Сориус встретил меня сочувствием. Не так уж оно и велико, это помещение бывшего склада. Когда мы разговаривали с Горгеном, гул от разговоров, постоянно висящий в нем, стих как по волшебству. Так что все слышали наш разговор до последнего слова.
— Сориус, ты сможешь мне найти сахару? — обратился я к нему.
От неожиданности тот выпучил глаза.
— Думаю, что смогу — ответил он, когда пришел в себя — но… -
— Вот — перебил я, протягивая ему маленькую серебряную фигурку местного божка, подаренную мне на счастье Аниатой.
Не знаю, стоит ли она два конта, но кусочек сахара за него должны дать.
Сахарного песку в этом мире нет, сахар продается кусками, которые колют на мелкие части, перед тем как употребить.
Когда распахнулась дверь, и внутрь занесли котел с обеденным варевом, я уже успел покончить с сахаром. Разгрызть его мне удалось с трудом, настолько он был твердым. Ничего страшного, надеюсь, что глюкозы в нем не меньше, чем в привычном для меня песке или рафинаде.
Конечно же, первым к котлу подошел Горген и наполнил свою посудину доверху. Несмотря на то, что внутри меня заметно потряхивало, я смог подумать: вот же горазд он пожрать. Чуть ли не такого объема котелком мы пользовались по пути в Кергент, чтобы приготовить себе еду. Так ведь нас пятеро было.
Когда Горген проходил мимо меня, я чесал себе грудь под рубахой, потому что мне нужна была причина держать руку там.
— Горген — окликнул я его.
Тот повернул ко мне свою морду, язык не поворачивается назвать при таких размерах это лицом.
— Долг хочу отдать — сказал я, рывком извлекая из-за пазухи кистень, выполненный из подола своей рубахи и тех камешков, что насобирал еще ночью.
Момент был самый удачный, обе руки его заняты миской с похлебкой. Наверное, это подло для человека, собирающегося стать дворянином, но перед тем, как ударить его в первый раз, я успел еще и плюнуть. Плевок получился скудным, поскольку от волнения во рту все пересохло.
А вот удар получился на загляденье, Горгена даже повело в сторону. Развивая успех, я ударил еще дважды, целясь все туда же, между глаз.
Затем мы оба упали на колени. У меня болью скрутило правый бок. Неужели мне сахар не помог? Или было его слишком мало? Или это неправда, то, что говорят об этом. Или помогает он при других проблемах с печенью.
Все это пронеслось у меня в голове, когда я судорожно пытался встать на ноги. Боль в печени не тот случай, когда ее можно превозмочь.
Ведь их осталось как минимум двое, тех, кто обязательно бросится ему на помощь, а я не могу даже просто подняться на ноги.
Горген с колен завалился на бок, и было похоже на то, что он потерял сознание.
Черт, как удачно с ним вышло, и как некстати меня скрутила боль.
Я напрягся в ожидании ударов, когда подоспела подмога. Сориус выхватил откуда-то из-за спины кусок заточенного железа, похожего формой на сапожничий нож и нанес два режущих удара тому длинноносому, которому так понравилась моя рубаха, целясь ему в лицо.
Один из ударов, тот, что он наносил справа налево, достиг цели, и его противник тоже упал на колени, зажимая руками глубокий разрез.
Но самое неожиданное было не в этом. Еще одного человека из окружения Горгена, того, что был совсем квадратным и имел привычку втягивать со свистом воздух уголком рта, одним ударом кулака свалил на пол, и теперь охаживал обеими руками, усевшись ему на грудь, незнакомый парень.
Нет, я видел его и даже успел обратить на него внимание. Потому что выглядел он как настоящий черейнт, вот только ростом был еще выше меня. Голова его противника моталась из стороны в сторону после каждого удара, и было понятно, что и он уже не боец.
Затем мы встали втроем, как поется в какой-то песне плечом к плечу, и ждали, что будет дальше.
Я посмотрел на лужицу крови, вытекающую из-под лица Горгена, затем на свой кистень, который все еще сжимал в руке. На кистене остались следы от его крови, но они были почти не заметны, потому что цвет моей рубахи немногим от нее отличался.
Почему-то это вызвало у меня улыбку. Наверное, она получилась у меня не слишком симпатичной, поскольку, когда я поднял свой взгляд, от нее шарахнулись люди, стоящие и смотревшие на нас, на Горгена, и на его людей.
А еще затем я сделал то, чему до сих пор не могу найти объяснения. Забрав у одного из сокамерников его плошку, полную варева, я медленно вылил ее содержимое на лицо Горгена. Почем-то я решил, что варево приготовлено из чечевицы, поскольку в мутной жиже плавало что-то похожее на бобы.
И я стоял и смотрел, как они падают на его лицо вперемежку с жижей коричневого цвета. Может быть я вылил потому, что видел, как Горген заставлял бегать на четвереньках изображая собаку деда, что являлся местным старожилом, заставляя его еще и лаять.
Может быть потому, что слышал один из его рассказов, когда в лесной глуши он еще с четырьмя своими людьми набрел на заимку, где жили старик со старухой. С ними была еще их внучка, совсем девчонка. Стариков убили сразу же, а вот с внучкой забавлялись еще четыре дня, пока она не умерла. И те, кто слушал, угодливо заглядывая ему в глаза, смеялись: дура, мол, не понимала своего счастья.
Или из-за того что сегодня утром, совсем молодой парень утром оказался в том углу, где обитали стуимы. И он каждый раз вздрагивал, когда один из стуимов клал ему руку на плечо, успокаивающе что-то говоря.
Но вероятнее всего потому, что я перестал его бояться. А я ведь боялся его, боялся, слишком он уж огромен, а обмануть можно кого угодно, но только не себя.
Затем я прошелся по камере, как совсем недавно ходил по ней Горген, и тоже в сопровождении двух человек.
Я шел по подвалу, обращенному в тюремную камеру, пытаясь поймать враждебные взгляды, но таких не находилось. Взгляды были какими угодно, угрюмыми, равнодушными, настороженными и даже заискивающими. Но вражды в них не было, это точно.
И мне стало понятным, для чего ходил Горген.
Он пытался определить, не зреет ли против него бунт, чтобы погасить его еще в зародыше.
В конце своей прогулки я бросил через плечо, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Уберите их с прохода. — Затем добавил — Если к завтрашнему утру они еще будут здесь, я убью всех троих.-
И только после этого мысленно схватился за голову: Артур, не слишком ли ты круто себя ведешь? Это вообще возможно, перейти в соседнюю камеру? Ведь если нет, тебе придется убивать их, за базар нужно отвечать.
Горгена, все еще не пришедшего в себя, за ноги оттащили к одной из стен, той, что была без окон. Длинноносый, зажимающий лицо ладонями, из-под которых все еще сочилась кровь, дошел туда сам, квадрата увели под руки.
Что-то стражи до сих пор не видно, мы здесь изрядно нашумели.
Когда я обратился с этим к Сориусу, тот охотно объяснил, что ее и не будет.
Она вообще относится ко всему происходящему здесь очень либерально, хоть насмерть перебейте друг друга. Больные и раненные тоже не дождутся сочувствия. Выживут — их счастье, сдохнут — туда им и дорога.
Следующим утром в камере не стало всех троих. Когда Горген проходил мимо, я внутренне ужаснулся, ну до чего же он здоровый. Если даже в таком состоянии, в котором он находится сейчас, он бросится на нас, стоящих и провожающих его взглядом, то он сметет всех троих. Сметет и затопчет. Но Горген не поднял головы и не посмотрел в нашу сторону.
Наверное, это произошло потому, что он сломался. Такое бывает.
Бывает с людьми, очень одаренными физически. С самого детства все восторгаются их силой и статью. И вырастают они в полном убеждении, что нет им равных. А когда это все же случается и оказывается, что может быть очень, очень больно, то рушатся основы мироздания и весь мир переворачивается вверх дном.
Не знаю, случилось ли что-то подобное с Горгеном, но он потух. Если еще вчера от него осязаемо несло грубой звериной силой, то сейчас казалось, что из Горгена вышел воздух и он сдулся как мяч.
Даже деньги он отдал безропотно.
Насчет денег мне сказал Сориус и я сначала даже не понял, о чем идет речь. Оказалось, что Горген обложил всех поборами. Любой вновь прибывший сюда расставался со всеми своими наличными, теми, что ему удавалось утаить от стражников.
Любимым развлечением Горгена было взять человека за лодыжки, поднять над полом и потрясти. Бывало, с несчастного сыпались монеты. В таких случаях он был особенно доволен.
Денег оказалось не так уж и много, Горген любил и поесть и выпить, а стража охотно шла на такую прибавку к жалованию, выполняя его заказы.
Я с Сориусом и своим новым знакомым, похожим на викинга парнем, которого завали Дист, заняли лучшее место в дальнем углу от туалета, который представлял собой отверстие в каменном полу. Вероятно, под зданием шла система канализации, не ведра же, в конце концов, туда подставляют.
Всю эту ночь мы спали по очереди, ожидая от Горгена ответной атаки. Вряд ли бы мы смогли ее отбить, но настраивались всерьез.
Остальные держали стойкий нейтралитет, отлично понимая, что захватить власть это еще не значит ее удержать. Трезвая позиция, должен заметить.
Надеюсь, по мне не было видно облегчения, что я испытал, когда за Горгеном захлопнулась дверь.
Напротив, Сориус всерьез принялся меня уговаривать, чтобы я больше не трогал его, потому что он скоро уйдет сам. Голос при этом он совсем не принижал, так что его слова стали общим достоянием. Я же сидел с самым каменным выражением лица, всем своим видом стараясь показать, что если уж приму какое-то решение, то никакие уговоры не помогут мне его изменить.
Если Сориус и подыгрывал мне, то делал он это мастерски.
Вот на его лице облегчение, после того, как Горген ушел, прочитать было легко.
Когда я поинтересовался у Сориуса, есть ли среди его знакомых стражники, с помощью которых и денег можно решить некоторые вопросы, он заметно оживился.
Такие знакомые есть, и они легко помогут с чем угодно. Вино, женщины, отличная еда, все это не вопрос.
Нет, Сориус, конечно же, мы заслужили праздник, одолев в почти честном бою такого грозного противника, но я хочу другого. Надеюсь, ты оценишь то, что мы сейчас затеем. Хочется верить, что понравится и остальным.
А если кто будет против, так для чего же мы взяли власть в свои руки, разве не для того, чтобы делать все, что душа пожелает.
В конце концов, всем остальным это нужно больше, чем мне. Всего две ночи и закончатся праздники, меня вызовут к местному начальству, все выяснится и вот она, свобода. Всего две душных ночи на вонючей соломе среди храпа и звуков, испускаемых организмами из-за скверной пищи.
Вот только был у меня один добрый знакомый, знающий о таких местах не понаслышке, пусть и в другом мире. Большую часть своего еще совсем не почтенного возраста он в них и провел. Так вот, однажды он сказал мне одну вещь, которую я запомнил очень хорошо.
— Артур — сказал он — если в тюрьму приходит человек, рассчитывающий как-то пережить то время, что ему предстоит там провести, из этого не выйдет ничего хорошего. Сколько бы тебе не пришлось тянуть, ты должен настроить себя так, как будто тебе предстоит провести там весь остаток своей жизни. Иначе ….
И он неопределенно помахал рукой.
Да и так все понятно, что еще можно добавить. Хороший был человек, да погиб по-дурацки.
Ладно, не до воспоминаний. Пора приниматься за дела.
Сориус, выслушавший мое пожелание, рассмешил меня, потому что вид у него стал совсем дурацкий. Он дважды переспрашивал, пока не убедился, что я не шучу. Но со стражей вопрос решил, вот только и они долго не могли поверить, услышав его заказ. Но деньги есть деньги, и теперь оставалось только ждать.
Так, все это будет позже, пока займемся тем, что можно сделать прямо сейчас.
Я, опять в сопровождении Сориуса и Диста, прошелся по месту своего заточения. Но на этот раз интересовали не взгляды, устремленные на меня, а несколько другие вещи. Так, все понятно.
Теперь решим следующий вопрос. Дело касается передач, что приходят с воли, от родственников и друзей.
Я не буду заниматься тем, что самому осматривать их, отбирая то, что приглянулось, после того, как это сделала стража.
Четверть. Четверть того, что получил, отдай и не греши. Отдай то, что выберешь сам. Но ровно четверть.
Съели. Поворчали, поворчали, но приняли, и особых возражений по этому поводу не было.
А что вы хотели, порядок есть порядок, и сейчас я его олицетворение.
Еще одно. Был здесь тип, которого Горген старался не задевать. Нет, не из-за его авторитета, криминального или еще какого.
Человек этот был из городского управления и занимал в нем до последнего времени далеко не самый последний пост. Сюда попал из-за взятки, надо же, неужели в Империи за это в тюрьму сажают, даже в стране победившей демократии такого нет, хоть и обещаниями закормлены.
Одиночной камеры ему не нашлось, но он и здесь жил в свое удовольствие. Видимо, на свободе у него остались достаточно могущественные покровители и не менее богатые родственники. Место, где он обитал, было отделено от остальной камеры занавесями из плотной ткани, пусть и не бархатной.
Прямо шатер посреди поля.
Мы подошли к занавеси все втроем, и я сделал необходимый жест. Парни поняли меня правильно и мгновенно, попросту сорвав покров с тайны. Можно выразиться и так, поскольку лица этого человека я все еще не видел.
Вот как ты здесь устроился, точно мальчиш-плохиш со своими бочками и корзинами. Так дело не пойдет, отдать придется ровно четверть того, что имеешь. Похудеть от этого не похудеешь, поскольку попросту не успеваешь сожрать всего того, что приносят тебе каждый день.
Сегодня утром сам наблюдал, как полог распахнулся, и оттуда полетели какие-то испорченные продукты вместе с объедками. Судя по всему, это случается постоянно, иначе как объяснить тот факт, что несколько человек не слишком приятной наружности, появился там загодя. Как собаки на помойке, в ожидании очередной подачки.
Сориус пытался отговорить меня, мол, не стоит с ним связываться. Даже немного не понятно, ведь не побоялся поддержать, хотя и после того, как выяснилось, что Горген уже пал в бою.
Этот тип хорошо устроился, и перина тебе и небольшой столик с не самой плохой посудой. И все это стоит на ковре, тоже не с помойки подобранным. Две бочки у изголовья, вероятно как продуктовые шкафчики используются.
А вот сам хозяин этих несметных богатств даже не приподнялся с перины, вальяжно на ней развалившись.
Эх, как не хочется конфликтов, сейчас, когда до свободы всего ничего. Но ничего нельзя делать наполовину.
Я уселся на перине рядом с ним, предварительно скинув его ноги на землю.
Вообще-то я пришел сюда не просителем, чтобы стоять перед тобой, должен сам понимать.
Ну и лишних разговоров не стал заводить, лишь спросил: договоримся?
Ему понятно, о чем я, стены всего лишь из холста и все последние события были отлично им услышаны.
На глаза мне попался ночной горшок. Вот это да. Ты что, все эти дела здесь и делаешь? Что-то не видел я, чтобы ты его вносил. Не иначе этим занимается, тот, второй, что здесь присутствует.
Сначала ему захотелось померяться взглядом. Наверное, лень было разговаривать словами. Ну, это мы пережили легко и даже одержали убедительную победу. День, наверное, у меня сегодня такой, победительный. Словом, договорились. Не знаю, что будет дальше, а пока победа за мной.
И шатер твой забираю, у меня на него другие планы, можешь вычесть его стоимость из той четверти, что отныне мне должен.