ДВА "ПРОФЕССОРА"
Часа два Степан искал нужный ему дом.
Когда Митрич объяснял, как проехать к его дальней родственнице, Степану все было понятно: надо сесть в трамвай номер шесть, сойти на восьмой остановке, спросить Лабазный переулок, а там уже все знают дом Антонины Марковны Карповой, у которой муж жестяник, кривой на один глаз.
Все было просто: сесть в трамвай, доехать до Горбатого моста и там спросить.
Но беда в том, что Лабазного переулка никто не знал, даже милиционер. Он долго смотрел в свою книжечку, водил пальцем по плану города и наконец решительно ответил:
- Такого переулка в нашем городе нет.
И только когда Степан совсем уже отчаялся найти этот таинственный переулок, его обрадовала одна старушка.
- Не Лабазный, сынок, а Гоголевский переулок! Двадцать лет уже как Гоголевский! Пойдем, провожу - нам по пути.
Путь был далекий.
Давно умолкли звонки трамваев и сирены автомобилей; многоэтажные здания сменились небольшими чистенькими домиками; на узеньких тротуарах появились важные козы и хлопотливые куры.
Но вот где-то загудел мощный гудок, и старушка заторопилась.
- Со смены гудок-то, а у меня обед не готов!.. Да вот он, Гоголевский переулок.
Дом Карповых Степан нашел без труда. Это был небольшой уютный домик, без забора, но с новыми воротами, на которых висела табличка: "А. М. и Н. А. Карповы. Прошу звонить". Рядом блестела кнопка звонка.
Степан удивился: ставить звонок на воротах, если нет забора, просто смешно. Но на всякий случай позвонил.
Тотчас в окне мелькнула рыжая голова, и через секунду перед ним вырос паренек с упрямо торчащим хохолком на макушке, весь в желтых веснушках, ростом чуть повыше Степана.
- Позвонил? - улыбнулся он.
- Позвонил.
- Молодец! А то все думают, если забора нет - значит можно напрямик. Ничего, будет и забор. А ты к кому?
Степан назвал.
- А, ну тогда, значит, ко мне. Мама на работе, придет не скоро. Пойдем в дом.
Пока Колька, - так назвал себя паренек, - пытался разобрать каракули Митрича, Степан внимательно осматривал комнату.
Комната напоминала лабораторию - здесь были и радиоприемник, и фонари, и фотоаппараты, и какие-то сложные самодельные машины; у окна зеленовато отсвечивал аквариум с рыбками; на другом столе стояли пробирки, бутылочки с разноцветными жидкостями; у стены виднелся переплетный столик с зашнурованной на нем книгой.
Степан подошел к этажерке - очевидно, тоже самодельной. Книг было множество: Ленин, Сталин, Ломоносов, Бальзак, Жюль Верн... Они стояли аккуратными рядами, но вперемешку: "Три мушкетера" рядом с учебником немецкого языка, "Чапаев" рядом с "Таинственным островом" и дальше - брошюры по электричеству, астрономии, медицине, истории.
Прочитав письмо, Колька принялся убирать. Делал он это молча, быстро и чрезвычайно ловко: напильники, плоскогубцы, детали словно сами ложились в специальные гнезда, ящички, коробочки, - и только когда на столе не осталось ни пылинки, Колька накрыл его скатертью и сказал:
- Митрич поклон отцу передает. Приглашает приехать... А отца-то нет... Вот уже скоро два года... - голос его сорвался.
- На войне?
- Нет, он у меня старый был... Рак... Ты знаешь, что такое рак?
Он подошел к этажерке и не глядя взял брошюру.
"...Словом "рак" принято обозначать многие злокачественные опухоли: карциномы, меланомы, саркомы и ряд других, читал Колька. - Всех их объединяют следующие признаки: появление при отсутствии видимых причин, безудержное разрастание и перенос опухоли в другие органы и ткани. Как правило, наступает скорая смерть, если не будет принято своевременное лечение. Около десяти процентов людей старше сорока лет умирают именно от рака..." Понимаешь? Десять процентов!
Степан понимал. Именно о раке так часто говорил майор Кривцов. До сих пор в ушах звучат его слова:
"Это ужасная болезнь, Степан! Человек, заболевший раком, переживает страшную трагедию: ведь если рак не обнаружен в самой ранней стадии, смерть неизбежна. Человек переносит операцию за операцией, а в конце концов..."
А Колька в это время говорил:
- Понимаешь, отцу сделали три операции, но было поздно... Ему вырезали желудок, а рак перебросился дальше. Вот Митрич пишет, что ты - талантливый парень, и, наверное, будешь "медицинским профессором". Так послушай, что сказано в этой книге: "Проблема рака, как проблема неудержимого роста клеток, до сих пор еще не объясненного учеными, представляет исключительный научный интерес. Решение ее даст возможность проникнуть в самые неприступные области биологии, даст возможность понять некоторые сокровенные тайны жизни клетки". Правильно пишут?
Степан покачал головой:
- Нет, неправильно.
Колька вспыхнул:
- Что - неправильно? Профессор, по-твоему, ерунду городит?
Степану не хотелось ссориться с первого дня, но он упрямо повторил:
- Неправильно! Что он пишет? Возможность понять? Научный интерес? Говорит, словно о кроликах! Надо было написать: "Средство против рака - спасение миллионов людей"! Разве смерть твоего отца для тебя тоже "научная проблема"?
Колька вскочил со стула:
- Молодец! А я читал и не замечал. Словно о кроликах! Верно, черт возьми! - Он возбужденно зашагал по комнате, затем, резко остановившись, спросил:
- Ты читал что-нибудь о вирусах?
Степан кивнул головой. Он хотел добавить, что знает о них очень много, что одно время ему даже казалось, будто у него в руках есть настоящий антивирус, но подумал и решил не говорить - Колька мог принять его рассказ за ложь и хвастовство.
- А ты чем будешь заниматься: вирусами или обыкновенными микробами? - не унимался Колька.
По интонациям его голоса Степан почувствовал, что он глубоко презирает "обыкновенных" микробов, и, желая подзадорить, хладнокровно ответил:
- Обыкновенными. Их хоть под микроскопом видно, а вирусов, возможно, и вовсе нет. Выдумали, пожалуй: что не могут объяснить, то и вирусы...
Как и рассчитывал Степан, Колька не выдержал:
- Эх, ты... профессор! Ультравирусы еще наш русский доктор Ивановский открыл в тысяча восемьсот девяносто втором году, а теперь никто уж в них не сомневается! Вирусы - вот что нужно изучать!
Видно было, что Колька не умеет спорить. Он горячился, но доказать по существу не мог. А Степан спокойно возражал: