монаха-католика. Губы тонкие, нос картошкой. Но комическое и несуразное
исправляли глаза — серые, с темными крапинками. В них твердость алмаза,
спокойствие леса, уверенность и непоколебимость гор.
Но сейчас на Феди лица не было. Красный и вспотевший, взъерошенный словно
воробей. Галстук болтался как дохлая змея, рубашка расстегнута почти до пояса.
Глаза бегающие, блестящие.
Начальник несколько раз затянулся, глянул на меня.
— Сашка, хоть ты мне скажи, — быстро произнес он. — Что нужно женщинам?
— Все, — прохрипел я без раздумий. Гул в голове стих, и я обрел способность
мыслить. — Деньги, положение в обществе, сильный самец, переживания, секс, цветы
и драгоценности. Женщины чаще сами не знают, чего хотят. И поэтому стремятся
подгрести под себя все, до чего могут дотянуться. Но ощущение безопасности,
комфорта — преобладающие.
— Бабы — самые холодные и прагматичные существа на свете, — согласился Федор. –
Тогда почему мы их любим?
— А есть выбор? — проворчал я. — Любви, кстати, не существует. Игра гормонов, не
более. Но так сложилось в ходе эволюции, что без женщин не обойтись. Впрочем,
есть конечно и однополая… э-э-э… дружба. Но фи… просто фи.
— Ты прав, — кивнул директор, в три затяжки докурил сигарету. Отшвырнул окурок и
потянулся за новой. Видно, что немного пришел в себя, успокоился. — Грейс из
меня душу вытрясла. Думал, мне за тридцатник, холостяк… Бабью натуру изучил от и
до. Но Моран прямо зачаровала…
— Даже так? — фыркнул я, выдавил на губах слабую улыбку. Голова еще кружилась,
меня поташнивало. Говорить трудно.
— Не веришь, — понял Федор, посмотрел на меня с затаенной болью в глазах. — Я
тоже не верил. А тут хлоп… и попался на крючок. Совсем с ума сошел. Она, дура,
то пальчиком поманит, то нарычит и оттолкнет.
— Не верю, — кивнул я.
Федор глянул на меня с тоской. Достал платок и вытер пот со лба. Сигарета
помогла, начальник взял себя в руки.
— Как знаешь, — пробормотал он. Тряхнул толстыми щеками и добавил уверенней: –
Тебе полагается выговор за опоздание.
Я скривился, развел руками. Глянул на Федю, хотел сказать что-то в свое
оправдание. Но вместо этого застонал. Сюрпризы с сознанием продолжались. Вокруг
директора появилась едва заметная светящаяся дымка. Около головы ярче, у рук и
ног почти невидимая. Цвет фиолетово-синий, очень насыщенный. Но у головы и в
районе груди кроваво-красная, болезненная. По нервам стегануло током. В мозг
хлынули переживания, образы: боль и страх, восторг и грусть, злость, бессилие,
страсть… Я зажмурился, зашипел. Пришло осознание того, что ощущения не мои, а
Федины. Сквозь гул крови в ушах прорвался громыхающий голос начальника:
— Сашка, ты что такой бледный? Заболел?
Открыв глаза, я глянул на обеспокоенное лицо Федора. Дымка никуда не делась. Но
если смотреть под другим ракурсом становилась бесцветной, незаметной. А когда
падали прямые солнечные лучи — сочной, густой…
— Да как-то нехорошо, — прохрипел я. — Наверное, несвежие продукты.
Директор задумался, украдкой потянул носом надеясь уловить запах перегара. Но
понятно ничего не обнаружил. Похлопал по плечу, прогудел:
— Иди домой, Сашка. Мне больные работники не нужны.
— А что со срочными логотипами? — возразил я.