Что-то все время, что нахожусь в этом мире, в дороге проходит, размышлял я.
Как в Дертоген попал, так и не прекращаются мои путешествия.
Видимо услышал кто-то наверху о давнишних моих мечтах, и обеспечил приключениями в полной мере. Да и где же их еще искать, как в не дороге?
Можно конечно найти приключения, даже если пару раз вокруг своего дома прогуляться, или в походе к ближайшему ларьку за пивом, но это уже особый случай.
Вообще-то мне здесь нравится почти все. И климат, и люди, и экология. Особенно теперь, когда я барон с отличной шпагой на прекрасном коне.
Вот только неприятностей бы чуть поменьше, ведь сыплются они как из рога изобилия. Не успеешь с одной разобраться, приглядишься и видишь, как следующая радостно потирает ладошки в предвкушении встречи.
Чем ближе к Дрондеру, тем оживленней становилось движение и тем чаще попадались постоялые дворы.
Это постоялый двор выглядел как-то особенно уютным и располагался он в живописнейшем месте, на берегу небольшого озера, сплошь заросшего кувшинками. На дальнем от дороги береге возвышалась скала, с росшим на самой вершине одиноким деревом. И дубрава, густая дубрава, по обеим сторонам тракта. Красиво.
Двор почему-то назывался "Грех и раскаяние" и мы провели в нем чуть ли не сутки, заселившись задолго до заката и отправившись на следующий день после обеда, позволив себе продолжительный отдых. Без этого никак, лошади — не машины и имеют обыкновение уставать.
Я расплачивался с хозяином за отличный обед, который мы только что отведали, когда на улице послышался шум.
Сначала я не обратил на него внимания, в таких местах это обычное дело. Тем более что голос, звучавший чуть ли не на визгливой ноте, явно принадлежал дворянину. А эта публика вечно чем-то недовольна. Такое вот у меня сложилось мнение из моего опыта общения с ними. Что характерно, чем ниже дворянин по статусу, тем скандальнее, видимо пытаясь таким образом компенсировать свое ничтожество. Да и что их в большинстве случаев отличает от обычных крестьян? Разве что сама принадлежность к дворянскому сословию, да непомерная гордыня, напрямую связанная с этим. Особенно такое относится к провинциальным дворянам. Сейчас я выйду и обязательно увижу одного из них, грубого невежественного человека с непомерным самомнением и гнутой ржавой шпагой на боку.
Нет, конечно, далеко не все такие. Всегда эти люди были на острие культуры, благородства и примеров служения отечеству.
Помню, меня поразило, когда я прочитал о родном брате императора Александра I, Великом князе Константине, том самом, что прошел простым солдатом в армии Суворова всю Италийскую компанию, перевалив с ним через Альпы.
И кто знает, кто знает, не большая ли заслуга во всем этом его, чем Александра Васильевича, умудрившегося оставить летом чуть ли не половину армии там, где Ганнибал прошел зимой, да еще и со слонами.
А такие только и умеют рассуждать о своей родословной, о том, в каком колене они приходятся родственниками чуть ли не самому императору Конраду III. Попался мне один, тоже на постоялом дворе, и деваться было некуда, кроме того, что выслушивать его рассуждения на эту тему, потому что на дворе был дождь, а спать еще было рано.
Выйдя на улицу, я и обнаружил именно такого, вот только картина, увиденная мной, совсем не понравилась.
Потому что перед ним, навытяжку, возвышаясь на целую голову, стоял Тибор, и по щеке его сбегала тонкая струйка крови от пощечины, нанесенной ему перчаткой чрезвычайно разгневанного дворянина. Такие перчатки не только для защиты кожи рук от солнца и ветра, и об этом я уже говорил.
Дворянчик продолжал орать на Тибора, называя его хамлом, быдлом и еще рядом подобных столь же нелестных слов, которым я даже не мог подобрать перевода.
Так, если взять этого типа за шиворот одежды и раскачать, то можно легко отправить его под ноги к еще трем господам, прислушивающимся к разговору. Здесь главное ловить момент, когда он будет направлять свое усилие, чтобы восстановить равновесие, отклоняясь в противоположную сторону.
И полетит он как миленький, подняв при этом клубы пыли при падении.
Вот только делать этого никак нельзя, потому что он в своем праве. Если Тибор оскорбил дворянина, то такое грозит ему очень серьезными последствиями. Конечно же, дело до суда не дойдет, не дворянское это дело, сутяжничать. Все решится здесь, на месте. И боюсь даже думать, чем все это может закончиться.
Но делать что-то обязательно нужно, это мой человек.
— Что здесь происходит? — решительно заявил я, приняв соответствующую позу, положив руку на эфес шпаги. Сначала попробуем разобраться, а затем уже будем что-то предпринимать.
Человек обернулся ко мне, и, увидев, что имеет дело с дворянином, гневно произнес:
— Это быдло оскорбило меня — для наглядности он указал пальцем на смертельно бледного Тибора.
— Преднамеренно? — это очень важно, потому что в таком случае Тибора трудно будет спасти от расправы.
— Какая разница, преднамеренно, нет. Он оскорбил меня и этого достаточно!
— Для кого достаточно? — люблю разговаривать вопросами, потому что это мало кому нравится и практически всех нервирует.
— Да хотя бы для меня! -
Что же он тебе сделал, бедный Тибор? Ведь он хорошо представляет себе последствия неуважительного поведения с представителями знати.
— Не имею чести…? — тоже неплохой вопрос, после которого воспитанные люди обычно представляются. У этого воспитания хватило.
— Эрнеур Агреус — последовал легкий кивок, после которого мне следовало представиться самому.
— Артуа де Койн, барон — мой ответный кивок был ничуть не тяжелее. Кроме того я убрал руку с эфеса шпаги, и сделал это очень удачно, потому что лучи солнца засверкали на крупном сапфире, утопленном в навершии эфеса.
Вот так-то, мон шер. Я, в отличие от тебя имею титул, что в местном табеле о рангах существенно повышает мой статус.
— Де Койн? Что-то я не слышал о таком роде — не сдавался мой оппонент, скользнув взглядом по моей одежде. Конечно же, его не интересовал ее фасон, и даже качество материала, пошедшее на ее изготовление. К дорожной одежде требование другие и судить можно скорее по оружию, что я продемонстрировал вполне успешно.
Суть совсем в другом. В ее цветах.
Каждый наиболее значимый род в Империи, да и не только, имел свой особенный цвет, вернее трехцветье. Например, роду Эйсенов принадлежал черный, золотистый и немыслимый оттенок голубого. Так вот, по цветам можно составить представление о принадлежности любого дворянина к тому или иному роду.
Роды мелкие, но имеющие отношение к более знатным, могут иметь в своем гербе такие же цвета, но с некоторым отличием в оттенках, насыщенности, и так далее.
Когда роды пересекаются браками, то иногда получаются сочетания их цветов. Словом, в подавляющем большинстве случаев можно составить хотя бы отдаленное представление о знатности и древности рода. Мир здесь более красочный, одних оттенков голубого все сто шестнадцать. Может быть, я преувеличиваю, но не далек от истины.
Конечно, совсем не обязательно свою принадлежность к триколору показывать белой шляпой, синим камзолом и красными сапогами с шароварами совокупно.
Можно обозначить свой род цветами перевязи шпаги, ремнем, лентой на тулье шляпы, другими деталями одежды, камнями в перстне, наконец. Неважно как, главное, чтобы окружающим было понятно.
Так вот, ничего такого у меня еще не было. Нет пока еще у меня всех этих необходимых вещей, герба, родовых цветов, даже девиза. Не успел еще обзавестись.
Но знать ему об этом совсем необязательно.
— Вы знаете, я нахожу это очень удивительным — задумчиво протянул я, внимательно оглядев по очереди оба его уха.
Нет, я совсем не против людей с большими, почти огромными ушами. Вот только последняя его фраза если еще не оскорбление, то уже не далеко от него ушла. В этой среде свои правила игры, и играть по ним придется, хочу я того, либо нет.
Моя шутка понравилась даже тем троим, что, несомненно, были из его компании.
Пара из них не смогла сдержать улыбок. Скромных таких и очень скоро погашенных, но все же уловимых.
Тибор продолжал стоять, боясь пошевелиться. Для этого мира ситуация очень серьезная. Ничего Тибор, мы что-нибудь придумаем.
И дело даже не в том, что мы с тобой прошли и видели очень много. Будь на твоем месте человек, которого я знал бы всего второй день, и с которым бы нас ничего не связывало, даже в этом случае ничего бы не изменилось. Ты со мной и я за тебя отвечаю. Иначе грош мне цена, что в этом мире, что в моем прошлом.
Как самый крайний вариант есть у меня один ход, и он обязательно сработает. Если дело зайдет слишком далеко и ничего уже нельзя будет изменить, я поинтересуюсь у своего собеседника, его шпага, не родом ли она из Сонтрондира.
Сонтрондир, это небольшое королевство, расположенное рядом с Монтарно, тем самым, что имеет общие границы с герцогством Эйсен-Гермсайдр. Судя по рассказам о нем, ничем он не примечателен, кроме одного. Дворянский титул там можно купить. Причем купить за весьма мыслимые деньги. И, если это дело не поставлено на поток, то, во всяком случае, вполне реально.
Вот только в Империи, да во многих других державах, получение такого дворянства весьма презираемо. Наверное, это снобизм, но с другой стороны такие вещи получали или получают за какие-то особые заслуги. Меня в расчет не берем, мне до сих пор кажется, что мне мой титул достались не совсем заслужено. Хотя тот же Горднер успел уже пару раз успокоить меня по этому поводу.
Человек, получивший дворянство таким образом, не мог рассчитывать на хоть сколь какое-то уважение со стороны других дворян. Ему откажут в доступе во многие уважающие себя дома, да и там, куда он умудрится попасть, будут посмеиваться за его спиной.
С таким человеком не станут спешить породниться, будь он даже владельцем весьма приличного состояния. Деньги здесь решают далеко не все и это, наверное, правильно. И самое главное, обвинение в получении дворянства именно таким образом, считается тяжелым оскорблением, за которым немедленно последует вызов.
И я ни секунды не сомневаюсь в том, что большеухий мгновенно забудет об оскорблении, нанесенном ему Тибором, едва я задам ему этот вопрос.
Потом либо не станет его, либо мне будет все равно, что случится с Тибором дальше. Мне вообще все будет все равно. И, к сожалению, ничего лучшего в голову не приходит.
Ладно, ждем его ответный ход.
Когда мой собеседник совсем уж было открыл рот, чтобы произнести, не сомневаюсь, нечто для меня оскорбительное, из-за угла двухэтажного здания постоялого двора показался Крижон, ведший в поводу Ворона.
Ворон грациозно переступал длинными сухими ногами, играя клубками мускулов на могучей груди, перекатывающимися под черной блестящей атласной кожей, гордо изогнув лебяжью шею.
— Аргхал! — восторженно прошептал мой недавний диспутер. Кем бы он ни был, этот человек, но в лошадях он понимал. Да и не надо ничего в них понимать, нужно всего лишь посмотреть на моего коня. Вряд ли он сможет оставить кого-нибудь равнодушным.
Когда Крижон подвел его совсем близко, Ворон потянулся ко мне головой.
Как же, как же, мой зайчик. Я же совсем о ней забыл, со всеми этими негодяями. Вот она, твоя ржаная горбушка, посыпанная крупной, чуть желтоватой солью.
Ворон осторожно снял ее с моей ладони своими бархатными губами и ткнул носом, всхрапнув.
Сейчас поедем, красавец, застоялся ты за это время. Ну их всех к черту с ничтожными проблемами и амбициями.
Я вставил ногу в заботливо придержанное Крижоном стремя и легко взмыл на коня.
Надеюсь, это у меня получилось действительно легко, потом что сейчас как раз тот случай, что всадник должен быть достоин своего коня, но не наоборот. Иначе получишь в спину насмешку, пусть и не озвученную, везет же людям, на коне ездить толком не умеют, а обладают таким сокровищем.
Уже с высоты Ворона я заявил этому человеку, все еще стоявшему под впечатлением увиденного:
— Я обязательно накажу его, господин Агреус. И, клянусь честью, мое наказание будет очень жестоким.
Тибор поежился теперь уже под моим взглядом, надеюсь достаточно тяжелым, а Агреус кивнул головой, да, да, конечно, нисколько в этом не сомневаюсь.
Как же ты вовремя появился, Крижон, пусть даже сделал это не преднамеренно.
Ведь все могло закончиться достаточно плачевно. А для Тибора царапина на щеке очень удачная расплата за то, что он может быть даже и не совершал.
Когда мы отъехали достаточно далеко, я поинтересовался у Тибора:
— Что произошло?
— Я наступил ему на ногу, Ваша милость — ответил тот.
Да уж, еще раз спасибо Крижону. Если это еще не преступление, то в любом случае достаточный повод даже для того, чтобы возможно даже убить его.
И я не смог бы за него заступиться. Потому что меня бы не смог понять абсолютно никто.
Да и было ли у нас по-другому?
Примерно в такие же времена в Японии крестьянин мог лишиться жизни за один лишь косой взгляд в сторону самурая.
— Тибор — снова обратился я к нему — я дал слово дворянина, что накажу тебя и накажу очень жестоко.
Тот кивнул головой. А что ему оставалось делать, сыну своего времени и своего мира.
— Так вот, Тибор. Ты четырежды объяснишь Крижону, почему обманул его с человеком, могущим своим прикосновением превратить любой предмет в золотой и зачем ты это сделал.
Крижона пошатнуло в седле. Ведь я знал его планы относительно золота, что может стать его долей. Все та же корчма, только уже не на родине, а на западной окраине Мулоя, где он уже успел присмотреть для нее место.
Слишком уж злая шутка получилась на этот раз у Тибора, хотя вряд ли он такого желал. Ничего, отбрешется, да и Крижону пора поумнеть и перестать верить во всякие сказки.
Тем более что Тибору рано или поздно все равно пришлось бы это сделать.
В Дрондере мы пробыли пару дней.
Причиной тому стало мое решение положить оба векселя в один из столичных банков. Так будет спокойнее для меня и надежнее для денег.
Оба моих векселя были на предъявителя, но получить по ним деньги случайному человеку будет весьма затруднительно. Как я смог понять, против такого существовала защита, ведь для того, чтобы я мог уверить в том, что векселя действительно мои, мне следовало при обращении в банк озвучить несколько цифр. Прямо пин-код какой-то, усмехнулся я, когда мне это объяснили еще в Мулое. Уж не знаю, где такие цифры в векселе были зашифрованы и каким образом это сделали. Я внимательно изучил оба векселя, но так и не смог ничего понять. Выполнены они были из пергамента хорошего качества и пропитаны бесцветным веществом, видимо для предохранения от влаги.
Герб банка, выдавшего вексель, печать, сумма прописью, сумма числом, еще какие-то закорючки и буквы. Ничего не понятно.
Да и черт с ним, мои ли это проблемы. Проблема оказалась в том, что в банке, в который я обратился, меня попросили подождать до следующего вечера. Не знаю, что было тому причиной, но пришлось подчиниться, поскольку вряд ли порядки в разных банках отличаются. Экспертизу на подлинность будут производить, усмехнулся я про себя.
В столице я в очередной раз обновил гардероб, потому что хотелось предстать перед Миланой совсем другим человеком.
Зашел в Геральдическую коллегию, но пока безрезультатно. Дело в том, что при пожаловании титула или получении дворянства составляются новые гербы, которые подтверждались королевской грамотой. Вот такое послание из герцогства я и ждал. Не было у меня времени, чтобы полностью решить этот вопрос еще в Эйсен-Гермсайдре, слишком уж мы торопились. Мне только и удалось переговорить сухим морщинистым старичком, главным в местной коллегии, который казалось, насквозь пропитался бумажной пылью архивов.
Вместе мы набросали эскиз моего герба, договорились о его цветах и даже девизе, что будет на нем начертан. Все остальное он должен был сделать сам и переслать после утверждения Великим герцогом именно по этому адресу. Тогда я смогу нанести свой герб на все предметы по желанию, а также пользовать одежду и остальное в моих родовых цветах. Придумать свой герб стоило мне многих усилий, а затем я просто передрал его с эмблемы Ферарри — черная вздыбленная лошадка на золотистом фоне.
Наверное, на эту мысль меня натолкнула моя фибула, где была изображена черная лошадь, да и цвета соответствовали цветам герцогства Эйсен-Гермсайдр, к которому я теперь имел отношение. Разве что третьим цветом я выбрал алый.
А вот с девизом особых проблем не случилось, почему-то мне в голову сразу пришел один из уже существовавших, пусть и в моем мире. Род этот когда-то пересекся, а сам я не имел к нему никакого отношения, но смысл девиза мне подходил как нельзя больше.
"Fieri praestat, guam nasci" — так это было на латыни, что в переводе означало:
"Лучше быть пожалованным, чем родиться".