не возвращаться. Сделаю вид, что не услышал. Иначе застряну, по меньшей мере, на
час, придется выслушивать укоры. Добрался до лестницы и стал подниматься на
третий этаж. Рядом с туалетом курилка — спасительное место для таких как я.
На середине пролета остановился, мотнул головой. Совершенно неожиданно накатила
страшная слабость, ноги задрожали. Я покачнулся, выронил пачку сигарет.
Нагнулся, чтобы подобрать. Но тут в глазах мигнуло, я ощутил себя лежащим на
ступеньке. Сердце бешено колотилось, в ушах шумело, а в глазах двоилось. Череп
изнутри распирало чудовищной тяжестью. На мозг обрушился сонм непонятных
образов, мгновенно сменяющихся картинок. Слух терзали шорохи, далекие голоса,
стуки, визжание. Мир потерял цвета, превратился в плоскую черно-белую
фотографию. Постепенно темнел, превращался в негатив.
Я глухо застонал, ощутил стекающую по лицу горячую жидкость. Провел пальцами,
глянул на свет. Кровь… Наверное из носа. На фоне бесцветного мира смотрелась
яркой и устрашающе-грозной, чужой… Рука изменилась. Пальцы высохли, стали похожи
на корявую птичью лапу. Выросли острые и длинные, отливающие сталью когти. Я
охнул, медленно и неуклюже перевернулся на живот, встал на колени. На глаза
попалась пачка сигарет. Я схватил, подтянулся на перилах. Раздался протяжный
скрип, железный прут ограждения с легкостью смялся в ладони. Я кое-как встал на
ноги и сделал первый шаг. Тело слушалось с трудом, суставы хрустели.
Муть перед глазами развеялась, вернулись цвета. Я ошалело огляделся: все
привычное, обыденное. Ни следа чудес, которые творились минуту назад. На руке
кровь, из носа тоже капало. Впрочем, самая обычная, темно-красная. Голова
кружилась, колени подгибались. Но все в пределах нормы, такое бывает после
обычного переутомления, высокого артериального давления. Когтей тоже нет… Я
обернулся, тяжело вздохнул. Решетка ограждения погнута, толстый железный прут
расплющен, загнут в рогалик. А как это объяснить? Никак…
Я поднялся дальше, зашел в курилку и уселся на стул. Подвинул пепельницу,
дрожащими пальцами извлек из помятой пачки сигарету. Прикурил и глубоко
затянулся.
За окном крона дерева, танцующие на ветру листики. В глаза бил яркий свет,
слепил. В голове ни мыслишки, лишь комариный звон и бесконечное удивление. Я
отыскал в кармане бумажную салфетку, вытер кровь с лица. От первой сигареты
сразу прикурил вторую.
И что теперь? — промелькнула угрюмая мысль. — Приступ неизвестной болезни или
начинаю превращаться в оборотня? Все могу объяснить, но не смятый как теплый
пластилин стальной прут. Причем собственными руками. Когда-то пробовал гнуть
проволоку. Пока сделал небольшую петельку семь потов сошло… а тут…
Размышление прервал топот ног, надсадное дыхание. В курилку вбежал Федор
Сергеевич, на ходу выхватил у меня сигарету. Долго и нервно чиркал колесиком
зажигалки. Что-то бормотал под нос, ругался. По красной лысине и толстым щекам
катился пот. Я глянул с удивлением. Никогда не видел начальника таким нервным и
злым. Обычно величественно-спокойный, флегматичный. Голос повышать умел, но
всегда сохранял невозмутимый вид.
В свои тридцать пять Федор сумел основать рекламную фирму, достиг определенного
положения в обществе. Во многом благодаря холодному мышлению, умению общаться с
людьми, искать компромиссы. И сколько помню, всегда сохранял присутствие духа,
никогда не психовал. Не человек, а концентрированный разум, находчивость,
хитрость и спокойствие. На голову выше меня, плотный и широкоплечий. Одет в
строгий костюм, галстук и безупречно чистую рубашку. Лицо круглое, холеное.