакль разыгрывает…
Джоконда отошла к троице подчиненных и сложила руки на груди. Чезаре зевнул, удостоил меня недружелюбного взгляда, но недолго: его тоже интересовала персона спекулата.
Вертинская приказала найти нам свободный кабинет, мы с Ситичем отправились за необходимым оборудованием, а несколько бравых ребят из ВО быстро навели порядок в холле, проводив работников аэропорта в их секцию.
— Посмотри, Крис, — отодвигаясь от кушетки с лежащим спекулатом, позвала Лиза, когда мы втащили аппаратуру в бокс. — Оба посмотрите, — добавила она Ситичу. — Я что-то не понимаю…
Приборы оживленно засветились. Ситич пальпировал живот стонущего спекулата и морщил лоб в раздумьях. Потом то же самое сделал я и не нашел никаких изменений. Просто Оскольд Льи испытывал сильные боли справа, и это совершенно точно не было симуляцией. У него помимо всего был жар. Даже при легком постукивании по коже больной вскрикивал.
— Лиз, я бы сказал, что у него воспаление аппендикса, — сказал доктор Ситич. — Все симптомы острого аппендицита, если бы… кха-кха… если бы у него анатомически был хотя бы предусмотрен червеобразный отросток…
Он озвучил то, что смутило и меня. Являйся он сейчас человеком, у него было бы чему воспаляться. Но андроиды конструктивно лишены этой ненужной синтетическому организму детали.
— Как может болеть то, чего нет? — ломала голову Вертинская, и ее слова почему-то сильно зацепили меня, но вовсе не в связи со спекулатом; однако я на время задвинул лишние мысли в дальний уголок памяти: сейчас надо было срочно решать, что делать с Оскольдом. Лиза — эксперт, она больше специализируется по тем, кому помощь уже не требуется, Ситич — бактериолог. Меня же Тьер направил сюда скорее «для практики». А теперь выходило так, что именно мне придется оперировать, да и не просто человека, а врага, и не простого врага, а у которого заболело то, чего не было.
— У меня есть одна рискованная идея, Лиза, — сказал я.
— Сильно рискованная? — с сомнением спросила она, поморщив веснушчатый нос. — Если с этим говнюком случится экзитус леталис, меня «Черные эльфы» разорвут в клочья…
— Понимаешь, он хоть и андроид, а все же человек. И в реальном виде отросток у него имеется. Возможно, перед перевоплощением он уже заболевал, а дальше процесс ускорился латентно…
— Бр-р-ш-ш! Чушь какая! — воскликнул Ситич. — Как может ускориться какой-то процесс в отсутствующем органе?
— Проверить это мы можем только одним способом, — я стал смотреть прямо ему в глаза, и он отступил. — Но этот способ рискованный.
— Хочешь вырубить его и подождать обратного перевоплощения? А если перитонит, Крис?
— Лиза, решай.
Тут спекулат поднял голову и почти заорал:
— Долго вы тут препираться будете? Делайте уже что-нибудь, доктора поганые!
— Крис, — выходя из бокса, сказал закипающий от злости Ситич, — если ты случайно махнешь скальпелем чуть выше аппендикса… — он показал на шею, — думаю, никто не расстроится. Всем спокойной ночи.
Двери разъехались и захлопнулись. Лиза подбоченилась:
— Ну что, давай рисковать, раз так. Чем будем усыплять, Крис?
— Пальцем.
И я отключил андроида. Вертинская с улыбкой покачала головой, и в следующие несколько долгих минут мы наблюдали неприятную картину метаморфоз, превративших типового «синта» в молодого мужчину с обритой налысо, как у Квая Шуха, головой. Не сговариваясь, мы бросились к нему, переложили на операционный стол, трансформировавшийся из миниатюрной тумбочки, которую прикатил Ситич, и начали осмотр. Конечно, диагноз подтвердился: острый деструктивный аппендицит в стадии инфильтрата.
— Проклятье! — раздраженно прошептала Лиза. — У нас столько больных, а мы должны переводить антибиотики на эту…
Я уже раскрыл инструменты. Удалившийся Ситич мог бы нам помочь, в том числе как анестезиолог, но в создавшихся условиях хорошо было уже то, что мы смогли точно диагностировать причину приступа. А остальное — как сложится.
— Даю наркоз, — сказала Вертинская.
Потом мы несколько минут возились над уснувшим спекулатом, и в конце концов все оказалось позади. Самая простая из хирургических операций, эта могла завершиться чем угодно. Я ввел ему еще несколько кубиков антибиотика и оставил под капельницей. Лиза тем временем вызвала дежурных вэошников и наказала им стеречь больного, как зеницу ока, а после его пробуждения сразу звать нас.
Мою сонливость после операции смахнуло, как рукой. Я почти бежал к «Черным эльфам», и в висках стучало: «Как может болеть то, чего нет? Как может болеть то, чего нет?..» Освобожденная мысль росла и становилась почти уверенностью. Спасибо Вертинской и ее фразе!
Дорогу мне преградил Марчелло. Он кивнул на закрытые двери кабинета начальника аэропорта и сказал, что Джоконда должна отдохнуть. Вот тогда-то я и опомнился. Он тысячу раз прав, и грош мне цена как врачу, коли я об этом не подумал.
Блондин-«эльф», тем не менее, был дружелюбен. Пожалуй, из всех своих коллег, если не считать Фанни, он один не считал меня подозрительным и не сверлил взглядом сторожевого пса.
— Тогда, может быть, Фаина? — спросил я.
— А мне вы не доверяете, синьор доктор? — насмешливо спросил Марчелло, присев на перила ограждения мостика над вестибюлем.
Я уже привык, что такая, как у него, располагающая к себе внешность может оказаться фатально обманчивой, и потому стал искать способ помягче выпутаться из расставленных им силков.