«Фельзеннест»
- Мой фюрер! Вам нужно сделать рентген головы. Удар был слишком серьезный, и возможно…
- Оставьте, Хизе, - Андрей повелительным жестом заставил своего личного хирурга замолчать. - Ничего подобного, у меня не может быть сотрясения мозга. Ведь рвоты нет, не тошнит. Не забывайте, я ведь воевал, контужен. Знаю, что это такое. Просто удар был силен…
- Мой фюрер! - несколько бесцеремонно перебил его второй. - Поставить точный диагноз может только детальное обследование в берлинской клинике. Здесь, в ставке, просто нет таких возможностей. А потому я вас прошу серьезно отнестись…
- И вы туда же, Моррель! - Андрей повысил голос на еще одного личного врача, чьи пилюли он должен был глотать для лучшего пищеварения.
Эта троица, двое из которых примчались из столицы, ему уже порядком надоела. С утра пораньше принялись вокруг него хлопотать, как наседки возле одного цыпленка, чуть ли не по сантиметру голову исследовали.
- Но, мой фюрер!
- Господа! Я благодарю вас за заботу, вы хорошие врачи. Но сейчас нет времени - решается судьба Германии. В течение ближайших дней, даже часов, исход этой войны станет ясен. Вы понимаете, почему я настаиваю?!
- Да, мой фюрер, - все трое врачей отозвались чуть ли не хором, и Андрей усилил натиск.
- Скажите, если бы такую травму получил простой солдат, вы бы сочли ее слишком серьезной? Только честно. Не вздумайте вилять!
- Нет, мой фюрер. Но вместе с тем…
- Оставьте, Хизе. Понимаю ваши опасения, но вы должны понять, что я не имею права отдать себя на обследование, когда наши солдаты рвутся к победе. Не имею права!
Андрей впился взглядом в каждого по очереди, и те, осознав, что фюрера им сейчас не переупрямить, сделали шаг назад, сдавая позиции. Он тут же мысленно возликовал, ведь целый медицинский консилиум был побежден - ни один из врачей ничего не заподозрил. Хотя сомнения остались у эскулапов, смотрели на него весьма озабоченно!
- Мой фюрер, - вперед опять выступил Хизе, ведь травма Гитлера как раз была по его профилю. - Но после того, как разрешится кризис на фронте, вы должны пройти самое углубленное исследование, и если нужно, то и лечение. Такие повреждения…
- Конечно, мой доктор. Вы великолепный специалист, и я с удовольствием подчинюсь вам… - Андрей заговорил с нотками благодарности в голосе, а два других врача стали смотреть на хирурга весьма ревниво. Этого Родионов и добивался - стравить всех и вся, и пусть между собой счеты сводят, пока вся Германия полоумной не станет. Но как их выпроводить побыстрее?
Андрей потоптался на месте, словно конь, подыскивая предлог, и с надеждой взглянул на Шмундта - эти дни полковник находился при нем практически безотлучно. И главный адъютант понял, что хочет главнокомандующий нацистской Германии.
- Мой фюрер! Важные новости из Франции!
- Извините, господа, - врачи повиновались энергичному жесту и быстро сгребли со столика свои причиндалы. Андрей облегченно вздохнул - медосмотр прошел, но осадок остался. И еще - эти несколько часов он мучительно хотел курить. Это было уже его желание, хотя организм всячески сопротивлялся, за малым тело мурашками не покрывалось.
- Что у вас, Шмундт? - курить хотелось настолько остро, что Родионов неимоверным усилием заставил себя отвлечься на дела.
- Дюнкерк взят танками Гудериана, мой фюрер! Но англичане пытаются отбить порт, они ввели в бой уже две пехотные дивизии. На подходе еще одна, с танками усиления.
- Ага! Вот он, час! - несколько патетически воскликнул Андрей, почувствовав необычайный прилив радостного настроения. Мышеловка захлопнута, теперь бы только не упустить британцев. Пружинка-то слабовата, а вместо мыши попалась здоровенная крыса, зубастая и сильная.
Так что три дивизии Гудериана понесут серьезные потери в течение ближайших часов - десять английских дивизий будут прорываться к побережью с отчаянием обреченных, ведь иной дороги у них нет. Только рывок к морю, чтобы с песчаных желтых дюн эвакуироваться на свой родной остров.
- Что еще, Шмундт? - судя по виду полковника, что чуть переминался на месте, новость не была единичной.
- Мой фюрер! В ставку прибыли для награждения парашютисты генерала Штудента, отличившиеся при десантировании в Голландии. После полудня из Берлина прилетят срочно вызванные по распоряжению генерала Кейтеля начальник абвера адмирал Канарис с офицерами. Им назначено на вечер. Какие будут указания, мой фюрер?
- Прилетят голуби мира?! Ну что ж, пора бы навести награждение по заслугам, - пробормотал под нос Андрей, сжимая пальцы в кулаки до хруста.
- Вы что-то сказали, мой фюрер?
- Кто из СС сейчас в ставке?
- Группенфюрер Карл Вольф, мой фюрер.
«Это человек Гиммлера, недаром он в сорок пятом в Берне переговоры вел с Алленом Далласом», - Андрей задумался, припоминая остросюжетные повороты фильма «Семнадцать мгновений весны».
Иметь такого соглядатая под боком, когда он начал раздумывать, как бы половчее СС раздавить, его не устраивало. Опереться не на кого, там еще тот змеевник. И тут ослепительная мысль озарила мозг. Теперь он знал, кого стоит вызвать в ставку.
- Шмундт! Совещание вечером, как всегда. Да, вот еще. Кто, на ваш взгляд, из бывших министров иностранных дел рейха более всего пользуется весомым положением у западных стран?
- Фон Нейрат, - после долгой и мучительной паузы отозвался полковник. Но прямой взгляд фюрера выдержал: «Не любит нацистского выскочку Рибентропа, ох, как не любит. Еще бы, пивовара в министры».
Он сейчас управляет протекторатом Богемия и Моравия, - тихо уточнил офицер.
«Ну, Адольф, ну ты и сукин сын! На бывшую Чехию целого министра поставил, пилюлю Западу подсластить. Мол, оккупации нет, уважаемый человек там всем заправляет. Теперь понятно, почему чехи всю войну вермахт исправно снаряжали и вооружали».
- Вызовите его в ставку. Мне нужно с ним встретиться послезавтра. И еще одно…
Андрей задумался и прошелся по кабинету. Впрочем, не стоило торопиться и лезть в политику, пока внутренние дела беспокоили больше. А потому он решил заняться ими вплотную.
- Сейчас мне нужен Шауб, у меня поручение для адъютанта от СС.
- Есть, мой фюрер! - полковник четко развернулся и вышел из кабинета. Не прошло и полминуты, как в дверях появился молодой офицер в полевой форме, только на воротнике двумя змеями изогнулись эсэсовские руны.
- Шауб, как вам начальник гестапо? На ваш взгляд?
- Штандартенфюрер Мюллер очень опытен. В полиции служит долго, еще с начала двадцатых, в Мюнхене. Он тогда вел ваше дело, мой фюрер, - взгляд адъютанта был несколько удивлен.
И тут Андрей вспомнил, что «папаша» Мюллер гонял нацистов во время «пивного путча» и коммунистов тоже брал за хиршу. Профессионал, мать его, такие любой власти нужны. Сатрап, конечно, но разве в политической полиции слюнтяев держат?! Да и с Берией никакого сравнения пока нет, тот уже достаточно страха навел. Не говоря уже о карлике Ежове, что три года назад всю страну террором задавил и кровью залил.
У Мюллера все еще впереди, вот только кровопийство Андрей решил пресечь на корню. Нацистскую партию с СС ликвидировать, чтоб и духа не осталось, а для того этот бывший сыскарь и потребуется: его руками проделать сию операцию, пока он такой важный пост занимает.
Дюнкерк
Генерал Гудериан не отрывался от бинокля, картина развернувшегося боя завораживала, все было так, будто он в одночасье два десятка с лишним лет сбросил. Еще бы - британцы атаковали позиции первой танковой дивизии пехотными волнами, будто опять возродились бои на Сомме, Аррасе или Камбре.
Раз за разом выплескивались к Каналу густые цепи «томми» и, попав под плотный пулеметный и артиллерийский огонь, тут же залегали и отходили, чтобы через какое-то время начать все сначала.
Традиционное упорство островитян здесь вылилось в ослиное упрямство. Но Хайнц их хорошо понимал - другого большого порта для эвакуации просто не имелось, а из Ньюпорта или с песчаных дюн рыбацкими лодками или яхтами много народу не вывезешь.
- Они опять пошли в атаку, герр генерал, - оберст Неринг говорил глухо, пыль, поднявшаяся от бесчисленных разрывов снарядов, не только запорошивала глаза, но и забивала глотки, а оттого даже язык ворочался с трудом, царапая, словно рашпилем, пересохшую гортань.
Действительно, вскоре из разрывов стали появляться британцы - солдаты все-таки прорвались к каналу. Было видно, как английские саперы копошатся, пытаясь сотворить импровизированную переправу.
Мотострелки пытались отогнать британцев, но безуспешно - проклятая пыль полностью накрыла наспех отрытые окопы. В течение часа все решится - если британцы форсируют канал, то они вернут себе порт.
Гудериан оглянулся - над городом поднимались густые черные клубы дыма. Горело хранилище, заходились веселым пламенем тонны бензина, что должны были потечь в бездонные баки тысяч автомобилей и танков экспедиционной армии. Это стало результатом уличных боев - британцы сами подожгли свои запасы, лишь бы они не попали к немцам. Жаль, конечно, горючее пригодилось бы вермахту!
Но генерал не чувствовал сожаления, ведь десятки цистерн его танкисты захватили лихой атакой, и теперь корпус не нуждался в топливе. Вопрос только в том, удастся ли удержать позиции и не пустить британцев к побережью. Здесь Хайнца Гудериана начинали терзать серьезные сомнения - уж слишком яростен был натиск английской пехоты на две потрепанные танковые дивизии.
Хуже того, не имелось резервов, в чудовищную топку боя уже кинуто все, что было под рукой, даже ошметки и остатки - две роты эсэсовцев, мотоциклетный эскадрон разведбата, наспех сколоченные Неррингом из тыловиков и нестроевых подразделения и группы.
И надеяться на подкрепление не приходилось - другие корпуса танковой группы Клейста сами вели тяжелые бои, стремясь поскорее сломить ожесточенное сопротивление сильных арьергардов противника.
- Они опять летят, мой генерал, - полковник несколько беззастенчиво ухватил командующего за рукав, показывая рукой на небо. А там, со стороны пролива огибая по пути столб черного дыма, довольно невысоко летели хищные силуэты - британцы практически без остановок на свой традиционный чай бросали эскадрилью за эскадрильей.
И не успевали «Бленхеймы» сбросить бомбы, как на штурмовку тут же устремлялись «Харрикейны». И те немцы, что уцелели под разрывами бомб «спаниелей», попадали под плотный пулеметный огонь низко летящих «ураганов».
Гудериан искоса глянул на обжитую воронку - любому военному хорошо известно, что бомба, как и снаряд, дважды в одно и то же место не попадает. Хотя генералу были знакомы и исключения из этого, когда атака или обстрел наносились массированно, вот тогда вся местность превращалась в изрытый воронками лунный пейзаж.
Однако осуществить свое намерение прыгнуть в убежище генерал панцерваффе не успел, в небе все изменилось за секунды, будто вернулась прошлая неделя, когда люфтваффе сметало с неба авиацию союзников.
Вот и сейчас, совершенно неожиданно, ибо атака была произведена от солнца, а потому истребители не были замечены в голубом небе, серебристые «Мессершмитты» стремительно спикировали на идущие строем английские бомбардировщики и тут же добились успеха.
- Один горит! Второй!
- Третий пошел!
- Наши берут верх!
- Это парни Мельдерса!
- Хорошо поперчили!
Штабные офицеры и солдаты громко переговаривались, чуть ли не хором кричали, обсуждая перипетии воздушной схватки. Да и самого генерала увлекло незабываемое зрелище - семь дымных следов устремились к земле.
Оставшиеся английские самолеты спешно избавлялись от своего смертоносного груза, вываливая его в море, и сразу разворачивались на обратный курс, стремясь поскорее уйти от места избиения младенцев.
Однако триумф германской авиации был сразу же омрачен появлением вездесущих английских истребителей. Горя жаждой отмщения, молодые пилоты «Харрикейнов» и «Спитфайров» яростно набросились на «Мессершмитты» - в небе тут же закружился густой клубок из переплетенных пулеметных трасс, и зловещими черными змеями потянулся к земле и морю дым сбитых самолетов. Причем немцы стали явно проигрывать и понемногу выходить из боя, унося ноги, вернее крылья, к родным пенатам.
Генерал не испытывал жалости - на войне потери неизбежны. Летчики свою задачу полностью выполнили и дали небольшую передышку его солдатам, уже измотанным беспрерывными воздушными атаками.
А сейчас нужно было сосредоточиться на главном - под прикрытием непроницаемой дымовой и пыльной завесы с минуты на минуту британские солдаты начнут переправу через Канал. Иного пути спасения для них просто не осталось.
«Фельзеннест»
В бараке для совещаний на этот раз была уйма народа, прямо не протолкнуться. Дело было в том, что добрая половина присутствовавших, два десятка офицеров и солдат, явились в ставку за наградами, которые им предстояло получить из рук самого фюрера. Вперемежку с офицерами вермахта стояли солдаты с желтыми авиационными петлицами - десантники генерала Штудента, особо отличившиеся в первые часы наступления на западе.
В такой церемонии Андрей участвовал второй раз в жизни, вернее, первый, когда он сам награждал, ведь до того один раз наградили только его, вручив набор из двух медалей - «70 лет вооруженным силам» и афганскую «Воину-интернационалисту». С той поры Союз развалился, а Наджибуллу самым вульгарным способом повесили. Жаль, конечно, мужик хороший. Янкесам его гибель еще отрыгнется, кашу они заварили там изрядную.
Тут Андрей усмехнулся - нашел о чем рассуждать. О будущем, которого может и не быть?! Ведь сейчас еще ничего не определено, главное, войну с СССР не допустить любой ценой. Даже если этой ценой станет Прибалтика или там Финляндия с Румынией.
Пусть на своей шкуре узнают, что такое настоящая советская власть. Вот тут Андрей испытал укол мучительного сомнения - с одной стороны, он сильно недолюбливал коммуняк, которые отождествлялись у него с вселенским злом, но с другой стороны, там была его Россия, народ, именуемый русским, - а это были свои, пусть и придавленные дурманом коммунистической идеологии.
Однако, тут же взяв себя в руки, настроился - адъютант держал в руках крест на красно-черно-белой ленточке, который предстояло приколоть к мундиру стоявшего навытяжку офицера.
«Ладно, шут с ними. Вручу крестики, а заодно посмотрю на этого парашютиста, что Джона, как его, Луиса, что ли, в нокаут отправил. Или нет? А хрен его знает, уже забыл слова тренера, что в детстве что-то про этого немца нам, пацанам, рассказывал».
Макс Шмелинг стоял вторым, и Андрей с интересом посмотрел на знаменитого боксера-тяжеловеса, чемпиона мира среди профессионалов. Гордость Германии впечатляла, и Родионов машинально отметил, что даже в той его жизни, будучи молодым и здоровым, он бы не рискнул связываться с этим тевтоном. Ну, если только пьяного и связанного, да сзади, ломом по затылку шваркнуть. А так ни-ни, кому ж шепелявить без зубов охота?!
Андрей уже обвешал Железными крестами парашютистов, что навели шороха в Голландии, взяв лихой штурмовой атакой неприступные бельгийские форты. Одно слово - десантура, она чем-то друг на друга похожа, что наша, что немецкая. Парней со слабыми кишками в нее не берут!
Он тут же скосил глазом - офицеры стояли левее, уже лучась самодовольством, выпячивая грудь, на мундирах висели награды. Ничего не поделаешь, работа такая у фюрера, кресты им вручать. Хотя сам Родионов с немалым удовольствием не «железные» бы навешивал на тевтонов, а березовыми наделял. Да так, чтоб на верхний колышек еще каску надевать, вот тогда была бы полная лепота.
«Так-с. Клиенты успокоились, получив свои кресты, расслабились, потому пора настала начинать представление. Чтоб потом цирк уехал, а клоуны остались», - Андрей чисто по-фюрерски потрепал боксера по плечу и открыл рот для речи, благо почти час ее в мозгу прокручивал.
- Вы совершили подвиг, парашютисты! Подвиг! Вы герои рейха! - патетически громко заговорил новоявленный Гитлер, совершенно не испытывая смущения от своего наглого самозванства. - Но ваш подвиг не состоялся бы, если бы другие славные офицеры Великой Германии не позаботились об этом!
Андрей сделал шажок в сторону и стал совсем близко к стоявшему рядом со Шмелингом полковнику абвера, который и был назначен им главным гвоздем программы. А для того пришлось постараться, хорошо надавить на кого следует, чтобы награждаемых поставили не по чинам, а вперемешку, да так чтобы рядом с боксером стоял именно этот офицер.
- Так, за сутки до нападения один полковник предупредил голландского военного атташе Санса о начале операции «Гельб», и союзники подготовили нашим парашютистам горячую встречу, что привело к большим потерям! Ведь так, полковник Остер?!
Андрей схватил офицера за грудки чисто по-русски, и странно, что в данный момент он был абсолютно спокоен. Прежний Гитлер должен сейчас брызгать слюной, но почему-то молчал, словно пришибленный.
Андрей был возмущен чудовищным предательством и напрягся в томительном ожидании. Зато зрение стало острым, и он видел даже малейшие капельки пота на вытянувшемся лице абверовца, что стали обильно орошать за секунду ставшую смертельно бледной кожу.
- Вы посмотрите на иуду, господа! Вам поплохело, Остер?! С чего бы это? Или вы выполняли приказ Канариса?!
Вот теперь возопил настоящий Гитлер, затопав внутри ногами и забившись в истерике. Андрей держал поводок крепко, хотя чуть ослабил, для того чтобы представление было более натуральным.
Полковник быстро засунул правую руку в карман, и только сейчас Родионов сообразил, что сам допустил чудовищную ошибку. Дело в том, что он уже убедился, насколько скверно охраняли Гитлера.
Генералы и офицеры, идя на встречу с фюрером, просто вынимали из кобур свои «парабеллумы» и «вальтеры», но в их карманы и портфели никто не заглядывал. Недаром одноглазый полковник чуть ли не полную сумку тротила под стол Гитлера поставил.
А сейчас абверовец достанет запасной пистолет и выпустит пару пуль в упор! Решит, что если погибать, так с музыкой. Такой шаг, находясь на его месте, сам Андрей предпринял бы без раздумий.
За доли секунды эта мысль достигла и той части мозга, где сидел разум настоящего Гитлера - и тот сразу запаниковал. Андрей почувствовал жгучее желание отпрыгнуть, спрятаться за парашютистов, пусть в них попадут пули, зато он останется в живых. Но в ту же секунду воля Родионова снова схватила настоящего Гитлера за загривок.
«Пусть все идет как идет. Не станет покушения графа Штауффенберга 20 июля 1944 года, а будет выстрел Остера 25 мая 1940 года. Прикольно - ведь и тот, и другой полковники. Глаз ему, что ли, выткнуть, для вящего сходства. Ну и юмор у тебя, парень! Нет, не успею!»
Андрей усмехнулся - будет больно, но он освободится от этого мерзкого для него тела. Так что за все надо платить. Секунда растянулась в минуту, все люди будто застыли в его глазах, и лишь полковник медленно, очень медленно, прямо тягуче вынимал руку из кармана.
Дувр
Никогда в порту не было такого скопления яхт, лодок, катеров и буксиров, как в этот день. Многие сотни, если не тысячи таких суденышек спешно собирались сейчас по всему побережью юго-восточной Англии.
Адмирал Бертран Ноум Рамсей чуть слышно скрипнул зубами - таким флотом он еще никогда в жизни не командовал, а ведь довелось ему служить без малого сорок лет, и сразу же на только что вступившем в строй новейшем линкоре «Дредноут», появление которого разом перечеркнуло существование огромных флотов броненосцев. В Великую войну командовал монитором, эсминцем, потом долгое время исправно тянул «лямку» на административных должностях. И вот сэр «Винни» вспомнил еще не старого адмирала и вручил в его руки судьбу британской короны.
Еще бы - если на материке погибнут десять вышколенных кадровых дивизий, попавших в окружение, то Англия останется практически беззащитной, ибо восстановить армию будет чрезвычайно трудной задачей.
Танки и пушки не более чем расходный материал, такой как эсминцы, это он прекрасно понимал по флоту, но беда в том, что потеря драгоценных «экипажей», когда новобранцы еще не обучены, для британской короны может обернуться крайне дорого. Тут недалеко и до катастрофы!
Знакомый гул моторов над головой заставил моряка взглянуть на небо. Прямо над ним пролетели два десятка стремительных «птиц», похожих на стрижей, - «Спитфайры» нужны там, под Дюнкерком, где сейчас решается судьба Британии.
В любой другой обстановке адмирал бы выругался, но не сейчас, когда десятки глаз смотрят на него с надеждой. Не пристало джентльмену показывать свое беспокойство прилюдно - именно природное британское хладнокровие позволяло много раз прославленным генералам и адмиралам империи побеждать тогда, когда даже враг считал, что британцы потерпели сокрушительное поражение. Ну и что? Позвольте спросить беспристрастную Клио - в каком гальюне потом оказывались эти враги?!
Так и эти немцы - сейчас они на волне, но пройдет пара лет, как опять станут щелкать зубами и униженно просить перемирия. Так было всегда у империи, над которой никогда не заходит солнце. Вечно! Ибо Британии предназначено править миром!
Адмирал пристально оглядел свой гигантский, если судить по количеству собранных единиц, флот. Еще несколько сотен суденышек уже шли через Канал к близкому побережью Бельгии и Франции - спасать английских солдат.
Рамсей отдавал себе отчет, что будет великим счастьем, если удастся вывезти хотя бы треть. Дело в том, что Дюнкерк, единственный пригодный для эвакуации порт, был захвачен немецкими танками, и вывозить предстояло с абсолютно не оборудованного побережья, причем к большинству суденышек солдаты смогут подойти по горло в воде, если вообще не вплавь. А как прикажете в такой ситуации вывозить раненых?!
Но самым страшным было то, что флот не мог оказать им поддержки - проклятое мелководье не позволяло подойти кораблям с большой осадкой. А стоять на якоре и потихоньку забирать людей со шлюпок и катеров было безумием - транспорт не простоит и часа, как будет утоплен германскими пикировщиками. Можно, конечно, задействовать два десятка эсминцев, но потери, боже, какие будут потери?!
Адмирал скривил губы в горькой ухмылке - после той войны все мониторы, за исключением двух, вооруженных тяжелыми 15-дюймовыми орудиями, пошли на разделку. Ах, как бы они сейчас пригодились! Ведь их специально строили для боев на мелководье вдоль всей Фландрии. Эти три десятка мониторов просто смели бы с берега огнем своих мощных пушек зарвавшихся немецких танкистов, ворвались бы в порт и на раз-два провели эвакуацию. Но чего нет, того уже нет. И не обвинить их лордства в допущенной ошибке - кто тогда знал о таком будущем?! А содержание первого в мире флота накладно даже для богатой империи, которую и так разорила долгая четырехлетняя война.
- Ну что ж, пора начинать «Динамо», - пробормотал адмирал и усмехнулся. Название для этой операции придумал сам премьер-министр, сэр Уинстон Черчилль. Везунчик! И пусть твоя удача хоть частично перейдет на эти утлые челны, которым предстоит совершить невозможное!
«Фельзеннест»
Андрей не сразу сообразил, что происходит. Вроде он стоял напротив Остера, ожидая выстрела, а тут перед ним внезапно выросла широченная спина, полностью перекрыв ему обзор. Родионов высунул нос за мощное плечо и все понял. Реакция у вчерашнего боксера оказалась изумительной - за доли секунды Макс Шмеллинг заслонил его собой.
Полковник Остер лежал на полу, согнувшись в три погибели, закатив глаза к потолку, бледно-кровавый. Бледный потому, что был без сознания, а из расплющенного богатырским ударом носа, словно из брандспойта, хлестала кровь. Полный нокаут!
- Айн, цвай, драй…
Ерническим тоном Андрей начал отсчет, принятый на ринге, совершенно забыв в ту минуту, кто он и где находится. Его обуревала непонятная радость, внезапно захотелось даже петь. Такое состояние ему было знакомо - еще с Афгана, когда чудом избежал смерти, выбравшись из горящего танка, что подорвался на нехилом фугасе и получил еще пару попаданий из РПГ.
- Мой фюрер, - тихо пророкотал голос боксера, - считать не нужно, господин полковник будет долго в беспамятстве.
- Да, конечно, - задумчиво пробормотал Родионов, глядя на крепкий и внушительный кулак боксера. Приложит таким - мало не покажется. Но то эмоции - а взглядом он обвел оцепеневших людей, напомнивших ему финальную сцену «Ревизора».
И тут все замельтешило перед глазами, словно пленку просмотра перевели на ускоренный режим. Трое плечистых парашютистов в голубоватой форме люфтваффе сомкнулись вокруг него - их взгляды не сулили собравшимся ничего доброго. Еще двое десантников с обер-лейтенантом, что командовал планеристами при захвате неприступного бельгийского форта, занялись Остером, и вскоре на ладони офицера лежал небольшой пистолетик.
- Он хотел стрелять в вас, мой фюрер! Иуда! - с рычанием в голосе произнес молодой офицер и сделал энергичный жест рукой. Андрей сразу не понял, к чему такое рукомахательство, но через секунду все прояснилось. А ведь зря говорят, что немцы педанты и не любят проявлять инициативу. Как бы не так - десантура германская явно из другого теста слеплена.
Два парашютиста дружно навалились на еще одного полковника абвера, что с бледным лицом стоял среди награжденных и зачем-то сунул руку в карман. Секунда - офицеру уже заломили руки, весьма профессионально, куда там родной московской милиции. Вот только вместо ожидаемого пистолета из кармана вытянули большой носовой платок - полковник просто хотел вытереть вспотевшее от переживаний лицо.
Андрей усмехнулся - а еще говорят, что у разведчиков железобетонная выдержка. Щас! В общаге среди нищих студиозов было популярно одно высказывание - все мы люди, все мы человеки.
- Мой фюрер! Небо хранит вас для рейха!
Геринг прямо лучился самодовольством, растопырив руки, словно это он прикрыл фюрера от смертоносного свинца. А толстые губы сложились таким умилительным сердечком, что Андрея передернуло.
«Да уж! Боров свою выгоду носом чует, его же парашютисты. Ишь как на Шмеллинга глянул, словно золотишком осыпал. Теперь у мужика карьера резко в гору пойдет», - мысль в голове пронеслась стремительно, и Родионов, в свою очередь, положил ладонь на широкое плечо Шмеллинга.
- Благодарю вас, Макс!
- Это мой долг - защищать Германию и фюрера! - внушительно ответил боксер, и Родионов понял, что дальнейшие благодарности будут неуместны, они только станут обидными для парашютиста.
- Хорошо. Вы настоящий солдат, Макс, - тихо произнес Андрей, убрал руку с плеча верзилы и пошел к невысокому худому адмиралу, что выделялся среди собравшихся несколько бледноватым лицом. Еще бы - у этого выдержка на высоте, четверть века в разведке, всякие коллизии видел. Вот только губа у адмирала чуточку дрожала - Канарис явно чувствовал себя не в своей тарелке. И было отчего…
- Это же прелестно, господа, - Андрей решительно перешел ко второму акту Мерлезонского балета. - Глава военной разведки рейха сам является шпионом. Ведь так, адмирал Канарис?!
- Мой фюрер, - голос моряка был тверд, а взгляд словно резанул алмазом по стеклу. - Это какое-то чудовищное недоразумение! Я не ожидал, что полковник Остер…
- Оставьте, адмирал, ваши отговорки. Ваша карта бита, любитель двуликого Януса. Это же ваш кумир?! Бог лжи и обмана. Так ведь, Канарис?! Я про вас много знаю. А господа генералы сейчас послушают. Помолчите, адмирал, меня не интересуют ваши гнилые отмазки!
Взгляды собравшихся генералов буквально впивались в моряка. И существуй пирокинез, Канарис уже бы сгорел факелом, рассыпавшись в кучку пепла. Но держался молодцом, взгляд не отвел, только маленькие капельки пота, выступившие на лбу, выдавали сверхчеловеческое напряжение. Главу разведки можно было понять - он сейчас глядел в глаза собственной смерти, ведь фюрер не шутил, его голос был преисполнен лютой злобы.
Но что мог предпринять маленький тщедушный адмирал, которого с трех сторон обступили крепкие парашютисты, вперив в него голодные волчьи взгляды. Одно неосторожное движение - и его разделают, как Остера, а с заломленными руками исчезнет последняя надежда оправдаться, пусть она и прискорбно малая.
- Понимаете, господа генералы, но вещь необыкновенная, - Андрей нагло ухмыльнулся. - Глава нашей военной разведки уже давно и очень плодотворно трудится на британцев. Помолчите, Канарис, иначе вам заткнут рот. А я расскажу занятную историю, господа, которая началась очень давно. Тогда наш адмирал был еще лейтенантом и служил на крейсере «Дрезден», что стоял стационером в Латинской Америке. Это было более четверти века тому назад, когда началась война…
Дюнкерк
- Это конец! - гауптштурмфюрер Майер привычно выругался, облегчив крепким словом душу.
Это офицеры вермахта вели себя как аристократы, каковыми, впрочем, и являлась добрая часть из них. А эсэсовцы культурных норм не соблюдали, выражались теми же словами, что и их солдаты.
Эскадрон понес чудовищные потери, под рукой остались четыре десятка мотоциклистов, едва на один взвод. А британцы все лезли и лезли через Канал, вода которого превратилась в кроваво-черную, как та подземная река Стикс, что преграждала путь в царство Аида.
Берега по обе стороны были усеяны сотнями мертвых тел, и Майер невольно содрогнулся, когда отчетливо представил, какое завтра будет стоять здесь зловоние от раздутых на такой жаре трупов.
- Ты еще доживи до завтра… - прошептали потрескавшиеся от пыли и жажды губы, и офицер чуть приподнялся в наспех отрытом окопе.
Британцы оттеснили мотопехоту и теперь спешно укреплялись в захваченном тет-де-поне - предмостном укреплении, а их саперы лихорадочно готовили переправу, накинув один мостик и вытягивая понтон рядом. Еще час, и «томми» хлынут густыми массами, а два десятка пулеметных танкеток, что составляли последний резерв первой панцер-дивизии, их вряд ли удержат.
Рядом судорожно залаял МГ, выпуская очередь за очередью. Пулеметчик старался прижать пионеров, так немцы именовали саперов, не дать им закончить работу. Майер поморщился - патроны были на исходе, как у его парней, так и у солдат, что держали оборону левее.
Гауптштурмфюрер хотел было попросить их поделиться боеприпасами, но обер-лейтенант сам пришел просить у него патроны. Про мины к ротным минометам обе стороны даже не заикались - офицеры прекрасно слышали последние хлопки еще час назад. И чем воевать прикажете? Добрыми германскими клинками, что можно было закрепить на винтовках для последней штыковой атаки?!
- Доннерветтер! - пулеметчик, молоденький обер-шутце, печально улыбнулся офицеру и, присев, стал присоединять к надежному МГ-34 круглый барабан с патронами.
- Последний, гауптштурмфюрер, больше стрелять нечем!
Майер только смог выдавить из себя поощрительную улыбку - час назад, с той же интонацией, этот эсэсовец доложил, что сменил ствол, ибо другой полностью расстрелян и использованию не подлежит. Он тут же машинально проверил «вальтер» - две обоймы, 16 патронов, значит, для него еще не все потеряно.
К тому же, как он знал, у солдат есть «колотушки», а этими гранатами можно отбить одну атаку, и лишь после нее наступит конец. В ином исходе офицер не сомневался, хотя в душе теплилась отчаянная надежда на благоприятный исход.
Майер был молод и, как любой солдат в его возрасте, не верил, что сегодня его убьют. Ведь не может он погибнуть в двух шагах от победы, от наглядного триумфа, который неизбежно, в него офицер верил, настанет. Ведь Франция практически повержена, а судьба английской армии сейчас решается прямо на его глазах. Продержаться бы еще немного.
- Алярм!
- Воздух!!!
- Да сколько можно?!
- А где наше люфтваффе?!!
Солдатские крики, раздававшиеся повсюду, заглушили перестрелку. Майер привычно укрылся в окопчике и мысленно возблагодарил надежную стальную каску, прикрывавшую голову, и лишь затем бросил взгляд на небо, испещренное столбами дыма и пыли. И тут же увидел, как в голубых просветах летят хищные большие птицы, много, тройка за тройкой.
- И когда угомонятся эти островитяне! - рядом выругался пулеметчик, но Майер не мог оторвать взгляд от синевы. Самолеты притягивали и завораживали, в них было что-то неправильное, и офицер охнул.
Неправильное для британцев, а у немцев уже привычное. Изломанные крылья, стойки шасси в знакомых обтекателях, желтый кокон винта.
- Это же наши!
- «Штукас»!!!
Пикировщики резко клюнули носами и один за другим устремились к земле. Жуткий пронзительный вой сирен подбросил немцев в окопах, они радостно заорали. На той стороне канала разом вздыбились огромные султаны взрывов, в воздух полетели обломки и человеческие тела.
- Всем укрыться!!! - Майер сразу понял, что сейчас произойдет, когда увидел, что шестерка Ю-87 начала пикировать в их сторону. И хотя он не сомневался в мастерстве пилотов, но мало приятного оказаться под их ударом в случае промаха.
«Юнкерсы» стремительно приближались, душераздирающая сирена выворачивала наизнанку, а тело пробила дрожь. Мало приятного даже для своих, а «томми» во сто крат хуже - ведь на них с убийственной точностью падают бомбы.
Несколько мощных взрывов всколыхнули окопчик так, будто офицер плыл на утлой лодчонке. Вместе с землей и камнями, что застучали по каске, на Майера словно обрушили ведро воды. И он не выдержал - привстал, огляделся, а душа тут же задохнулась от нахлынувшего ликования.
По Каналу плыли доски, тела солдат, мусор, а кое-где на поверхности белели брюшки оглушенных рыб. Моста и понтона не было - «Штукас» точно сбросили бомбы.