«Фельзеннест»
- Мой фюрер! Еще весной я предлагал проводить одну наступательную операцию с решительными целями. Удар «серпом» через Арденны с выходом к Каналу. Затем пехота группы армий «Б» занимается уничтожением окруженных союзников во Фландрии, а группа армий «А» со всеми танковыми и моторизованными дивизиями переходит в наступление против главных сил французской армии, не давая им времени для создания позиций на Сомме. То есть, на мой взгляд, необходимо немедленное проведение плана «Рот», не дожидаясь окончания боев…
- Постойте, Манштейн! Мне все ясно - ваше предложение вполне в духе Шлиффена, - Андрей перебил генерала, потому что не понимал еще, куда он клонит, и задал мучивший его вопрос: - Вы предлагаете перебросить все танковые дивизии на французов? Но кто ж тогда будет добивать англичан?
- Корпус Гудериана полностью увяз в боях, а это приведет к большим потерям в танках. Англичане надежно держат «горловину», прорвать которую мы пока не в силах. Нам следует отказаться от фронтальных атак и по мере подхода пехотных дивизий освободить танковые. Я считаю, что инфантерия при энергичной поддержке люфтваффе довершит уничтожение окруженного противника.
- Они не окружены, Манштейн! В руках генерала Горта полоса побережья в десять километров…
- Насквозь простреливаемая нашей артиллерией! Эвакуация практически сорвана, мой фюрер.
- Тем не менее британцы вывозят своих солдат на тысячах лоханок, которые прямо снуют по проливу!
Андрей вскипел, как чайник. Чувство полного разочарования охватило его. Он стремился уничтожить английскую армию полностью - это стало его навязчивой идеей фикс. А тут самый «светлый оперативный ум вермахта» предлагает отпустить побежденных! Да это как у голодного пса попытаться вытащить вкусную мозговую кость из пасти!
- Мой фюрер! Сейчас большую роль играют даже лишние часы! Если мы дадим укрепиться французам, то потом прорыв потребует больших усилий и жертв.
- На войне без потерь не бывает!
- Но зачем напрасно лить кровь наших солдат послезавтра, если завтра можно будет обойтись намного меньшими усилиями? Простите, мой фюрер, но это я так фигурально выразился. Стратегия блицкрига основана на стремительных прорывах танковых войск, окружениях сил противника. Это дело танков, а ликвидацию «котлов» проводит пехота.
- Мы потеряем время, Манштейн! - Андрей возопил во весь голос.
- Мы его уже выигрываем, мой фюрер! Раз англичане крепко держат горловину, то нам нужно развалить их «грушу» наискосок. Бельгийцы сдаются, а потому у фон Бока достаточно сил, чтоб взрезать фронт, пока британцы его не укрепили. Глубоких прорывов здесь не будет, слишком велика плотность сил противника. Танки свою роль во Фландрии уже отыграли, теперь дело нашей пехоты крепко сжать англичан в кольце. А для поддержки хватит пары танковых батальонов.
Андрей открыл было рот, но тут же его и захлопнул. Задумался, нарезав пару оборотов вокруг стола. Резон в словах Манштейна присутствовал достаточно весомый. Если потерять на побережье танки, то возня с французами может продлиться дольше, чем было. Это, прямо скажем, не зер гут - ведь тогда сроки десантной операции на Туманный Альбион поневоле сдвинутся с августа на сентябрь, что абсолютно неприемлемо - англичане самый непримиримый противник, и давать им время на передышку крайне рискованно. За летние месяцы они смогут насытить армию оружием и техникой, возместив утраченное во Франции.
«Куда ни кинь, всюду клин. Нет, не так - за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь! На двух стульях одной… кхм… не усидишь, это точно! Но что выбрать - доводить до конца „Гельб“, а потом переходить на „Рот“ или совместить эти операции в одну? Так сказать, получить приятное с полезным. Что делать?»
Задав себе самому извечный русский вопрос, Андрей снова пробежался мимо стола. Так было думать намного легче, внутренняя сущность Гитлера прямо требовала этого. То ли дело товарищ Сталин - молча и неспешно набиваешь трубочку и думаешь. Потом медленно куришь и снова думаешь. Лепота. Мысль о табаке была приятной, вот только у тела оказалось на этот счет совсем иное мнение - к горлу моментально подкатила тошнота, а перед глазами поплыли стены.
- Что с вами, мой фюрер? Вам стало плохо? - Манштейн обеспокоенно сделал шаг к нему, внимательно и цепко глядя в лицо.
- Нет, что вы! - отмахнулся Андрей и решил: «Курить - здоровью вредить, надо завязывать даже думать о перекурах».
А сам продолжил напряженно думать над предложением Манштейна - выбор был тягостным делом, вот она, ноша главнокомандующего, и попробуй откажись, враз ему тогда полное обрезание сделают, будет, как попка, только чужие решения озвучивать да бумаги подмахивать.
Дюнкерк
Хайнц Гудериан пребывал в скверном расположении духа. Еще бы - за последние три дня количество боеспособных танков в корпусе значительно уменьшилось и едва составляло половину от штата. Дивизии таяли прямо на глазах, а боям не было видно конца.
Англичане ожесточенно оборонялись, и продвинуться на запад от города его дивизии не могли. Наступательный порыв выдохся, войска нуждались в немедленном отдыхе и подкреплениях, ведь больше двух недель они безостановочно наступали. Нет, боевой дух был высок как никогда, но силы человеческие не беспредельны, людям свойственна усталость.
И тем более необходима срочная передышка для техники, хотя бы на два-три дня. Тогда можно будет отремонтировать свыше сотни танков и снова ввести их в строй. Это резко усилит корпус, ибо безвозвратные потери были относительно невелики.
Нужно готовиться к боям на Сомме, вряд ли французы сейчас прибегнут к капитуляции, как бельгийцы и голландцы. Нет, несмотря на хаос и нежелание части солдат воевать, «паулю» будут еще ожесточенно сражаться, их греют воспоминания о «чуде на Марне».
Потому нужно сберечь танки - еще утром он приказал остановить бесплодные атаки. Британцы прилично окопались, понаставили противотанковых пушек, дрались за каждый метр земли. Он их хорошо понимал - прорыв по побережью окончательно погубит десять английских дивизий, что спешно пытались уйти из образовавшегося «котла».
И еще одно обстоятельство сильно беспокоило генерала - Кале британцы обороняли отчаянно, не производя оттуда эвакуацию. Это говорило о том, что на порт они имели определенные надежды. Может, генерал Горт решится на прорыв?
Весьма перспективный замысел, если его удастся воплотить в жизнь - полностью отсечь его корпус на побережье! Вот только разведка сообщала, что фронт пока держат французы, английских дивизий южнее дюнкеркского выступа не замечено.
Впрочем, даже собери там британцы ударный кулак, в успехе контрнаступления «Шнелле-Хайнц» сильно сомневался. Его дивизии отразили бы атаку, тем более люфтваффе полностью держали за собой небо: то же Кале постоянно подвергалось массированным бомбежкам - десятки пикировщиков в сопровождении истребителей старательно выбивали из джентльменов их традиционное упрямство.
- Мой генерал!
Ликующий голос полковника Неринга вытряхнул Гудериана из размышлений. Но он не обиделся - на хорошие новости так не реагируют.
- Бригадир Николсон объявил о сдаче города. Лейб-штандарт уже вошел в Кале. Гарнизон сложил оружие. Взято до двадцати тысяч пленных, из них четыре тысячи англичан.
- Этого следовало ожидать, - Гудериан тряхнул головой, губы выдавили скупую улыбку. - Против аргументов люфтваффе очень трудно что-либо возражать!
«Фельзеннест»
- Сколько времени потребуется армиям Бока, чтобы взрезать «котел»?
Вопрос Андрея последовал после долгого раздумья. Все это время Манштейн тоже молчал, продолжая пристально смотреть на него. Какие мысли ходили в голове генерала, осталось загадкой - лицо было непроницаемым, без капли эмоций или волнения.
- Не больше двух суток, - генерал ответил сразу же. - Я говорил с ним по телефону, и фон Бок уверил меня, что 48 часов - крайний срок, и он постарается управиться за одни сутки.
- Сутки? Ну что ж, это приемлемо. За сутки они много не вывезут. Или смогут?
- Нет, мой фюрер! Артиллерии дано указание не жалеть снарядов. Плацдарм на побережье обстреливается беспрерывно. Наша авиация продолжает интенсивные бомбежки. Вчера утром были потоплены два транспорта, что принимали солдат с лодок - уже больше суток англичане не задействуют в эвакуации мало-мальски крупные суда.
- Мне докладывал об этом Геринг. Но погода сами видите какая. Ненастье уже сегодня мешает нашим самолетам подняться в воздух. Боку придется атаковать без поддержки люфтваффе.
- Командующий надеется на успех!
- Ну что ж…
Андрей прошелся по комнате, скосил глаза на карту - обстановка радовала обилием стрелок и кружков, он даже ощутил ликование в душе. Ничего не поделаешь, эмоциями владел бывший хозяин тела, оставив ему только разум. Но и этого было достаточно.
- Вы предложили этот план, мой дорогой Эрих, - Андрей сознательно допустил отцовского тона, хотя генерал был ровесником фюреру, а ему самому годился в отцы.
Но так было нужно - пусть помнит, с чьих рук кормится и кто его к славе двигает. Мужик с норовом, а иначе он просто не был бы тем Манштейном, что в его времени вошел в историю да книжонку еще написал про утраченные победы. Так пусть сам их и добивается, а не злословит - задним умом мы все крепки!
- Вам его и выполнять! И спрос с вас будет! Составьте все необходимые приказы, а я их немедленно подпишу!
«Вот так-то! А морда-то чуть-чуть, почти незаметно, а скривилась, когда я показал, кто в доме хозяин. А вы, батенька, завистливы и ревнивы к славе. И забываете, что фортуна бывает капризна и ветрена, а оттого и переменчива. Ты у меня „пряников“ налопаешься, но и от кнута не отвертишься, чтобы все время в тонусе быть!»
- Они готовы, мой фюрер! - Манштейн открыл папку, внутри лежали листы машинописи. Пододвинул ближе письменный набор и снова застыл.
«Предусмотрителен, собака!» - с невольным уважением подумал Андрей, усаживаясь на стул и взяв в руки ручку. И, раз уже все решил, быстро подписал бумагу.
Медленно встал, вышел из-за стола, освобождая место Манштейну. Тот мигом уселся и тщательно поставил свою подпись. Обстоятельно, не какой-нибудь спешный росчерк.
«Триумфом наслаждается. Я же Кейтеля с проверкой услал, так теперь за него он в первый раз подписался. Еще бы - первая директива за его подписью, пусть даже он следом за мной. Еще бы не гордиться, ведь почти достиг того, о чем мечтал! А теперь дело только за выполнением - зайцы либо убегут, и мы останемся с носом, либо этот ушлый генерал поймает их за уши и принесет трофей мне. Себе он никак не оставит, кус слишком велик, подавится ненароком!»
Лондон
Черчилль несколько раз пыхнул сигарой, но краем глаза продолжал смотреть на командира первой эвакуированной из Франции дивизии. Генерала прямо из Дувра доставили для доклада, и его мундир, несмотря на то, что над ним хорошо поработали щеткой, отчетливо нес на себе следы недавних боев. И запах пороха, такой ощутимый, что даже табачный дым не мог его заглушить.
В молодости Черчиллю довелось повоевать в Южной Африке против буров, и он навсегда запомнил этот кисловатый, раздражающий ноздри запах сгоревших пороховых зернышек. Именно зернышек - злаки дают людям жизнь, а эти отбирают.
- Переправа прошла с большими трудностями?
- Я бы так не сказал, сэр! - генерал усмехнулся краешками губ. - Она была дьявольски трудной! В боях во Фландрии моя дивизия потеряла почти полторы тысячи солдат убитыми и ранеными. Более двух тысяч погибло на берегу, при погрузке на это дерь… На яхты и лодки, я хотел сказать, под непрерывными обстрелами и бомбежками.
Черчилль мысленно улыбнулся - привычная невозмутимость джентльмена дала трещину, лицо Монтгомери порозовело, горячка последних дней наложила свой отпечаток.
- Почти две тысячи офицеров и солдат погибли или утонули при переходе через Канал! «Мессершмитты» носились прямо над нашими головами, обстреливая каждую лодку!
- Но остальные-то доплыли, генерал?!
- Дивизия потеряла до половины личного состава, у нас одна винтовка на троих, несколько десятков пулеметов. И это все наше оружие, сэр! Технику и орудия мы оставили на том берегу. Вывезти было невозможно!
- Я знаю, - Черчилль снова пыхнул сигарой, полностью сохраняя хладнокровие. Он сам мог порассказать генералу такое, от чего у того встали бы волосы дыбом. Он, счастливчик, вытащил билет на жизнь и не понимает своей удачи. Другим придется испить страшную чашу полностью. Адмирал Рамсей сегодня доложил свои соображения - будет неслыханным достижением, если его «флот» вывезет хотя бы тридцать тысяч человек. Каждого восьмого, а остальные семеро будут обречены на смерть или плен.
Но кого винить? Сами виноваты, что оставили Дюнкерк без защиты. Наличие порта, в который могли бы заходить транспорты, позволило бы вывезти экспедиционные силы в обратной пропорции, прихватив и часть тяжелого вооружения. Но что попусту махать кулаками, когда три недели назад ни один генерал даже в кошмарном сне не мог представить, что столь легко немецкие танки вскроют себе путь к проливу, и лучшие силы союзников попадутся в капкан. Никто не предполагал такого хода событий, да и он сам тоже. Но говорить это Черчилль не стал, а спросил о другом, что его сейчас больше всего заботило:
- Как воюют наши французские друзья?
- Наши «друзья», сэр, зачастую бросают сражаться или бегут, или сдаются в плен. Многие не хотят воевать, заявляют, что война - безумие. Я не понимаю, куда девались герои Марны и Вердена?!
Черчилль моментально уловил едкую иронию в интонации Монтгомери и снова пыхнул сигарой, скрывая удовлетворение. Теперь он знал, что ему следует обещать французам, чтобы те сопротивлялись как можно дольше. Ибо выигрыш даже одного лишнего дня шел на спасение империи, привыкшей воевать до последнего союзного солдата.
«Фельзеннест»
От сводок и всяких документов уже рябило в глазах. За эти три часа Андрей раз сто выплеснул в адрес Гитлера различные нехорошие слова, но мысленно. Это же каторга на галерах - держать в мозгах такой чудовищный объем информации.
Удручало то, что в ряде случаев он совершенно не понимал, о чем идет речь. Вроде каждое слово понятно по отдельности, но суть предложений совершенно не ясна. Настоящий фюрер был в курсе всех этих дел, но вся штука в том, что он-то самый что ни на есть самозванец. А в этой писанине не то что ноги, голову сломать запросто можно!
Андрей никогда не задумывался раньше о ноше любого лидера государства. Так, маячат по телевизору, по всему миру шастают, везде с ним с почетом и уважением - интервью, почетные караулы, праздничные обеды с банкетами, толпы прислуги.
«Ага, щас! В этом бункере спартанская обстановка, бабы и выпивка не полагаются, пусть я даже рейхсканцлер. Зато работой нагружают за семерых, свихнуться запросто можно. С утра до вечера, и еще ночью. А ведь настоящий Гитлер своим стенографисткам еще речи в рейхсканцелярии произносил, как глухарь на току!»
От такой мысли Андрей сразу скривился, будто хватанул уксуса. Ему совсем не улыбалось ехать в Берлин - встреча с Евой Браун, что знала его досконально в физиологическом плане, откровенно пугала. А он еще не знал, как от нее избавиться, не автомобильную же катастрофу у «папашки» Мюллера заказывать прикажете?!
Однако в глубине мозга теплилась надежда, что удастся и там проскочить без мыла - фюрер он или нет. Адольф же бесноватый, семь пятниц на неделе. Потому резким сменам поведения и настроения вряд ли кто удивляется. Может кривая и вывезти.
И еще одно его сильно удручало - пища. К такой кормежке он не привык. Спору нет, еда качественная и разнообразная, но совершенно без мяса. В голове постоянно сновало извечное русское высказывание - «не все коту масленица, настанет и Великий пост». И вот он на своей шкуре узнал, что значит оказаться вегетарианцем. Оттого и проблемы с пищеварением, и хворость живота с его постоянным бурчанием и газообразованием.
Лекари между слов иногда как бы пеняли - завязывали бы вы, фюрер, с этим делом. Раньше мяско трескали и ничего, по больницам не бегали. Животная пища богата многим, что ни в одном силосе не найдешь. Да и рюмашка ликера или коньяка, а лучше стаканчик красного вина, не во вред здоровья пойдет, а токмо пользу великую принесет сердечно-сосудистой системе. Все это понятно, он сам такой подход приветствовал, но был необходим повод, а иначе нельзя - перемена во вкусах вызовет подозрение.
Разговор со Шпеером оказался очень познавательным. Архитектор имел недюжинный ум, это Андрей понял сразу. Должность зама Тодта, уполномоченного за принятие и выпуск новых вооружений, его не прельщала категорически, потому пришлось долго уговаривать, рассыпать бисер. И уломал-таки, хотя язык намозолил.
За чашкой кофе, настоящего, а не растворимого или суррогата - в глазах камердинера промелькнуло удивление, когда Андрей затребовал кофейник, и понимание, что в дополнение попросили принести по рюмочке ликера.
Что это был за напиток, Андрей не знал, но вкус имел бесподобный, намного лучше, чем знакомый Родионову по совковым временам приличный «Рижский бальзам» или хороший эстонский «Ванна Таллин». А в сочетании с кофе получилось весьма… Да, весьма…
Разговор со Шпеером оказался занимательным - Андрей вываливал из памяти все, что знал с будущих времен, архитектор же не выпучивал на него глаза от удивления, а, прикрыв их веками, что-то рассчитывал в мозгу, задавая иной раз уточняющие вопросы по существу.
Потолковав некоторое время о развертывании военного производства, два дилетанта пришли к единодушному мнению, кто третий лишний в этом деле. Выбор пал на Геринга, и Андрей уже прикинул несколько вариантов, чтобы осторожно вывести толстяка из игры, оставив под его управлением только люфтваффе. Все равно этот боров в экономике разбирался как свинья в апельсинах - у той, по крайней мере, вкус есть и павлином не наряжается.
Дальше пошло интереснее - для снижения издержек Шпеер предложил проводить модификацию имеющихся образцов с целью улучшения их характеристик и одновременно снять с производства разнотипную технику, имеющую сходные с лучшими и уже освоенными образцами ТТХ.
Причем оба имели весьма смутное впечатление, какие же есть типы такого вооружения, а потому Андрей с удовольствием перекинул это дело на собеседника, что того явно не обрадовало, но, как говорится, попала собака в колесо - пищи да беги…
О перспективных направлениях болтал только Андрей, а Шпеер слушал за двоих, опять же без удивления. Сошлись на реактивных истребителях, тяжелых танках с наклонной противоснарядной броней, ракетах, управляемых по радио бомбах, «панцерфаустах» и о многом другом, причем Родионов нагло заявил, что подобные работы ведутся у супостатов, о чем есть сведения разведки. И не мудрствуя лукаво вывалил все, что знал о «Манхэттенском проекте», о чудовищной мощи ядерного оружия.
Шпеера проняло - молодой архитектор даже позеленел, то ли от страха, то ли от удивления, и тут же откланялся, попросив две недели срока на вхождение в курс дел.
- А ведь загорелся, стервец, этим делом, подзапал. Теперь процесс пойдет, - тихо прошептал Андрей и удовлетворенно улыбнулся. - Сталину эти германские НИОКР достанутся задарма, вместе с технологиями. Сам передам, пусть в России их на винтики разбирают да такие же делают. Для страны это будет великое благо…
Лилль
Гауптман Люк сглотнул комок в горле - командир разведывательного батальона майор Эрдманн, знающий и опытный офицер, всегда доброжелательный, сейчас лежал мертвым у его ног, безвольно раскинув руки в стороны. Рядом с телом стоял генерал Роммель, отряхивающий от пыли сильными хлопками ладоней свой мундир.
Командир дивизии был явно расстроен гибелью офицера, ведь от четкой работы разведки зависит продвижение дивизии вперед, тем более сейчас, когда они сильно продвинулись, обогнав свою пехоту.
Такое продвижение всегда несет угрозу потерять связь с «соседями», а это уже дважды приводило к печальным инцидентам: попасть под обстрел собственной артиллерии - малоприятно.
«Не вмешался ли тут мой ангел-хранитель, заставив меня немного замешкаться?!» - подумал Люк, искоса бросая взгляд на тело своего командира.
- Фон Люк, - генерал Роммель посмотрел прямо в глаза молодого офицера, - немедленно принимайте под командование 37-й моторизованный разведывательный батальон. Сейчас же получите новые приказы.
Люк опешил - это была не шутка, голос звучал серьезно. Да и упоминание номера и полное название говорили о том же. При назначении так и делается, согласно уставу, хотя и так все ясно.
Однако в батальоне сам Люк являлся самым молодым, только один из офицеров был моложе годами, а это противоречило всем традициям назначений. И Люк решился указать на то генералу, хотя обрадовался от столь серьезного рывка в своей карьере, что серьезно льстило его самолюбию.
- Господин генерал, у нас есть эскадронные командиры, которые старше меня. Вы принимаете решение, невзирая на данный факт?
- Вы комбат - и точка! Если командиры эскадронов проявят неподчинение, то я их сниму!
Голос Эрвина Роммеля звучал резко и властно, так что Люк сразу поверил в реальность происходящего. Вообще-то в дивизии все давно поняли, что для генерала при назначении офицера важнейшее значение имеют способности, а не звание или старшинство.
В этом-то и проявлялась его экстраординарность, столь отличающая Роммеля от других германских генералов. Впрочем, в танковых войсках такой подход приветствовался и еще ранее прививался «Шнелле-Хайнцом».
- Мы глубоко вклинились в «котел», и сейчас есть хорошая возможность его взрезать на всю глубину. А потому ставлю вашему батальону следующие задачи…
Люк внимательно слушал генерала, тщательно фиксируя каждое слово. Но в то же время частица мозга пребывала в радости - карьерный рост обеспечен. Получить батальон в германской армии было трудно, тем более в столь молодых годах. Радость не померкла даже тогда, когда Люк посмотрел на убитого майора - это война, она не только несет смерть, но и позволяет сделать карьеру. Хотя майора было действительно жалко.
«Фельзеннест»
- Мой милый Герман! - Андрей еле сдержал смех - никогда не думал, что вот так запросто будет обращаться к этому борову. - Люфтваффе себя прекрасно зарекомендовали в Польше и Франции. Но меня тревожит Англия. Вы видели, как она сражается под Дюнкерком?!
- У них умелые пилоты, мой фюрер! К тому же они родственный нам народ - как же им сражаться!
Андрея чуть не скривило - и этот туда же, расовые бредни небось тоже с таким апломбом изрыгает. Но вида не подал, ибо решил, что малая толика лести и мягкости не помешает. Надо не просто заболтать толстяка, но и сделать так, чтобы тот сам за дело рьяно взялся.
- Они еще и опытные промышленники, Герман! Производство истребителей стремительно наращивается и будет к августу увеличено!
- Мы все равно имеем в этом преимущество, мой фюрер! - толстяк презрительно скривил губы.
- Нет и нет, Геринг, - Андрей еле сдержал подступившее к горлу бешенство - самонадеянность борова его взбесила моментально. - Они не просто увеличивают производство, они его удваивают. За два месяца они задействуют мощности, достаточные для производства четырехсот истребителей! Это наиточнейшие сведения!
- Не может быть?! - Геринга проняло, лицо вытянулось. - Вас не обманывают, мой фюрер?
- Нет! Информация проверена! И, если мне не изменяет память, у нас делают чуть больше двухсот «Мессершмиттов». Ведь так?
- Да, мой фюрер! Ваша память изумительна…
- Оставьте славословия. У меня к вам есть еще вопрос - что за странные мачты англичане установили вдоль всего южного побережья острова? Вы выяснили их предназначение?
- Это, по всей видимости, радарные станции. По крайней мере, так сказали мои специалисты.
- У вас ленивые и безответственные сотрудники, Геринг. Они зря едят хлеб! - Андрея заколбасило, и он понял, что настоящий фюрер рвется наружу со своей знаменитой истерикой. Ну что ж, для дела это полезно, и Андрей отпустил «поводок». - Это не просто радарные станции, Геринг!!! Это централизованная система наведения истребителей! Любой наш самолет, взлетающий здесь, прекрасно виден на той стороне! Сотня километров для радара не слишком большое расстояние. Вы понимаете, какое преимущество они имеют?! Почему вы не разобрались с этим раньше?! Почему я вынужден узнавать об этом не от командующего люфтваффе, а по другим источникам?! Которые, смею вас заверить, работают весьма тщательно и дают надежные сведения! Почему так происходит? Вы ответите мне, Геринг?!
- Мой фюрер! Я немедленно разберусь и накажу виновных, - лицо фельдмаршала расцвело багровыми пятнами. Весь его вид говорил о том, что он не прочь улизнуть из кабинета.
«А вот и хренушки! Ты от меня так легко не отделаешься. Напугать я тебя напугал изрядно, но теперь надо дело решать. А потому нужно успокоиться, чего-то фюрер разбушевался. Пора и норму знать!»
- Что толку наказывать виновных?! Нужно искать меры противодействия! Что вы можете сейчас предложить, Геринг?!
Фельдмаршал опешил от такого наскока и на секунду задумался. Лоб собрался складками, толстые губы сложились сердечком, таким умильным, что Андрея передернуло от отвращения.
- Мы разбомбим эти антенны! - наконец уверенно выдал командующий люфтваффе, горделиво вскинув подбородок.
- Разбомбим?! - ехидно переспросил Андрей и злобно выпалил в ответ, добавив в голос металла: - Через несколько часов их персонал, используя заготовленные фермы, восстановит мачты радаров. Операционные пункты будут целы - они находятся под землей в бункерах, как и главный центр наведения. Зато при бомбежке люфтваффе понесут чудовищные потери - англичане бросят туда свои лучшие эскадрильи. А мы напрасно потеряем летчиков, ведь даже если они выпрыгнут с парашютами, то попадут в плен. Вы, Геринг, хотите специально обескровить нашу авиацию?
Тот опешил от «наезда», взгрустнул прямо на глазах, с потерянным видом затоптался на месте - «Перебирает копытцами, как боров в стойле, и сопит еще, выразительно похрюкивая».
- Мы попотчуем, Геринг, их же собственным ядом. Посмотрите!
Андрей засунул руку в ящик стола и вытянул узкую и длинную полоску алюминиевой фольги. Потряс серебристой змейкой в воздухе - Геринг посмотрел на нее как кролик, уставившийся в пасть удава.
- Если высыпать многие тысячи таких полосок, особенно ночью и в разных местах, то их радары просто свихнутся от обилия целей. Нашему агенту не удалось стащить ее и даже точно снять размеры, но он их видел. Это английская задумка, которую приготовили против нас. Теперь понимаете, в чем штука?! Понимаете?!
- Да, мой фюрер…
- Отдайте своим бездельникам в институте люфтваффе - пусть установят оптимальные разделы этих отражателей радиолокационных волн!
Говорить о том, что вчера эту полоску просто купили в обычном магазине по приказу Шмундта, он не стал. К чему? И так Геринг нехило загрузился и сейчас начнет шевелить свое сало и заплывшие жиром извилины.
Ипр
Генерал Горт с тоскою посмотрел на небо - там ровными девятками, словно на параде, надрывно гудя моторами под серой пеленой туч, шли немецкие бомбардировщики, раскинув крылья с черными крестами.
- Воздух!!!
Куда подевалась знаменитая и всеми хваленая английская выдержка?! Солдаты разбегались в стороны, прыгая в ямы и воронки. Вот уже несколько дней люфтваффе наводило на них ужас, терроризируя непрерывными атаками. Дороги превратились в сплошные ямы, грунтовки тоже не остались без внимания пикировщиков, о чем молчаливо свидетельствовали закопченные и покореженные остовы многочисленных грузовиков.
В и без того трудное отступление к заветному побережью внесли сумятицу беженцы - множество повозок, машин, колясок создавали пробки, которые приходилось постоянно растаскивать. И все это под бомбами!
Генерал запрыгнул в кювет, нисколько не жалея, что на голове фуражка, а не каска. Он не боялся погибнуть, ведь тогда премьер не навесит на него всех дохлых кошек. Павших солдат даже циничные политики не пинают, хотя норовят списать на них все свои грехи и просчеты.
Земля содрогнулась от чудовищных взрывов - генерал оглох, глотая пыль и вонь от сгоревшего тротила. По спине больно хлестали комья земли. Да, права солдатская мудрость, что самая страшная бомбежка та, которая не окончилась…
- Составьте радиограмму премьер-министру, - голос Горта был ровен, хотя немного дрожал от сдерживаемой боли. Осколок все же полоснул его по бедру, и врач сейчас умело накладывал повязку. Генерал поморщился, но не от раны, а от тех стонов и криков сотен людей, что пострадали от бомбежки. - Положение критическое… - Горт остановился и задумался, не глядя на адъютанта, что торопливо записывал слова, черкая ручкой в блокноте.
Писать Черчиллю бессмысленно - он и так все хорошо знает. Бельгийцы капитулировали, фронт по Изеру рухнул. Две спешно переброшенные дивизии не смогли закрыть брешь и отступают под натиском врага. «Горловина» превратилась в узкий и длинный проход, провести через который войска невозможно. Это настоящая «дорога смерти» - германская артиллерия стреляет беспрерывно, даже ночью.
Потери растут, они чудовищны. Удалось эвакуировать только одну дивизию, и все на этом закончилось. До заветных суденышек добирается только один солдат из десяти - остальные остаются лежать в «коридоре» - убитыми, израненными, контуженными.
Протолкнуть в «горловину» отходящие от Лилля части невозможно, они обречены. Боеприпасы на исходе, люди падают от усталости. Только две дивизии, что стоят заслонами у Дюнкерка и Ньюпорта, еще могут спастись, хотя потери в них чудовищные. Но главные силы из семи дивизий обречены, они не вырвутся из окружения.
- Это конец… - прошептал генерал потрескавшимися губами.
- Вы что-то сказали, сэр? - адъютант наклонился на ним.
- Записывайте дальше, Джон. Армия выполнит свой долг. Это все, отправляйте немедленно!