-- Так как, святой отец, ты по-прежнему станешь утверждать, что в Валахии меня благословляют, желая многая лета?
На лице Гектора выступили красные пятна:
- Уверяю тебя, государь, ты ошибаешься - твои подданные любят тебя...
Дракуле надоела игра в кошки-мышки.
- Ебата!
Тот резво подскочил.
- Чего желает твое величество? -- по лицу писаря князь понял -- подслушивал. Коли так, ничего страшного, пусть запомнит, все как было и запишет для потомков: дескать, был князь Дракула так суров с клириком, что не терпел лжи и подобострастия.
-- Чего желаешь, господарь? -- повторил Ебата, тревожно застыв в поклоне. Спину ломило страшно. Рядом отец Гектор трясся осиновым листом -- мелко и неприятно. Дракула не ответил: сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку, и сосредоточенно думал.
***
Как-то не так вел себя князь последние дни. Добро б еще о проклятой душе своей забеспокоился! На это и общую странность в поведении списать можно. Мало ли что ему пригрезилось? Бывает, что привидится во сне геенна огненная, просыпается грешник в холодном поту, всю свою жизнь перетряхивая. А как перетряхнет -- начинает прошлые грехи замаливать. Кто в монастырь пойдет, а кто добрые дела поделает -- деньги, например, раздаст. У каждого свой путь. Сам Ебата таких людей не встречал, но люди сказывали -- случается. Тут главное под раздачу попасть, потому и старался держаться поближе -- а ну как ключи от казны передаст да прикажет бедняков порадовать. Тут-то Ебата свои ручки и погреет. Но чем дальше, меньше князь о деньгах и земных богатствах думал, все о душе толковал и о Боге. Иногда в голову Ебата закрадывалась крамольная мысль: а не хочет ли Дракула подвергнуть святое писание сомнению? А церковь -- порицанию? Но ведь... -- вскинулся Ебата, сделавший новое открытие: -- Тот, кто сомневается, на службе Дьявола состоит.
Слишком плохо знал князя молодой писарь, чтобы так судить о нем. На службу к Дракуле поступил два лета назад. До того Пражский университет закончил, едва избежав обвинений в чернокнижестве. Подумаешь: пару раз плод пытался заклинаниями изгнать и мазь для вечной молодости приготовишь. Детишки, наверно, уже своими ножками бегают, а с личика прелестной белошвейки уже никогда сойдут темные пятна. Переборщил Ебата с лягушачьими лапками и соком разрыв-травы. Бежал из Праги ночью, но пожитки собрать успел. Коня по дороге увел, но совесть не мучила: пуще глаза своего беречь скотину надо, особенно такого жеребца. Разные люди по пути встречаются -- честные и разбойники, никогда не знаешь, на кого попадешь. То же самое и про кошель сказать можно: кто ж его на поясе носит, на золотых завязках. Опля! И нет кошеля, а Ебата обогатился на десять золотых.
В Трансильванию Ебата подался, скорее, из чистого любопытства, чем по делу: во время учебы много слышал про летучих вампиров. Стоило студиусам напиться пенистого пива, как начинали сказывать одну страшилку за другой. И глаза-то у вампира красные, и зубы острые, и крылья перепончатые. Камнем падает с неба, впиваясь в шею когтями. Про то, как выглядела потом та шея, думать не хотелось. Зато страсть как хотелось на живого оборотня посмотреть. А если получится, то и зарисовать.
Но до княжества трансильванского Ебата так и не доехал: заплутал в валашском лесу. Конь, измученный бешеной скачкой, пал. Пришлось прирезать, глядя во влажные умоляющие глаза. Почему-то коня было жальче, чем себя.
Ночь обступила со всех сторон, и остался Ебата один на один со своими страхами. Кое-как развел костер, достал остатки вяленого мяса и черствую горбушку хлеба. Тут-то оборотень и явился. Был он крупным, заросшим, обернутым в волчью шкуру. От шкуры пахло железом и подсохшей кровью.
-- Вечер добрый, позволь у костра твоего погреться.
Позволил. Куда деваться? Протянул полоску мяса, стараясь не выдать охватившую дрожь. Незваный гость взял, поблагодарил, молча прожевал. Потом протянул флягу крепкого вина.
Ебата сделал глоток и посмотрел в небо. Вокруг набухшей луны кружились нетопыри и вороны.
-- Полнолуние скоро, -- пояснил оборотень. -- Нечисть силу набирает. Ты завтра по лесу не ходи, мил человек, в городе схоронись. В полнолуние в лесу делать нечего.
-- А ты?
-- Я привычный. С малолетства места эти знаю, все тропки избеганы, исхожены и вытоптаны. Если чужак пойдет, то пропадет зазря. Нечисть чужаков не любит.
Этого мог бы и не говорить. Ебата сам понимал, в какой переплет угодил, теперь и не выберешься. Помешал угля в костре, подкинул хвороста, и тот занялся с новой силой.
-- Откуда путь держись?
-- Из Праги.
-- Студент, значит.
-- Бывший, -- Ебате не нравился внезапный допрос, но молчать в ответ не решался -- боясь, что оборотень сочтет его невежливым.
-- Чему обучен?
-- Чтению, письму, латыни. Знахарское дело немного знаю. Языки легко даются.
-- А на службу пойдешь? -- спросил оборотень, сверкнув темным маслянистым глазом. Длинная черная борода зашевелилась. Показалось ли, что под ней гадюка пряталась? Показалось.
"Все, что происходит, это игра воображения, -- сказал он себе. -- Не стоит обращать внимания. Скоро рассвет, и он исчезнет. Если буду вести себя правильно, никто меня не тронет".
Оборотень не шевелился, внимательно рассматривая Ебату:
-- На службу пойдешь? -- повторил он свой вопрос.
-- Смотря к кому, -- осторожно ответил Ебата, на всякий случай, отодвигаясь на безопасное расстояние. -- К Дьяволу не пойду. Имей в виду, что у меня на шее серебряный крест, и живым я тебе не дамся.
Оборотень недоуменно сдвинул темные брови и вдруг расхохотался.
-- Ты меня никак за жителя лесного принял? Думаешь, я гуля какой или упырь голодный?
-- А разве нет? -- Ебата отполз еще на несколько шагов. Однако покидать спасительный круг костра он не решился. -- Добрый человек ни за какие коврижки не решится надеть волчью шкуру.
-- Почему?
-- Сам знаешь, кто их носит.
-- И кто же? -- оборотень явно забавлялся.
-- Тот, кто хочет стать оборотнем, -- шепотом ответил Ебата. -- Об этом все говорят. Где ты ее взял?
-- Какая разница -- есть и есть. В ней тепло. Кто бы мог подумать, что ты, ученый человек, веришь в вампиров?
-- Но ты же сам говорил про нечисть...
-- Я в университетах не учился, -- насмешливо ответил ночной собеседник. -- Но в отличие от тебя знаю, что от волчьей шкуры нечистью вряд ли станешь, хотя многие действительно в это верят. Вчера в таверне слышал, как рассказывали про трансильванского купца, купившего на ярмарке волчью и медвежью шкуры. Привез их купец домой, расстелил на полу. Любуется, оглаживая мех. А ночью, как раз полнолуние было, ожили шкуры и ну за ним бегать: то волк вперед вырвется, то медведь. Так и гоняли до самого утра, пока купец тот дух не испустил.
-- А шкуры? -- заинтересовался Ебата.
-- Шкуры опять продали. Кому -- не ведомо.
Ебата посмотрел на серую накидку и поежился.
-- Светает, -- сказал мнимый оборотень и поднялся. -- Костер вон совсем догорел. Если надумаешь насчет службы, иди в замок князя Дракулы. Ему писарь нужен.
-- А кого спросить? -- пискнул Ебата.
-- Меня и спросишь, -- Раздалось из-за кустов. -- Князя Дракулу.
Это была первая их встреча. И при свете дня князь оказался не таким страшным, как казался. Не было в нем и ничего демонического -- человек как человек, разве что вспыльчивый и жесткий. Платил всегда исправно, кормил и поил вволю, а то, что плетей давал изредка, так это ничего -- если вдуматься, то мог бы убить. Со временем Ебата понял, что князю импонируют насмешливость и бойкость. Вот и позволял себе иногда пофамильярничать... И только одного вопроса так и не решился задать: что делал валашский князь в лесу той ночью?