— Вопрос в том, куда пойдут легионы Германии, — заметил Кварт. — Они ведь могут двинуться как на восток, так и на запад.
— Тевтоны должны двинуться на восток, — жёстко заявил Секст. — Война идей станет идеей войны — мы столкнём лбами двух мутантов, угрожающих нашим планам на будущее.
— И кто из них, по-вашему, опаснее? — с интересом спросил Септим.
— Коммунистическая Россия. Идея расового превосходства, принятая в Германии, далеко не нова — это мы уже проходили: бремя белого человека, и так далее. Ещё древние греки считали людьми только обитателей своих полисов, а всех прочих — варварами. А вот государство, созданное Тимуром Железным… По сути это военно-феодальная империя, восточная деспотия, построенная на страхе, пронизывающем всю страну сверху донизу, где каждый начальник есть полновластный хозяин всех нижестоящих и бесправный раб всех вышестоящих. Что-то похожее было у Чингисхана, и его войско, как вы знаете, опустошило полмира. Но у России есть два отличия от монгольской державы, и очень важных.
Первое — это заманчивая идея счастья для всех. В эту идею искреннее верят, а все, так сказать, неурядицы считают явлением временным — трудности роста, как говорят русские. И в будущей войне эта идея может воодушевить солдат — точно так же, как она воодушевляла красных во время гражданской войны. Тевтоны и русские будут убивать друг друга каждый за свою идею, то есть долго и с восторгом, — что и требуется. А почему Россия, то есть Союз Вечевых Общинных Земель, для нас опаснее — потому что в основе государственного строя СВОЗ лежит полное отрицание частной собственности: краеугольного камня нашей системы. Тевтонский Рейх, образно говоря, вышел из нашей общей утробы — правда, это дитя имеет несносный характер, начинает не слушаться старших и делает кое-что непозволительное, — а вот Вечевой Союз уродился непонятно в кого и норовит разрушить сам фундамент нашей пирамиды. Марксистские идеи в России трансформировались в нечто странное, но само их присутствие и есть вторая — и абсолютно нетерпимая — особенность этой страны. И неважно, что России вряд ли удастся построить рай на земле — не те методы, не то время, и не те люди, — сам факт существования этого государства крайне опасен: воплощённый соблазн, знаете ли. Непредсказуемость России проявилась в полный рост — ни в одной стране мира не могло появиться подобного государственного образования: эклектичного, весьма несовершенного, но потенциально опасного — во всех смыслах этого слова. Скажу больше: пока существует Россия — в любой более-менее значимой форме — все наши планы под угрозой!
— И поэтому ни в коем случае нельзя допустить заключения союза между Юлиусом Терлигом и Тимуром Железным, — добавил Секонд. — Такую возможность надо исключить!
— Значит, война, — подытожил Квинт. — Война, в которой мы должны победить!
— Война… — эхом отозвался Терций, глядя на рисунки на экране. — Наша пирамида строится на крови…
— Да, на крови, — бесстрастно произнёс Старейшина. — Кровь, как хорошо известно любому Человеку Круга, — это самый прочный строительный раствор. Так было, так есть, так будет.
— Прописная истина, — равнодушно повторил Септим.
1939 год
Серая взъерошенная река протискивалась под опорами нахохлившегося моста, как будто прячась от моросящего дождя, монотонно капавшего с такого же серого осеннего неба. По спине моста полз серый транспортёр; мосту, наверно, было щекотно, но у него не было рук, и он не мог стряхнуть с себя меланхолично урчащее насекомое.
Лейтенант Лыков следил за бронированной машиной германцев. Расстояние плёвое — с такого расстояния снаряд, взрыватель которого установлен на фугасное действие, прошьёт эту консервную банку с небрежной лёгкостью. Но стрелять, похоже, не придётся: это ещё не война. Или уже не война?
Части Народной Красной Армии и TRW[56] встретились на Буге и остановились, недоверчиво глядя друг на друга. Потом где-то кто-то что-то решил, и люди с обеих сторон зачехлили пушки и закинули за плечи карабины. А за их спинами осталась лежать Польша, разодранная на две половины и в который раз за свою историю прекратившая существовать как суверенная держава. Война на востоке началась и кончилась за три недели — так думали многие.
Месяцем раньше
Огромная толпа заполнила площадь Конунгплац, залила её, затопила до краёв. Белые пятна лиц сливались в одно большое мозаичное безликое лицо, и на этом лице проступало выражение преданности и какого-то экстатического восторга — германский народ слушал своего вождя.
Юлиус Терлиг умел говорить. Он хлестал толпу бичами резких фраз и доводил людей до состояния ментального оргазма — слушавшие его были готовы на всё, лишь бы испытать ещё раз это пьянящее чувство единения и ликующей сопричастности. Юлиус Терлиг играл с толпой — люди слышали то, что хотели слышать, и бурлящее людское море вздыбливалось высокой волной, готовое нести великого вождя на своём гребне — вперёд, вперёд, вперёд, пока тонкая нить горизонта не лопнет под напором этой волны.
Канцлер говорил, люди заворожено слушали. Взрывы криков «Хох!» случались лишь в конце фраз вождя, когда Юлиус делал паузы, — всё остальное время на Конунгплац царила трепетная тишина, и поэтому негромкий хлопок выстрела услышали тысячи людей.
Толпа ахнула и качнулась, словно суп в тарелке, которую неосторожно задели локтем, и вскипела неподалёку от трибуны — там, откуда взлетел сизый дымок выстрела. А через три секунды люди в чёрно-серебряном выволокли из толпы тщедушного человека — он растеряно мотал головой, как будто не понимая, что случилось, и что с ним происходит. Человек этот был бледен и немного растрёпан, однако цел-невредим — телохранители Терлига успели выхватить стрелявшего из десятков вцепившихся в него рук прежде, чем они разорвали его на части.
На следующий день потрясённая и возмущённая страна узнала подробности. Стрелял польский еврей, движимый чувствами ненависти к великому конунгу Тевтонского Рейха (и, естественно, ко всему германскому) и мести за сородичей, так или иначе пострадавших во время возрождения Великогермании. Более того, выяснилось, что покушавшийся выполнял задание польских спецслужб и лично президента Пилсудского, и только благоволение Тора и Вотана спасло великого вождя Юлиуса Терлига — любимец богов не получил ни царапины.
На некоторые нестыковки официальной версии никто не обращал внимания, и никто не слушал жалкий лепет оправдания, раздавшийся из польских пределов. Преступник был публично повешен — с гипсовым кляпом во рту, чтобы не посылал перед смертью проклятий германскому народу. Его тело ещё дёргалось в конвульсиях, когда бронеходы гвардейской штурмовой бригады «Потомки Зигфрида» раскрошили гусеницами пограничные столбы и, рыча моторами, устремились в глубь Польши, сметая жиденькие заслоны польских войск. Эскадрильи «воронов Вотана» обрушили бомбовый ливень на Варшаву — военная машина Тевтонского Рейха успешно проходила ходовые испытания.
Судьба Польши была решена: через три дня после начала германского наступления с востока, навстречу стремительно продвигавшимся легионам тевтонрейхсвера, пошли полки Вечевого Союза.
Европа безмолвствовала.
Формально Франция и Англия объявили войну Германии, но фактически войны не было: самолёты союзников сбрасывали на Рейх только листовки, а десятки французских и английских дивизий тихо сидели в окопах, уютно обустроившись, и не выказывали никакого желания вылезать из этих окопов. Немцы тоже не суетились — Даладье с Чемберленом имели все основания полагать, что «цепной пёс Терлиг» чутко принюхивается к востоку (что и требовалось) и ждёт только удобной минуты, чтобы намертво вцепиться в горло восточному соседу. При таком раскладе можно и потерпеть, что этот пёс задирает ногу на рубежи стран, которые было решено ему скормить, рычит и даже скалит клыки на кое-что священное. И Европа молчаливо признала Польшу, равно как и ранее съеденные Австрию и Чехословакию, законной добычей Тевтонского Рейха.
Тимур Железный, неукоснительно следуя логике империй — если пошла делёжка, зевать некогда, а то останешься на бобах, — забирал своё. Румыния молча уступила грозному восточному соседу изрядный кусок своей территории — лучше откупиться частью, нежели потерять всё, — зато Болгария на волне народного ликования вошла в состав Вечевого Союза на правах Общинной Земли. Лозунг воссоединения с братьями-славянами, веками спасавших болгар от турецкого геноцида, был очень популярен в Болгарии, и её присоединение к Союзу прошло без сучка без задоринки (незначительные эксцессы не в счёт).
В прибалтийских странах по аналогичному поводу ликовали существенно меньше. Их встраивание в структуру новой России было добровольно-принудительным, однако оно состоялось, и боевые корабли Красного Балтийского флота обживали старые базы флота императорского — Ревель, Либаву и Виндаву. Но на Карельском перешейке случилась осечка: убогие чухонцы предпочитали жить в своих приютах среди озёр, скал и лесов сами по себе, в сторонке от мировых гегемонов с их безразмерными амбициями. Финны взялись за оружие, и зимняя война обернулась для Вечевого Союза большой кровью, застывавшей на дымном снегу красными льдинками. В результате Финляндия пошла на территориальные уступки, но не была проглочена целиком, а Тимур Железный задумался над реальной боеспособностью своей армии. Зимняя война показала, что до титула «непобедимая» этой армии очень далеко, и Верховный Вождь выпустил из темниц часть опальных воевод — толковых полководцев у него явно не хватало.
Границы Тевтонского Рейха соприкоснулись с границами Вечевого Союза, и Запад, затаив дыхание, ждал лязга скрестившихся германского и русского мечей. Но вместо этого две империи заключили договор о ненападении — договор, который легко и просто мог стать союзным. В Европе и за океаном (особенно за океаном) встревожились не на шутку, однако анализ ситуации успокаивал: противоречия между Германией и Россией никто не отменял, и ни Юлиус Терлиг, ни Тимур Железный не собирались отказываться от своих идей: расовой избранности и геноцида «неполноценных» и, соответственно, мировой революции. Что же касается договора, то европейцы и франглы прекрасно знали по своему собственному опыту: все договоры заключаются только для того, чтобы быть нарушенными, как только одна из сторон сочтёт, что она сильнее и поэтому может использовать листы договора в качестве туалетной бумаги.
Европа безмолвствовала…
1940 год
Безмолвие было взорвано летом 1940 года громом тевтонских пушек. Накопив силы, Терлиг нанёс сокрушительный удар. Удар этот был многосерийным: сначала Рейх играючи заглотил европейскую мелочь вроде Дании-Голландии, а затем немецкие войска высадились в Норвегии.
Британский военный флот вчетверо превосходил по численности флот Германии, но немецкие крейсера только что сошли со стапелей, а корабли англичан воевали ещё в Первую мировую — новые линкоры и авианосцы ещё только строились. Французы не могли помочь своему союзнику: Италия выступила на стороне Тевтонского Рейха, и французский флот требовался на Средиземном море. Новейшие германские панцеркрейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау», вооруженные тридцативосьмисантиметровыми орудиями — по шесть штук на каждом, — потопили английский линейный крейсер «Ринаун», уступавший им по скорости и бронированию, затем растерзали авианосец «Глориес», шедший без прикрытия и на свою беду наткнувшийся прямо на них, и вынудили отойти линкор «Уорспайт». Направлявшийся к Нарвику линкор «Нельсон» был торпедирован тевтонской субмариной и вернулся в Скапа-Флоу — англичане вынужденно уступили противнику норвежские воды. Захват Норвегии немцами прошёл по плану, хоть и не без потерь для кригсмарине: в узкости фиорда погиб прорывавшийся к Осло тяжёлый крейсер «Зигфрид», пара лёгких крейсеров и несколько эсминцев стали добычей английской авиации и подводных лодок, а также мин и береговых батарей викингов.
Норвегия была потеряна, и под угрозой оказалось господство Британии на море — эта угроза не давала спокойно спать лордам Адмиралтейства ещё со времён Первой мировой. Англия взмолилась о помощи, и Франция откликнулась. Адмирал Дарлан действовал смело и решительно: сначала самолёты с авианосца «Беарн» атаковали Таранто, где они потопили один и вывели из строя ещё два итальянских линкора, а затем флот дуче, нацелившийся на Мальту, потерпел серьёзное поражение у южного побережья Сицилии. Победу французов обеспечила авиация и превосходные радары: были потоплены три итальянских тяжёлых крейсера, а флагманский линкор «Витторио Венето» получил повреждения и еле унёс винты. После этого флот потомков гордых римлян попрятался по своим портам, боясь высунуть нос, а французы перебросили значительную часть своих морских сил в Атлантику для поддержки англичан.
Британия вздохнула с облегчением, тем более что французская помощь оказалась эффективной: мёртрье-крейсер «Дюнкерк» перехватил и отправил на дно тевтонский рейдер «Адмирал Шпее», бесчинствовавший на атлантических коммуникациях.
Но радость была недолгой. Финальный удар германской серии оказался весьма впечатляющим: подмяв одним прыжком Бельгию, тевтонрейхсвер обошёл линию Мажино и вырвался на оперативный простор французских равнин. Бронированные клинья «Любимцев Валгаллы» взрезали французскую оборону — галльский петушок не успел и кукарекнуть, как ему свернули голову и начали деловито ощипывать для германского бульона. Это был шок, усугублённый дюнкеркским разгромом, где под гусеницами тевтонских бронеходов полегли лучшие английские дивизии. Из двухсот тысяч солдат британского экспедиционного корпуса уцелели немногие: тучи «воронов Вотана» висели над Ла-Маншем, а возле родных портов транспорты ждали магнитные мины и холодные глаза перископов немецких субмарин.
Люди Круга просчитались — пёс сорвался с цепи и набросился на Запад.
1941 год
Маховик войны набирал обороты.
Овладев Средиземным морем — французский флот как организованная сила перестал существовать: часть кораблей затопилась, часть была захвачена немцами, часть разбежалась по портам Англии и колоний Франции, — итальянцы перебросили в Африку значительные силы и начали теснить англичан, одновременно начав наступление на Грецию. Тевтонские парашютисты элитной дивизии «Берсерки конунга» одним броском захватили Крит. Велись переговоры с каудильо — Испанию Франко втягивали в войну для захвата Гибралтара.
К несчастью для Муссолини, праправнуки легионеров Сципиона вояками оказались никакими: потомки древних эллинов, разбавившие свою кровь буйной кровью турецких янычар, разгромили впятеро превосходящие силы итальянцев и остановили их наступление на Афины. Не лучше обстояли дела и в Африке: немногочисленные отряды англичан, почти не получавшие помощи из метрополии, от души гоняли по пустыне итальянские части, пока не загнали их в Тобрук. Пришлось вмешаться Юлиусу Терлигу: германские войска быстро сломили сопротивление греков и заняли всю Элладу, а переброшенный в Африку корпус Роммеля деблокировал Тобрук и отбросил Монтгомери к Эль-Аламейну. И на этом рубеже англичане не смогли остановить противника — через неделю боев их войска были смяты, и выкрашенные в жёлто-бурый цвет бронеходы Роммеля ворвались в Египет. Германские бронеходчики фотографировались у седых пирамид, и жёсткая рука Тевтонского Рейха пережала артерию Суэцкого канала. Юлиус Терлиг замышлял поход на Индию, желая превзойти Александра Македонского.
Конунг Великогермании колебался. Он не испытывал особых иллюзий насчёт Тимура Железного и его дружеских чувств — в геополитике эмоциям вообще нет места — он пытался понять, кто из его конкурентов в борьбе за мировое господство опаснее, и кого надо сбить с ног в первую очередь. Загадочная Россия с её просторами и неисчислимыми резервами молчала, как сфинкс, надевший на своё каменное лицо непонятную ухмылку Железного, и конунг страстно мечтал оставить от этой страны дымящиеся обломки. Однако силу «колосса на глиняных ногах» трудно было оценить математически, а Терлиг помнил слова Бисмарка, предостерегавшего Германию от войны на два фронта. Помнил Юлиус Терлиг и урок Первой мировой, когда именно война на два фронта погубила кайзеррейх. По данным разведки, перевооружение Вечевого Союза ещё не было закончено — этим и объясняли аналитики Генштаба TRW миролюбие восточной империи — время у конунга Великогермании было. И он решил добить Англию — с тем, чтобы объединить под своей латной перчаткой всю Европу и затем, опираясь на всю её промышленную мощь, бросить вызов и России, и Объединённым Штатам Америки.
Президент Объединённых Штатов Франсуа Делано-Руз был мрачен. Дальновидный политик, он прекрасно понимал опасность сложившейся ситуации: Франция раздавлена, Англии еле дышит, позиция России непонятна. Почти вся Европа захвачена головорезами Терлига, и как только конунг переварит захваченное, он нанесёт следующий удар. По кому? А вот это вопрос, хотя ответ на него напрашивается: Объединенные Штаты всё равно станут объектом нападения — хоть в первую очередь, хоть во вторую. На троне мирового владыки не сидят вдвоём…
И есть ещё Япония, которая давно наточила свой самурайский меч и размахивает им в Китае, тысячами снося украшенные косами головы китайцев. Страна Восходящего солнца не прочь всадить этот меч в живот Америке — от этого шага японцев удерживает только обоснованный трепет перед её экономической мощью. Восточные поэты-воины — реалисты: они сознают всю опасность военного столкновения с Объединёнными Штатами. Но такое столкновение очень желательно: Япония непременно будет разгромлена, несмотря на всю свою мощь, а Америка автоматически окажется в состоянии войны с Тевтонским Рейхом. По-другому никак — тупоголовые сенаторы, убаюканные сладким звоном монет и шелестом денежных купюр, сыплющихся в их кошельки в результате оплаты военных поставок всем воюющим странам, в упор не видят опасности Юлиуса Терлига и до сих пор не принимают его всерьёз. Они надеются, что ОША полностью повторят сценарий Первой мировой войны и выступят под занавес — согласия Конгресса на объявление войны Германии не получить. И только он, Франсуа Делано-Руз (и ещё кое-кто) понимает, что этот занавес вместе со всем сценическим оборудованием может упасть на головы франглов, что чревато увечьями и даже летальным исходом. Что ж, если Объединённые Штаты не могут начать войну, надо сделать так, чтобы войну начала Япония — всё очень просто.
Мозг человека по имени Франсуа Делано-Руз просчитывал варианты. Вскоре ОША объявили эмбарго на поставки нефти и стратегического сырья в Японию и заморозили часть японских активов в американских банках. Горло Страны Восходящего солнца захлестнула экономическая удавка, и президент Объединённых Штатов даже не удивился, когда генерал-префект департамента внешней разведки доложил ему, что японцы готовят нападение на американский флот — на уединённом атолле в Тихом океане создана точная копия Порт-де-Перла, и японские самолёты, до отказа нагруженные бомбами, день за днём отрабатывают на этом макете точность воздушных ударов.
Генерал-префект был удивлён и даже разочарован спокойствием, с которым Делано-Руз воспринял это сообщение, а через неделю командующий американским флотом Тихого океана адмирал Эрни-Жозеф Лёруа получил шифрованное предписание. Президент ОША и главнокомандующий вооружёнными силами советовал адмиралу как можно меньше держать в гавани авианосцы — пусть постоянно находятся в море и отрабатывают боевые задачи.
Предписание было принято к исполнению. О повышении бдительности и готовности флота в связи с возможным нападением Японии в шифровке не было ни слова.
22 июня 1941 года сто шестьдесят тевтонских субмарин атаковали конвои в северо-восточной Атлантике. Германия нанесла массированный удар по коммуникациям Британии.
Перед войной Юлиус Терлиг лелеял мысль о создании мощного надводного флота, однако адмиралу Деницу, бывшему подводнику, удалось убедить конунга сосредоточить усилия на постройке подводных лодок. «Субмарины почти поставили Англию на колени во время Первой мировой, — сказал адмирал, — нам нужно всего лишь убрать слово «почти». По линкорам нам Британию не обогнать, мой конунг». И конунг внял — в состав кригсмарине в дополнение к дальним рейдерам и панцеркрейсерам вошли только два тяжёлых крейсера — «Зигфрид» и «Аларих» — и два линкора, законченных постройкой в начале сорок первого: «Бисмарк» и «Тирпиц». Зато строительство подводных лодок развернулось с невиданным размахом: корпуса собирались конвейерным методом, из готовых секций, и от закладки до передачи флоту очередной боевой единицы проходил всего месяц. Причём новые субмарины не сразу посылались в бой: по замыслу командующего подводным флотом, удар должен был быть массированным. Надежды «подводного Карла» сбылись: к лету 1941 года Тевтонский Рейх имел триста лодок, и сто девяносто шесть из них к назначенному часу были развёрнуты в Атлантике и вдоль всего побережья Британии.
В первые же часы подводного наступления на дно пошли десятки транспортов и танкеров, а к концу дня число жертв «деток папы Деница» возросло до двухсот. Англия содрогнулась — тевтонский меч рубил пуповину, питавшую британские острова. А Юлиус Терлиг бросил на чашу весов и надводный флот — в море вышли все боеспособные корабли Германии.
В Атлантике корсарствовал дальний рейдер «Адмирал Шеер», и туда же направилось ударное соединение адмирала Лютьенса в составе «Бисмарка», «Тирпица», «Шарнхорста» и «Гнейзенау». Следом за линкорами и панцеркрейсерами шёл авианосец «Граф Цеппелин», прикрытый тяжёлым крейсером «Аларих», лёгким крейсером «Нюрнберг» и девятью эсминцами. Рейх бросил вызов британскому флоту.