— Очень хорошо. Рада, что ты мне это рассказала. Но Джину, знаешь ли, придется справляться самому. У него твердый характер, уравновешенная, хотя и немного властная натура. Он несомненно способен взять себя в руки — иначе бы его сюда просто не послали.
Габи кивнула.
— Ну да, тебе виднее.
— И еще одно. В твои обязанности не входит удовлетворять чьи-то сексуальные потребности. И если ты подобную ношу на себя возлагаешь — то исключительно по своей личной инициативе.
— Я понимаю.
— Вот и славно. А то ты еще могла подумать, что я от тебя чего-то такого ожидаю. Или дать мне повод подумать, что ты ожидаешь этого от меня. — Сирокко упорно смотрела своей подчиненной в глаза, пока та их не отвела. Потом протянула руку и дружески похлопала Габи по колену.
— А кроме того, теперь все само собой уляжется. Мы будем так заняты, что про секс и подумать будет некогда.
С точки зрения баллистики Фемида казалась сущим кошмаром.
Никому никогда и в голову не приходило вывести на орбиту тороидальное тело. Фемида имела 1300 километров в поперечнике и 250 километров в ширину. Наружная часть тора была плоской, 175 километров от верха до низа. Резкие колебания плотности тора подкрепляли ту точку зрения, что над всей его плотной наружной поверхностью находится атмосфера, сверху удерживаемая неким тонким покровом.
Были там и шесть спиц 420 километров вышиной. В поперечном сечении спицы представляли собой эллипсы с большими и меньшими осями 100 и 50 километров соответственно — за исключением сильно расширенных оснований в местах соединения с тором. Еще массивнее спиц была расположенная в центре ступица, которая имела 160 километров в диаметре и 100-километровую дыру в середине.
Попытка справиться с подобным телом грозила нервным срывом корабельному компьютеру — и Биллу, вынужденному создавать модель, которую компьютер счел бы достойной доверия.
Простейшим вариантом могла бы стать орбита в экваториальной плоскости Сатурна, доступная «Укротителю» на той скорости, которую он уже имел. Но это сразу отпадало. Ось вращения Фемиды лежала параллельно экваториальной плоскости. А поскольку ось эта проходила через дыру в центре Фемиды, любая орбита в экваторе Сатурна, какую только Сирокко могла измыслить, направила бы «Укротитель» через участки с дикими гравитационными колебаниями.
Так что единственным приемлемым вариантом оставалась орбита в экваториальной плоскости Фемиды. С точки зрения углового момента такая орбита обошлась бы крайне дорого. А единственным ее преимуществом стала бы достигнутая, по выходе на нее, стабильность.
Маневрирование началось еще на дальних подступах к Сатурну. В последний день приближения курс был рассчитан заново. Сирокко с Биллом опирались на компьютеры земного базирования, а также на навигационные средства таких станций, как Марс и Юпитер. Уже не покидая КОМОТа, они наблюдали, как Сатурн все растет на кормовых телеэкранах.
Затем пошел долгий поджиг ракетных двигателей.
В перерыве между работой Сирокко включила камеру в НИСОТе. На лице Габи ясно читалось раздражение.
— Слушай, Рокки, неужели с этой чертовой тряской совсем ничего не поделать?
— Двигатели пашут, как принято выражаться, в заданном режиме. Придется тебе, Габи, немного встряхнуться. И точка.
— Черт возьми, — пробурчала Габи. — Лучшее время наблюдения за весь паскудный полет. — В соседнем с Сирокко кресле расхохотался Билл.
— Еще пять минут, Габи, — посулил он. — И честное слово, лучше потрястись ровно столько, сколько запланировано. Зато дальше все будет путем.
Двигатели заткнулись точно в рассчитанное время. Сирокко и Билл высматривали окончательное подтверждение тому, что оказались именно там, где хотели.
— Говорит «Укротитель»; командир С. Джонс. Вышли на орбиту Сатурна в 1341,453 часа по единому мировому времени. Когда появимся с другой стороны, выдам заготовки расчетов для корректирующего поджига. А пока ухожу с канала.
И Сирокко шлепнула по нужной кнопке.
— Если кто хочет выглянуть наружу, сейчас будет единственный шанс.
Невесть как и Август, и Апрель, и Джин, и Кельвин умудрились втиснуться в тесную кабинку. Сверившись с Габи, Сирокко развернула корабль на девяносто градусов.
Сатурн предстал темно-серой дырой семнадцать градусов в ширину, по площади раз в сто больше Луны, наблюдаемой с Земли. Кольца от края до края составляли немыслимые сорок градусов.
Казалось, они выточены из твердого, блестящего металла. «Укротитель» пришел с севера от экватора, так что его команде видна была верхняя сторона. Все частички подсвечивались с противоположной стороны и, подобно самому Сатурну, представлялись тонкими серпами. Ослепительная точечка Солнца висела в положении десяти часов от Сатурна и постепенно к нему клонилась.
Все молчали, пока Солнце приближалось к своему затмению. И завороженно смотрели, как тень Сатурна падает на ближайшую к ним часть кольца, срезая ее будто бритва.
Закат длился пятнадцать минут. Густые краски менялись стремительно — чистейший желтый, иссиня-черный и алый подобны были тем, что видны с воздушного лайнера в стратосфере.
В кабине раздался негромкий хор разочарованных вздохов. Но затем стекло деполяризовалось — и все снова затаили дыхание, когда кольца вновь набрали яркость, словно в скобки заключая темно-синее зарево, что очерчивало северное полушарие. На поверхности планеты, выхваченные отраженным светом колец, стали видны полосы и бороздки. Там бушевали бури почище любых земных.
Отвернувшись наконец от величественной картины, Сирокко взглянула на левый от себя экран. Габи по-прежнему оставалась в НИСОТе. На верхнем экране там тоже пылал Сатурн, но астрономка на него не смотрела.
— Габи, неужели не хочешь зайти глянуть на эту роскошь?
Та только головой покачала. Глаза ее были прикованы к цифрам на жалком экранчике компьютера.
— И пропустить лучшее время для наблюдений за весь полет? Ты что, с ума спятила?
Поначалу они вписались на длинную эллиптическую орбиту с нижней точкой в 200 километров от теоретического радиуса Фемиды. Было это, впрочем, лишь математической абстракцией, ибо плоскость орбиты лежала под тридцать градусов от экватора Фемиды, что поднимало их над темной стороной. Вот они обогнули крутящийся тороид — и появились на солнечной стороне. Распростертую перед ними Фемиду можно было теперь разглядывать невооруженным глазом.
Но смотреть там особенно было не на что. Даже под светом солнца Фемида оставалась почти такой же черной, как сам космос. Сирокко внимательно изучала массивную громаду колеса с треугольными поглотительными парусами, окольцовывавшими тороид подобно острым зубцам огромной шестерни. Паруса эти предположительно впитывали в себя солнечный свет и обращали его в тепло.
Корабль проплыл над внешней частью громадного колеса. Стали видны спицы и солнечные рефлекторы. Казались они столь же мрачными, что и остальная Фемида, не считая тех участков, где они отражали свет наиболее ярких звезд.
Сирокко по-прежнему больше всего беспокоило отсутствие видимого доступа к Фемиде. С Земли без конца подстегивали — да и сама Сирокко, несмотря на разумную осторожность, больше чем кто-либо хотела поближе познакомиться с загадочным колесом.
Доступ просто должен быть. Никто уже не сомневался, что Фемида — объект рукотворный.
Дебаты крутились теперь вокруг того, космический ли это корабль или искусственная колония вроде О'Нила-Один. Различия здесь крылись в движении и происхождении. У звездолета предполагалось непременное наличие двигателя, а тот, в свою очередь, обязан был находиться не иначе как в ступице. Колонию же могли соорудить только какие-то ближайшие соседи. Сирокко уже наслышалась теорий, где фигурировали обитатели Сатурна и Титана, даже марсиане — хотя на Марсе никто так и не обнаружил ничего, кроме кремневого наконечника стрелы. Поговаривали и о древних земных расах, якобы освоивших космические полеты. Ни в одну из этих теорий Сирокко не верила. Все это, впрочем, мало что значило. Корабль или колония, Фемида была кем-то построена — а какая постройка обходится без двери?
Искать следовало в ступице, но баллистические ограничения вынуждали Сирокко придерживаться орбиты как можно более дальней.
"Укротитель" осел наконец на круговой орбите в 400 километрах над экватором. Двигались они в направлении вращения, однако Фемида оборачивалась быстрее орбитальной скорости «Укротителя». В иллюминаторе у Сирокко тороид казался черной плоскостью. И лишь через равные промежутки времени мимо, будто крыло чудовищной летучей мыши, проносилась одна из солнечных панелей.
На наружной поверхности стали теперь видны кое-какие детали. К примеру — длинные морщинистые гребни, сходившиеся у солнечных панелей, — гребни, где предположительно скрывались громадные трубопроводы, по которым для нагревания их солнечным теплом подводились жидкости или газы. Местами во мраке проглядывали немногие кратеры — некоторые до 400 метров в глубину. А вот никаких валунов или россыпей не наблюдалось. На вращающейся наружной поверхности Фемиды ничто не задерживалось.
Сирокко закрыла панель управления. В соседнем кресле клевал носом Билл. Оба они уже двое суток не покидали КОМОТа.
Через НИСОТ она двигалась как сомнамбула. Где-то там, впереди, койка с мягкими простынями и подушкой, и приятная четверть жэ, которую снова накручивала карусель.
— Рокки, у нас тут что-то непонятное.
Уже ступив одной ногой на лестницу уровня Д, Сирокко застыла как столб.
— Что ты сказала? — Непривычно раздраженный тон заставил Габи поднять взгляд.
— Извини, капитан, но я тоже устала, — также раздраженно отозвалась астрономка. Потом щелкнула выключателем, и на верхнем экране возникло изображение.