После того случая, как Максимилиан не рассчитал силы и чуть было не разлетелся по всей Академии облачками черно-синего тумана, Акери решил уменьшить интенсивность тренировок. «Перестал гнать коней», — как выразился Дариэль.
Ксиль долго шипел на нас всех, яростно доказывая, что он вообще-то князь и сам может определить, какие нагрузки допустимы, но на прямой приказ старейшины возразить ему было нечего. Я благоразумно помалкивала, чтобы не попасть под горячую — почти в буквальном смысле — руку. Но мысленно была всецело на стороне Акери.
Если уж у Максимилиана даже попытка частично перейти в другую форму потерпела фиаско, то ему и впрямь надо было оставлять больше времени на то, что Дариэль деликатно назвал «подзарядкой».
Сам целитель, к слову, теперь каждую ночь где-то пропадал. Когда он возвращался в два-три часа пополуночи, взгляд его был задумчив, а губ то и дело касалась мечтательная улыбка. Честно говоря, меня это заставляло испытывать не очень приятное чувство, которому я боялась подбирать название. Что-то было в этом непристойное, порочное… диссонирующее.
К шакаи-ар, охотящимся на людей, я привыкла с рождения. Просто часть мира — пугающая, но естественная. Есть мы, а есть они. И они далеко.
А тут кто-то из нас вдруг стал хищником — совсем рядом.
…Я не знала, в какой момент перестала бояться шакаи-ар, помнить постоянно, что у них есть острые зубы, длинные когти и голод. Наверное, тогда, когда поняла, что могу за себя постоять. Да и кланники видели во мне не жертву, а равную им. С моим мнением считались даже те, кто называл меня ребенком.
Я словно оказалась по другую сторону барьера. Стала… одной из них?
Максимилиан, Тантаэ, Шеан с Теа — все они хотя бы раз в дюжину дней отправлялись на охоту. И — калечили, убивали…
А теперь и Дариэль. Аристократ по крови, бунтовщик по духу и целитель по призванию.
И, самое неприятное, я не могла определиться, что более чудовищно: брезгливо и испуганно отстраниться от этого нового Дариэля — или провести черту между собой и человечеством, поставив себя выше.
— Не грузись, — вскользь посоветовал мне Максимилиан, за чтением нахально использовавший мои колени вместо подушки под голову. Я, правда, не осталась в долгу и пристроила тяжеленный том «Редких алхимических материалов», который невозможно было удержать в руках, у него на затылке. — Глупости все это. У человеческого мира свои законы морали, у нашего — свои… — он с шелестом перевернул страницу. — А когда тот, кто обладает большой силой и властью, пытается следовать логике обычного человека, случаются по-настоящему страшные вещи.
Я не совсем поняла, что князь имел в виду, но после этого короткого монолога смотреть на Дэйра было уже не так странно.
Что же касается лаборатории, то там все было по-прежнему. Через четыре праздничных дня она вновь наполнилась людьми учеными и любопытствующими. Риан, как настоящая королева, властно отдавала команды, и белый шелковистый халат служил ей горностаевой мантией, а серебристые очки без диоптрий, «для солидности», сдвинутые на лоб, — венцом. Холли был полон кипучей энергии и нещадно гонял своего ассистента то к оборудованию, то в подсобку, то на склад.
Ну, а мы с Феникс и Айне, как всегда, занимали крайне ответственную должность штатных батареек. К серьезным исследованиям никого из нас по-прежнему не допускали, даже пророчицу, все вечера проводившую за лабораторной документацией. Мне же задержки в лаборатории после опытов казались пустой тратой времени.
Вот под руководством Дэйра я бы поработала с большим удовольствием — самостоятельные занятия медленно, но верно заходили в тупик… Но Дариэлю пока, к сожалению, было не до меня.
Если и были в лаборатории те, кому приходилось хуже, чем нам, «батарейкам» — это Ириано и Тантаэ. Они работали с памятью Кея по ночам, когда тот спал и не мог сознательно воспротивиться столь неприятному процессу, как вмешательство в сферу разума. И если Пепельный князь воспринимал вынужденное совместное времяпрепровождение как возможность наконец-то наладить отношения, то Ириано трясло от одной мысли о примирении с отцом. Днем эти двое практически не разговаривали, даже на совещаниях сидели с разных концов стола. Тантаэ, в отличие от своего вспыльчивого и вечно хмурого сына, был изысканно вежлив и спокоен. Иногда он улыбался, рассеянно и будто бы слепо, и в такие минуты у меня отчего-то на душе скребли кошки.
Прошла уже почти неделя от новогодней ночи. Атмосфера праздника повыветрилась, и стало немножечко грустно. Думаю, так казалось не только мне — бесед за чайными перерывами стало гораздо меньше. Только Кей Мейер все так же болтал без умолку, поддерживая разговор на любую тему.
Сегодня бывший маг Ордена контроля и созидания вдруг вспомнил о нашей первой встрече и последовавших за ней событиях.
— … Честно говоря, это было ужасно неожиданно. Я имею в виду, что меня направили в отряд, на настоящую операцию. Ну, вы же понимаете, Найта, обычного ассистента из отдела прикладных исследований — и вдруг в «боевку». Но тогда-то я был в абсолютном восторге. Так хотелось попробовать свои силы в чем-то действительно серьезном! — разглагольствовал он, сильно жестикулируя. От горячего чая с имбирем лицо его раскраснелось, особенно сильно почему-то выделялись скулы. На подбородке было маленькое пятнышко плавленого сыра — наверное, Кей в запале случайно мазанул себя бутербродом, но никто из деликатности не обращал на это внимания. — Мы прибыли на место по воздуху, не используя магию, и раньше, чем планировали. Разбили лагерь недалеко от портала. Отходить от него запрещалось, потому что Путь королев мог увести нас обратно, к месту первого испытания. Старшие по рангу расставляли ловушки, а меня отправили в лагерь, чтобы не мешался. Я тогда прямо весь извелся, пока ждал, а потом вдруг…
— … а потом вдруг появились мы, — закончила я с ноткой грусти по старым временам.
Нет, именно этот эпизод, с бессмысленным и кровавым сражением, когда я впервые применила магию против человека, был не самым хорошим воспоминанием, но само путешествие… Лес, ночевки в «коконе», Ксиль, соблазняющий меня, чтобы потом легче было уговорить глупую девчонку стать жертвой на алтаре…
— Да, да, — с энтузиазмом кивнул Кей. — Совершенно неожиданно, как снег на голову. Чудища, огонь, кровь… И эта страшная магия, — его передернуло, и я почувствовала укол совести: то заклинание могло убить и Кея, как убило других. — Я тогда просто ну ужас как перепугался, все на свете проклял! Северный князь… он был такой… такой… — в глазах у юноши появилось затравленное выражение. — В общем, я думал, что все — прощайся с жизнью, милый Кей, как дядя говорил. Ну, в песенке одной пелось что-то наподобие этого.
Риан невежливо фыркнула и отхлебнула из глубокой чашки совсем не по-королевски. Холли расплылся в улыбке, смешно морща нос, и пригладил пальцами неизменную желтую ленту в косе. Я поспешила поддержать Кея, пока кто-нибудь не свел разговор к шуткам:
— Ну, Ксиль и меня напугал при первой встрече. Я так драпанула — только пятки сверкали, — мне вдруг стало смешно, но Кей внимал этой нехитрой истории совершенно серьезно. — Потом он меня все-таки догнал… и тогда-то я поняла, что раньше это был не страх, а так, ерунда какая-то.
— Вот! — с энтузиазмом подхватил Кей, опираясь ладонями на стол. Мазок сыра на подбородке смотрелся теперь интригующе, словно средневековая «мушка». — У меня то же самое было, что у вас. Он так говорил… Приказывал — невозможно не подчиниться. А потом, когда я открыл глаза, и наконец увидел князя… Понял вдруг: я полностью в его власти. Знаете, Найта, жутковатое чувство появилось… Желание саморазрушения, что ли… У князя такое невероятное обаяние! Я подумал тогда: какая глупость, этот Орден — разве может такое существо быть низшим? А потом вы заговорили, Найта, и я будто очнулся.
Фраза прозвучала глуховато, а Кей словно потускнел, как перележавшая на солнце газета.
— Умирать стало очень страшно. И когда вы заставили его пообещать, что жизнь он мне сохранит, я решил, что вытерплю все, и потом буду жить совсем по-другому. А князь… странно, но мне даже не было больно. Я не помню почти ничего о том моменте — только то, что он дергал немного за мои волосы, будто не мог решить, что ему делать — погладить или ударить. А вы сидели на ступеньках постамента, уши зажимали… И у вас было такое лицо, что я поверил ненадолго, что от беспомощности можно умереть. И плечи у вас дрожали, и губа была прикушена. Нижняя, — он смутился и неловко провел рукой по подбородку, наконец-то стирая пятнышко сыра. — Вы были такой удивительной — сильная и слабая одновременно. Как будто из кусочков составленная. А сейчас — цельная. И сильная, — закончил Мейер совсем тихо.
Я низко опустила голову, разглядывая в кружке всплывшие чаинки. К лицу кровь прилила — стало жарко. Наверняка щеки горели. Последний глоток был торопливым, и вместе с чаем я подцепила и одну из этих дурацких чаинок и теперь перекатывала ее во рту — шершавую, безвкусную, похожую на маленький скученный кусочек бумаги.
Взгляд со стороны — страшная штука. Иногда сшибает, как мешком по голове.
«Сильная»… И как же теперь… соответствовать?
— А потом? — спросила я, чтобы не молчать.
— А что потом… — рассеянно почесал светлую бровь Мейер. — Потом все было хорошо. Я очнулся на песке, магии не чувствовал — ну, последствия слишком близкого общения с князем. Мы с вами говорили, наверное. Не помню, о чем, но у меня после этого словно новая цель в жизни появилась. Я себя таким свободным почувствовал, таким смелым… Вот так. Северный князь отвел меня в странное место, где было несколько кланников. Он поговорил с ними… Так я и попал в Пепельный клан, — развел он руками, улыбаясь чуть виновато, словно быть частью клана Пепла времени было неприлично, но модно. — Магия со временем восстановилась, а еще появилась жажда деятельности… Ну, сначала меня, конечно, к серьезным проектам не допускали, а потом я уже стал приносить настоящую пользу. И знаете, Найта, что удивительно? Эти кланники ни разу не посмотрели на меня, словно на второсортное существо, отработанный материал, как в Ордене делали.
Я невольно улыбнулась.
— Думаю, это заслуга Тантаэ, — Пепельный князь никак не изменился в лице, но я почувствовала, что он был польщен. — Если он даже Ксиля может одним своим присутствием заставить вести себя прилично…
Это сошло за шутку, и все мы вежливо посмеялись… По правде сказать, Тантаэ только улыбнулся, но все равно было весело. А я вдруг задумалась о том, что Пепельный князь действительно в любое явление вносил элемент стабильности. Он был такой серьезный, мудрый… надежный. В отличие от других шакаи-ар, того же Ксиля, например, на Тантаэ всегда можно было положиться.
— Право, Найта, вы меня смущаете подобными комплиментами, — с легкой иронией заметил Тантаэ, и я запоздало вспомнила, что рядом, вообще-то, есть телепаты, а мои последние мысли звучали слишком «громко». — И зря вы недооцениваете Ксиля. Сейчас он, конечно, похож больше на подростка, но лишь потому, что таким вы подсознательно желаете его видеть. А вы видели когда-нибудь, как Максимилиан ведет себя с детьми? — вдруг спросил меня Тантаэ, и я даже вздрогнула от неожиданности. — Понаблюдайте, если выдастся такая возможность. Думаю, это будет интересным опытом.
Губы почему-то резко пересохли. Я, будто вживую, увидела, как у Максимилиана, такого же юного и прекрасного, как сейчас, сидит на коленях маленькая черноволосая девочка лет четырех. У нее зеленые глаза… и она несмело водит пальцем по строчкам в книге, а Ксиль с необычайно сосредоточенным лицом нараспев читает вслух…
Ириано сорванной пружиной вскочил на ноги и с такой силой ударил ладонями по столу, что чай из кружек расплескался, и на скатерти расплылись некрасивые желтые пятна.
— Не смей… — прошипел он, как гадюка, не отводя взгляда от Тантаэ. — Не смей разрушать еще одну жизнь! Ты сделал мою мать несчастной! С шакаи-ар могут жить только шакаи-ар!
— Ты заигрываешься, Ири, — холодно отозвался Тантаэ. Глаза у него потемнели. Имбирный запах в воздухе стал резче. — Это решать не тебе и не мне. А Эвис все-таки была счастлива. И ты сам — верное тому доказательство.
Лицо у Ириано стало совсем страшное. У меня вдох застрял в горле, когда желтые, невыносимо яркие глаза впились взглядом в мои.
— Доказательство… Ты не прав. Ты не понимаешь… — каждое слово Ириано отдавалось пульсацией у меня под черепом. Мир словно сузился пронзительной желтизны и шипящего шепота. — Знаешь, что будет с твоими любимыми Найтой и Ксилем? Сначала — эйфория. А потом она пройдет, и захочется настоящего счастья. Но когда семья останется неполной и через сто, и через двести лет, твой замечательный Ксиль убедит Найту стать шакаи-ар, просто потому, что эгоизм и беспечность у нас в крови. А она поверит, что все будет хорошо, ведь это Максимилиан, ее единственный… Ты знаешь, что бывает с равейнами, отказавшимися от дара?
Меня словно окатило потоком ледяной воды. Конечности стали ватными, а горло сжало спазмом.
Я слушала — и верила. Знала, что это всего лишь гнев говорит за Ириано, что меня просто оглушило чужими чувствами… Но не могла ничего, абсолютно ничего сделать, чтобы выдавить из груди засевший там шипастый комок боли.
— Прекрати. Ты алогичен, — словно через стекло донесся голос Тантаэ. Рассудительный, надежный, спокойный Тантаэ… — Твои речи, Ири, это, как говорят люди, дешевая пропаганда. Громкие слова, за которыми не стоит ничего.
— Заткнись!
— Прекратите оба! — вдруг вскочила Айне, и я словно очнулась от забытья. Голос у пророчицы срывался, как будто она… плакала? — Что вы треплете здесь чужую судьбу? Да что б вы понимали!
Грохнул об пол упавший стул. Хлопнула дверь.
Я одним глотком допила остывший горький чай и выбежала за пророчицей.
Тут-то и сказалась разница в росте. Длинноногая Айне, размазывая по щекам слезы, пронеслась по лестницам и коридорам, как ураган. Я едва поспевала за ней.
— Айне, подожди! Я с тобой!
Но она, как будто нарочно, побежала еще быстрее.
К счастью, в минуту опасности или боли все мы стремимся домой. А «домом» для Айне на время стала комнатка в общежитии факультета некромантии.
Когда я, запыхавшись, влетела в нужный коридор, то обнаружила, что перед апартаментами пророчицы уже собралась небольшая, но очень громко галдящая толпа любопытных. А у самой двери стояли трое: донельзя растерянная Феникс, хмурый мужчина с белоснежными волосами до плеч, свитыми в тонкие жгуты… и Этна, стучащая по этой самой двери кулаком с криком:
— Открой дверь, твою мать! Что случилось-то? Открывай! Мы подруги или хрен знает кто?
— Что происходит? — тихо коснулась я плеча Феникс.
— Не знаю… — потерянно прошептала она и качнула головой. — Ну, с Айне что-то, да… Прибежала такая, плачет… Выгнала нас из комнаты и, ну…
— Буря, а не девка, — качнул головой седой мужчина. — Всех повытолкала, дверь зачаровала — и ревет. Как бы всю комнату в слезах не утопила.
Я присмотрелась к нему… Темно-синие, в черноту, глаза, повадки бродяги, убранные в жгуты волосы… И еще — странное ощущение, как будто в малую оболочку уместили нечто огромное.
— Серго? — неуверенно наполовину вопросительно, наполовину утвердительно произнесла я. — Здравствуйте…
И ведарси — конечно, кем же еще может быть существо с такой аурой! — кивнул:
— И тебе век не болеть, Найта. Дафна, Люк и Райва поклон передавать велели, — усмехнулся он, глядя чуть исподлобья. — Мол, все помнят и благодарят за спасение.
— А… не стоит, — смутилась я, вспомнив детишек ведарси и приемыша-авайен Клода. Этна перестала молотить кулаками в дверь и беспомощно уткнулась в нее лбом, тяжело дыша. — Вы с Этной давно приехали?
— Да вот только что, — развел руками Серго. По привычке я обратила внимание на ногти. В отличие от шакарских, они были совсем короткими, человеческими, только блестели, будто маслом смазанные. — Только чайку за встречу заварили — пророчица ваша принеслась. Нас — за порог, сама — в слезы. Мы стучим, а все без толку: ни сказать ничего не хочет, ни открыть двери.
— Понятно, — у меня вырвался вздох. Ужасно хотелось позвать кого-нибудь из старших и умных, но Ксиль с Дэйром отправились на охоту, а Тантаэ было сейчас не до наших разборок. — Значит, так, — я резко, из-за нервов, развернулась к остальным и хлопнула в ладоши. — Этна, привет, рада тебя видеть, прекрати грязно ругаться и отойди от двери. Господа любопытные, — некоторые студенты отступили назад, и я продолжила уже на тон потише. — Господа любопытные, вам здесь не цирк. Будьте добры, разойдитесь по комнатам, пока я не обратилась к декану. Если кто-то действительно хочет помочь… Принесите, пожалуйста, на «кухню» мяту, мед и валерьяновый корень. Энни, — обратилась я к огненной мастерице. Феникс вскинула на меня светлые, очень серьезные глаза. — Будь добра, за тем, чтобы в коридоре посторонних не осталось. Думаю, Серго не откажется тебе помочь.
Дождавшись кивка от ведарси, я отправилась к закутку у раковин, где стояли алхимические горелки. К моему удивлению, травки и мед нашлись очень быстро — видно, спокойной жизнь студентов не назовешь, а зелья для лечения нервов целители отпускают неохотно. Я же воспользовалась одним из рецептов Дариэля: «Мятный сон» — абсолютно безвредная смесь, да к тому же не вызывает сонливости.
А пока лекарство заваривалось и настаивалось, Айне уже наверняка успела проплакаться. Иногда это помогает лучше самых качественных зелий.
Что же касается меня… Ну, я ощущала себя спокойной и уверенной уже от того, что взялась за привычную и любимую алхимию.
— Айне… — робко стукнула я по косяку, когда отвар немного поостыл. — Ты как? Можно войти?
Ответом мне было молчание… но вроде бы не враждебное. Я осторожно провела по двери раскрытой ладонью, разбрасывая завязанные в заклинании нити по прежним узорам. Сейчас, когда пророчица немного успокоилась, сделать это было уже гораздо легче.
Щелкнул замок.
В комнату прошли только мы втроем — я, Этна и Феникс. Серго остался снаружи, отгонять зевак мрачным взглядом.
Правда, атмосфера, которая царила в комнате, была куда черней любых взглядов…
Айне сидела в кресле с ногами, уткнувшись подбородком в колени. По стенам скользили тени. Очертания предметов были неверными, колеблющимися радужным ореолом. Прямо напротив кресла, в углу, поток воды струился вверх, от пола к потолку. Темноту наполняли шорохи, шепоты и тихий плеск, как у ручья ночью.
— Мой эфемерат, — невнятно пояснила Айне и шмыгнула покрасневшим носом. — Помогает… снять стресс.
Я только вздохнула.
— Выпей, — протянула я ей полную кружку. — Станет полегче, правда. Обещаю.
Пока мы с Этной сдвигали стулья поближе к пророчице, пытаясь не обращать внимания на «северное сияние» вокруг предметов, Феникс тихонько подошла к ней и положила руку на плечо. Этот жест поддержки выглядел немного странно — Феникс и Айне, носители противоположных стихий, недолюбливали друг друга.
— Что случилось? — мягко спросила Энни. В ее голосе не было и следа обычных кокетливых, манерных ноток. — Кто тебя так обидел?
У Айне вырвался смешок.
— Никто. Я сама.
— Верится с трудом, — качнула я головой и присела на подлокотник кресла. Айне цедила отвар маленькими глоточками, но он уже начал действовать: дыхание выровнялось, исчезали постепенно алые пятна на щеках… — Давай-ка я начну, а ты продолжишь. Ириано затеял очередную ссору с Тантаэ, только на этот раз использовал меня как предлог. Ругался он долго и убедительно… Но мне-то казалось, что выбегать в слезах по сценарию должна была я. Так что же с тобой произошло?
— А ты не догадываешься? — Айне одним махом осушила кружку и подняла на меня злые желтые глаза. Только вот адресовалась эта злость самой пророчице. — Ириано сказал, что с «шакаи-ар могут быть только шакаи-ар». То есть со мной он… Не важно. Он сказал — и тут я поняла…
— Пророчество? — быстро спросила Этна, дергая себя за жесткую красновато-рыжую прядь.
— Нет, — Айне обмякла, и я едва успела выхватить из ослабевших пальцев пустую кружку. — Просто понимание. Я все терзалась тем, что из-за меня Найта могла исчезнуть из линии пророчества… Думала, что точки перехода остались позади, когда Орден затеял эксперименты с тонким планом, когда Найта встретилась с Максимилианом, когда спасла его… Но оказалось, что есть еще развилка. И две дороги, — она, кажется, умышленно уводила взгляд, стараясь не смотреть на меня. Тонкие пальцы нервно терзали край свитера. — На одной из них все, как сказал Ириано: неполная семья, решение пожертвовать даром… Я, правда, не вижу, чем это кончится — может, и счастливо. Но в той реальности мы с Ириано, мы… Словом, там я одна. А вот на второй дороге… — голос ее стал совсем тихим. Ручей, бегущий ниоткуда в никуда, снизу вверх, вдруг начал медленно покрываться корочкой льда. — Там я не вижу твоей судьбы вовсе, Нэй. Ты словно выпадаешь из жизни, будто равейны по имени Найта больше не… Но я… я вместе с Ириано. И он… он совсем другой… — ее шепот был потрясенным, страстным, и для меня он звучал громче крика. — Замечательный… я вижу, как он о чем-то говорит с Тантаэ и улыбается… А потом… потом у меня пропадает дар, и дальше я не вижу ничего. Ты понимаешь, что это значит? Все еще не определено, мне опять нужно… выбирать…
В комнате воцарилась такая тишина, что можно было различить даже звук нашего дыхания. Прерывистое после долгих слез — у Айне. Гневное сопение — у Этны. Размеренные, легкие выдохи Феникс.
А я, кажется, как дышать — позабыла.
— Ты, Айне, главное, не переживай раньше времени, — услышала я свой голос со стороны и подивилась его спокойствию. — Пророчества — штука ненадежная. Еще вчера ты не видела эту развилку. Кто знает, что будет завтра?
— Во-во, точно, — неожиданно поддержала меня охрипшая от волнения Этна. Глаза у нее светились в полумраке, как у кошки, только не красноватым, а зеленым. За дверью что-то грохнуло, послышались недовольные голоса — но все это было безумно, безумно далеко. — И вообще, «выпала из линии судьбы», «не вижу» — что это за бред? Это что, сразу значит — погибла? Прекрати ты париться с этим пророчеством, пожить попробуй! Нельзя же все время взвешивать, что лучше, что хуже — так вообще на хрен свихнуться можно!
Из горла у Айне вырвался хлюпающий смешок.
— Я бы рада… — прошептала она, отчаянно сжимая пальцы. — Я бы рада… Сумасшедшие точно не выбирают…
Не знаю, что бы случилось в следующий момент — может, я расплакалась бы, может, расплакались бы мы все, потому что нервы были натянуты до предела у каждой из нас, не считая разве что Феникс. Но вдруг из коридора послышались звуки, которые никак не могли раздаваться в стенах Академии.
Заливистое конское ржание, грохот и ругань.
Мы с Феникс подхватились с места одновременно.
— Серго, — подвела короткий итог Этна, и нам оставалось только кивнуть.
…Зрелище, представшее нашим глазам в коридоре, было неописуемым… Нет, немного не так.
Ирреальным. Фантасмагорическим. Сюрреалистическим.
Как еще назвать прекрасного, волшебного единорога ростом раза в два больше обычной лошади, попирающего копытом что-то мерзкое, щетинящееся когтями и шипящее, как сердитая змея? Единорога, у которого сияла каждая белоснежная шерстинка, а грива была разобрана на тонкие-тонкие жгуты, скрепленные на концах гематитовыми «гильзами»? Единорога с темно-синими, как предгрозовое небо в сумерках, глазами без намека на зрачки, у которого рог во лбу горел золотом, как заходящее солнце?
…единорога, задевающего при взмахе хвостом то правую стену, на которой висела доска с объявлениями, то левую, с выщербленной штукатуркой и яркой надписью красным маркером «Нат плюс Рита равно…»
В дальнем конце коридора толпились недовольные студенты, не рискующие, впрочем, подойти поближе. Одна девушка в очках и с фотоаппаратом делала снимок за снимком… Интересно, а ей-то самой зачем столько кадров с единорожьей… с единорожьим крупом и болтающимся туда-сюда хвостом?
И, кстати, разве лошади умеют шевелить хвостом вот так? Гм… А единороги?
— А ржать над поверженным врагом нехорошо, уважаемый Серго, — укоризненно покачала головой Феникс.
Серго фыркнул, что в исполнении единорога выглядело очень внушительно, но промолчал.
— Что здесь происходит, мать твою? — высказалась за всех Этна. Было видно, что с языка у нее просится словечко покрепче, но рядом с Айне и со мной она предпочитает сдерживаться. — Сер-р-рго? — я невольно втянула голову в плечи, различив в голосе подруги рычащие перекаты, больше подобающие шакаи-ар.
К слову, о шакаи-ар.
— Ириано? — пригляделась я к встрепанной темной шевелюре.
Кланник рванулся, но сияющее копыто легко припечатало его обратно к полу с омерзительным влажным хрустом.
Меня чуть не вывернуло. Хорошо еще, что у Дариэля в лаборатории и не на такое насмотришься — привыкаешь не реагировать… Ну, хотя бы внешне.
— Серго, будьте добры, прекратите это представление, — предельно вежливо попросила я, пытаясь прогнать видение вспыхнувших всеми красками нитей. — Мы не на войне, а перед вами не враг. Ириано, при всех его недостатках, сломанных ребер не заслуживает.
Полыхнуло радугой.
— Еще как заслуживает, — проворчал Серго, но ногу с груди Ириано убрал. Отошел в сторону и принялся отирать окровавленный ботинок об пол. — Из-за него сыр-бор разгорелся, не так, что ли?
— Все так, — раздался очень спокойный, будто и не было истерики только что, голос Айне. Я обернулась. Она стояла в дверях, нервно натягивая рукава свитера на кулаки, но взгляд ее был твердым. — Но, думаю, это исключительно наше с Ириано дело. Возможно, оно еще касается Тантаэ и Найты. Но уж не вас точно, Серго.
— А я что? — нахмурился ведарси. В глазах у него до сих пор гуляли сполохи синего света. — Мне велено не пускать никого, я и не пускаю…
— …А вот что послужило причиной для визита Ириано, я бы, пожалуй, узнала, — Айне и бровью не повела. Только желтые глаза были темнее, чем обычно. Но с таким взглядом на мелочи внимания не обращаешь… И к мелочам отнесешь и распухший, покрасневший нос, и отяжелевшие веки. — Вы можете говорить, или вам требуется помощь целителя? — она посмотрела на Ириано, уже успевшего принять сидячее положение.
— Справлюсь… — прохрипел он, опуская голову. На ноги он подниматься не торопился, и я вскоре поняла, почему: по правой голени, очевидно, тоже пришелся хороший удар копытом. — Айне, я… я хотел извиниться перед вами.
— Передо мной? — удивленно выгнула бровь Айне, но голос у нее дрогнул. — Не перед Найтой? Не перед своим отцом?
— Нет, перед вами. Перед тобой… — добавил он совсем тихо.
Айне нервно прижала пальцы к губам. Феникс безмятежным, как небесная лазурь, взглядом обвела коридор и вполголоса сказала:
— Все вон.
На то, чтобы поблизости не осталось ни одного человека, ушло не больше четверти минуты.
— Ну… это… Мы тоже пойдем, — замялась Этна. — Нам еще в деканат надо, комнату просить… Найта, проводишь?
— Конечно-конечно, — немного оторопело согласилась я. — Э-э… Идемте.
Было очень трудно выйти из общежитий, не оглядываясь на застывшую неподвижно пророчицу, на Ириано, что-то шепчущего тихо, но страстно, на безразличную Феникс, присевшую на подоконник в гостиной, и на пляску искр на ладони у огненной мастерицы…
Но мы как-то справились. Честное слово.
Фактически было куда ближе до апартаментов Рэмерта, чем до деканата, поэтому направились мы именно к Мэйсону. Люси уже подтянула здоровье и окончательно перебралась к некроманту, но редко выходила из комнаты, поэтому Рэм почти постоянно проводил свободное время дома, с невестой. Я планировала уточнить у него, в каких комнатах можно поселить Этну и Серго… лучше бы в двух отдельных, иначе эти двое поубивают друг друга. Просто уточнить — и быстро уйти, не навязываясь.
Но вышло все совершенно иначе.
— А, это вы, — широко, по-пиратски улыбнулся Рэм, появляясь на пороге в домашних темных джинсах и на удивление опрятной рубахе. — Рад тебя видеть, Найта. Детка, а это твои друзья?
— Да, — улыбнулась я в ответ — радость некроманта оказалась ужасно заразной. — Этна — ты ее должен помнить. А это…
— Серго, ведарси, так? — первым протянул руку Рэм, и Серго крепко ее пожал. — Приятно встретиться, так сказать, во плоти, заочно-то мы все знакомы, благодаря Мэйсону, — он кивнул на браслет у меня на запястье.
Я невольно подумала, что избавиться от артефакта надо при первой же возможности. Во-первых, у меня завелась личная жизнь в лице Ксиля и Дэйра. Во-вторых, у Рэма завелась очень ревнивая невеста. В совокупности эти факты не оставляли ну ни единого шанса зачарованному браслету. Не очень-то мне хотелось, чтобы в какой-нибудь личный момент вдруг раздался бы в голове голос некроманта.
— М-м… Найта, может, ты со своими друзьями задержишься на чашку чая? — предложил Рэмерт, когда я изложила ему свою просьбу. — Я заодно просмотрю журнал регистрации, там должны быть отмечены свободные комнаты. Люси будет рада… Она тяготится вынужденным уединением, — признался он, проводя пятерней по вечно встрепанным волосам. — С подругами она общаться после всего не может… А тут — новые лица. К тому же Люси никогда не видела ведарси…
— Думаешь, живой ведарси ее развлечет? Балаган из меня делаешь, — беззлобно проворчал Серго. Рэм только склонил повинную голову, пряча довольную усмешку. — Ну да на что не пойдешь ради девочки… А она-то сама о твоих планах знает?
— Сейчас расскажу ей, — расцвел очередной мальчишеской улыбкой Рэмерт. — Она не против, а очень даже за, — сообщил он, вернувшись. В руках некромант держал потрепанную тетрадку — видимо, тот самый «журнал регистрации». — Пожалуйста, проходите, вот сюда — в гостиную.
Люси очень сильно похудела с нашей последней встречи. Я бы сказала — подурнела… но это было бы неправдой. Конечно, внешность у невесты Рэма оставляла желать лучшего, но вот свет и тепло, исходившие от этой девушки, были почти физически ощутимы. Люси Стамман словно сбросила какое-то бремя. У нее даже осанка стала иной.
За чаем Люси скромно улыбалась, отшучиваясь, когда Серго нахваливал приготовленный ею пирог. На ведарси она поглядывала с детским восторженным любопытством, безуспешно пытаясь скрыть его за радушием хозяйки. Рэм же сиял почище единорога недавно и вовсе не выглядел «насильно окольцованным», как говорил когда-то. Иногда он смотрел на Люси, когда та не могла этого видеть, и в его взгляде проскальзывало чувство вины.
Что ж, такие испытания, какие выпали на долю этой парочки, либо разрушают отношения, либо цементируют их накрепко.
За разговором мы даже не заметили, когда в чашках в очередной раз закончился чай. Рэм, зарывшийся в тетрадку в поисках свободных комнат непременно по соседству, упустил момент, и Люси сама встала и начала разливать напиток. Когда она проходила мимо Серго, тот внезапно поймал ее запястье… и понюхал.
И стазу же изменился в лице.
— Так вот от кого безвольником несет… — произнес он со смесью брезгливости и сочувствия, но искренне, без намерения обидеть — как умеют только ведарси. — Кто ж тебя, красавицу, этакой отравой напоил? Ты бы к целителю сходила, здоровьишко проверила… А то потом ведь детишек нарожать не сумеешь мужу на радость.
Наверное, я была не слишком хорошим алхимиком. Но есть зелья, из-за дурной славы которых их знают все.
Например, «пустоцвет» — единственная в своем роде смесь на основе безвольника горного.
Зелье, которое заставляет организм имитировать фазы беременности вплоть до поздних. Ложной беременности, определить которую нельзя ни одним заклинанием, только пробой крови в лаборатории… Зелье, после которого в организме могут произойти необратимые изменения, до бесплодия…
А в медкрыле, где проверялась Люси, работал ее брат.
Вот почему она так долго лечилась от отравления! Вот почему таким странным мне показался «выкидыш»! И об этом «секрете» Люси узнал, без сомнения, Тантаэ, когда решил промолчать о нем во время суда!
Пасьянс сошелся, только я была не рада.
Рэм побледнел — видимо, он тоже окинул этот расклад свежим взглядом.
А чайник, выпавший из рук Люси, ее перекошенное от страха и обреченности лицо окончательно расставили все по местам.
— Не было никакого выкидыша, — почти беззвучно произнес Рэмерт, не отводя взгляда от Люси. — Ты просто прекратила принимать это идиотское зелье… И попытки самоубийства не было — была интоксикация вследствие слишком резкого прекращения приема… А брат, эта сволочь, все знал. Он ведь держал тебя в лазарете, чтобы незаметно свести интоксикацию к нулю и медленно «снять» тебя с «пустоцвета». Люси… я прав?
Она опустила глаза и тихо сказала: «Да». По щекам ее катились слезы.
Рэм рывком поднялся из-за стола и решительно направился к выходу, на ходу застегивая рубашку под горла.
— Рэм, стой! — крикнула Люси, без сил падая на колени. — Не уходи… — ее душили рыдания.
Этна, до этого момента наблюдавшая за всем со спокойствием ничего не понимающего человека, резко бросилась за Рэмом и схватила некроманта за шкирку за секунду до того, как они переступил порог гостиной.
— Куда это ты, дорогуша? — ласково поинтересовалась она, легко пиная Мэйсона под коленку с таким расчетом, чтобы он в ближайшее время о прогулках думал в самую последнюю очередь. — Далеко направился.
Рэм с рыком дернулся, но хватка у Этны, которая ростом некроманта превосходила на целых полголовы, была железной.
— Отпусти… — просипел он, полупридушенный воротником. — Я должен убить этого мерзавца… Из-за которого Люси чуть не…
Некромант рванулся изо всех сил, и воротник остался в руках у Этны.
— Стоять! — рявкнула она, и прямо перед носом Рэма дверной проем затянуло живыми побегами. Простейший фокус, но Этна провернула его с виртуозностью эстаминиэль сферы земли. — Кого убить и зачем?
Рэмерт в ярости врезал кулаком по стене из побегов… и это движение словно вымотало некроманта до предела. Обессиленный, он привалился спиной к дверному косяку и прикрыл глаза.
— Юму Касто, старшего сводного брата Люсилль Стамман, наследницы богатейшей алхимической династии. Подумайте сами, — Рэм сжал кулаки. — Разве у студентки, не выбирающейся в город, была возможность приобрести запрещенный препарат? Нет, но его мог сделать ее брат, медик и алхимик. Юма Касто, который автоматически стал бы наследником в случае смерти Люсилль или ее отказа от наследования. А ведь Люси была в шаге и от одного, и от другого… Дорогая, брат говорил тебе, что если ты станешь «простой студенткой», откажешься от наследства, то я женюсь на тебе охотнее?
Люси только кивнула и всхлипнула. На большее ее не хватило.
— Не врет, — подтвердил ведарси, у которого на ложь было врожденное чутье.
…Чуть позже, когда Рэму вправили выбитое колено, когда у Люси сошла на нет истерика, когда Этна наконец расплела стену из побегов, а я магией склеила чайник из осколков, мы услышали полную историю.
Студентка младшего курса среднего звена Люсилль Стамман, дочь владельца одной из самых обширных сетей алхимических лабораторий, была безнадежно и давно влюблена в своего преподавателя, Рэмерта Самани Мэйсона. Собственно, ради него она и выбрала своей специализацией некромантию, а не на алхимию, нарушив семейную традицию.
Делиться горестями первой, неравной и невзаимной, любви со строгим отцом и чопорной мачехой девочка побоялась. Но брат, замечательный, понимающий брат Юма всегда был рядом! Он поддерживал ее, утешал, давал советы… и, в конце концов, познакомил с предметом воздыхания.
Или, вернее сказать, поклонения?
Вблизи Рэмерт Мэйсон оказался еще, гм, очаровательнее, чем издали, и теперь Люси готова была удержать его любой ценой.
И тут любящий брат подкинул замечательную идею — с помощью снадобья из безвольника устроить Люси ложную беременность. Только добрый Юма забыл сообщить одну маленькую деталь: при применении этого зелья психика становится нестабильной, а при резком прекращении употребления — вызывает отравление, вплоть до смертельного.
А Люси не смогла обманывать своего драгоценного Рэма долго. И однажды она просто вылила все зелье в уборную.
Через два дня случилась «попытка суицида».
К несчастью, выжившую после несчастного случая и «потерявшую ребенка» Люси определили к брату на лечение. И он не стал рисковать, доводя начатое до конца. Если бы пациентка скончалась у него в палате, то расследование было бы неминуемым, а уж сторонние люди вряд ли поверили бы в «добрые намерения» Юмы Касто, так и не ставшего наследником.
Ну, а убедить перепуганную девочку в том, что рассказывать любимому правду ни в коем случае нельзя, было парой пустяков.
…Я слушала эту историю — и не могла понять: есть ли предел подлости, есть ли предел жадности? Юма Касто, с такими-то возможностями отчима, мог легко закончить аспирантуру и магистратуру, а потом устроиться преподавать в Академии. Это, конечно, не легкая жизнь наследника значительного состояния, но маги-учителя не бедствовали и были очень уважаемыми людьми.
Но Юме показался гораздо более заманчивым другой путь, с которого надо было убрать одну умную, но безнадежно влюбленную — вот удача! — девочку.
От всего этого оставался мерзкий, гнилостный осадок.
И только вид того, как Рэм, морщась от болей в травмированном колене, утешает Люси, шепча ей на ухо всякие глупости, был как лучик света.
Кажется, что против этих двоих было все — и происхождение Люси, и нрав Рэма, и замыслы Юмы Касто… да сама судьба! Но они сумели ее переломить всего лишь тем, что одна — любила всей душой, а другой — прощал от чистого сердца любые ошибки.
…и, может быть, побороться за свое счастье стоит не только этим двоим?