- А? - Спиридонов покрутил носом. - Верно мыслишь! Я как-то не скумекал... Молодец! Ну-ка разлей еще по одной... Ты смотри, что получается. Обкладывают со всех сторон. Заметь, не мешают, не суют палки в колеса, а пытаются блокировать выход проблемы на солидный уровень. Давай еще подумаем. Давай вообще взглянем на дело с общечеловеческих позиций. Ты помнишь, что Шеффилд тебе наговорил? А допустим, он прав. Тогда следует принципиально менять подход к решению любой проблемы. Есть проблема - подбираем, так сказать, коллектив, связываем все личности в одну и вырабатываем оптимальное решение. Что тогда? Понятно. Не нужны все эти многочисленные конторы, советы, комиссии, ГУКи и прочее. Но, самое главное, не нужны начальники. Начальника не нужны вот в чем дело! Ведь для чего они сейчас необходимы? А они необходимы. Для чего?
- Принимают решения и несут ответственность, - твердо сказал я
- Верно. А что такое ответственность?
- Это когда знаешь, что дадут по шее, если что не так.
- Во-от! И смотри, что получается. Вот есть начальник он один. И вот есть много исполнителей. Если исполнители уверены, что некоторое решение оптимально, они его и без начальника примут к исполнению. Начальник же необходим только тогда, когда явно хорошего решения нет. Тогда он берет первое попавшееся, дает указание, предписание, постановление, указ, приказ и так далее, после чего решение воплощается в жизнь. Одновременно он берет на себя ответственность. Но ответственности - вещь, сама по себе, иллюзорная. Всегда можно сослаться на нерадивых исполнителей - раз. Можно сослаться на обстоятельства - два, и покаяться - три. Пожалеют, скажут, мол, что же, он тоже ведь человек, а человеку свойственно ошибаться. Теперь еще взяли моду голосовать. Называется - коллегиальность принятия решения. Соберутся начальники, устроят базар, проголосуют, подпишут, напишут особой мнение - и дело в шляпе. Но, извини, кто сказал, что десять дураков примут лучшее решение, нежели один мудрец? Нужен мудрец, а есть десять дураков. Шеффилд и говорит: я знаю, как из десяти дураков сделать одного мудреца. А ему говорят... Что ему говорят?
Спиридонов размышлял вслух, и меня захватил этот процесс. Я даже подумал, что, вероятно, Шеффилд прав уже потому, что когда люди не говорят, а думают вслух, образуется тот самый информационный канал, объединяющий их в некую сверхличность. Ничего здесь нового нет, просто он придумал, как это сделать эффективно. А Спиридонов уже давно пользуется таким способом для принятия своих решений.
- А ему говорят.., - повторил я, - начальник ему говорит: а кто будет нести личную ответственность за принятое решение?
- Вот так?! А Шеффилд в ответ?
- А Шеффилд ему в ответ: никто. Потому что, если будет принять плохое решение, и наступят последствия, нести ответственность поздно. Надо думать, как ликвидировать это последствия.
- Так-так! А начальник?
- Начальник молчит. Он-то знает, что Шеффилд прав. Ответственность - это возможность наказания. То есть попытка стимулировать нерадивых будущей поркой. Но "сверхличность" Шеффилда и не надо стимулировать. Она отвечает за свое решение своим существованием. Ведь если решение будет плохое, то ее не захотят создавать еще раз сами компоненты.
- Да, пожалуй, что и так, - задумчиво согласился Спиридонов. - Но для нынешнего начальствующего состава Шеффилд опасен не самой этой идеей. Может быть, в нее толком никто и не верит. Опасность в другом. Что любит начальник? Ну, думай, не сиди!
- Начальник любит... Хм... Да мало ли...
- Вот этого начальник не любит... Странно, Гиря, сколько лет ты у меня в подчинении, а не знаешь. Плохо мы еще работаем с кадрами...
- Начальник, Васильевич, любит, чтобы ему смотрели в рот, - наконец сообразил я.
- Ну, вот же, ведь можешь, когда захочешь!.. А для того, чтобы тебе смотрели в рот, ловили каждое твое слово и исполняли твои повеления неукоснительно, необходимо иметь авторитет. Это такая штука: Такая тонкая штука - ее копят годами. Любое решение авторитетного лица уже потому верно, что его никто не осмелится подвергать сомнению. И вот что я думаю, хоть ты меня убей: кто-то понял, что идеи Щеффилда могут подорвать веру в эффективность существующих структур власти. Сейчас им альтернативы никто не видит, а ежели увидят - это, брат, чревато! В истории такие случаи случались. Я так скажу - а я в историях ковыряюсь последнее время - все общественные катаклизмы случались из-за этого. Я вообще, Гиря, последнее время начал шевелить мозгами. Хочешь узнать, что я нашевелил?
- Каждый хочет владеть мнением начальника, - сказал я, упирая на слово "владеть".
- Ладно, так и быть. Вот скажи мне, почему раньше на Земле было очень много государств? Не знаешь - куда тебе! Я знаю, - Спиридонов ткнул себя в грудь. - Всегда есть две тенденции: снижать уровень принятия решений и, наоборот, повышать его. Тенденции противоречивые. С одной стороны, цивилизация объективно нуждается в повышении этого уровня. Еще бы! Если каждый начнет решать, куда вертеть реки и какие переворачивать горы - это что же получится? А с другой стороны, сидит царь, или, там, император, и все за тебя думает. Неприятно. Каждый человек хочет думать сам за себя. Что придумали: разбили все на квадраты, и в каждом свой начальник. Царь, король, президент или Папа римский. Они между собой цапаются, но, между прочим, не дают друг другу валять дурака. Знают, шельмы, что если будут валять - их снизу начнут выдавливать. Таким вот образом соблюдается баланс интересов. Но вот приходит сильная личность - Гитлер, Сталин, Мао или как его там... Ну, в Америке - не помнишь?.. Какой-нибудь Александр Македонский или, там, Юлий Цезарь. И начинается дурдом. Давай все делить, переиначивать - только щепки летят. А почему? Потому что упомянутые личности брались решать все за всех...
"Бордо" подействовало, и Спиридонов, войдя в раж, теперь витийствовал. Я соответственно, наслаждался, потому что когда Васильевич подступался к основным вопросам философии, его нельзя было остановить. Он поднимался до немыслимых интеллектуальных высот, окидывая зорким оком горизонты неведомого и, порой, заглядывая в такие уголки, о существовании которых я и не подозревал.
- А теперь какой-то мозгляк Шеффилд, кучкуясь с весьма подозрительным Калуцей и используя загадочную болезнь пострадавшего в космических безднах Сомова - безусловно героя, а как же! - предлагает невесть что. Он предлагает, чтобы исполнители сами принимали решения и сами их исполняли! Причем любые. Собрались, подключились друг к другу, все быстренько решили - и разбежались. Как это понимать? Куда девать начальников, я тебя спрашиваю?.. Это, Гиря, схема, но помяни мое слово, вокруг этой схемы все и завертится... А? Как думаешь?
- Черт его знает, Васильевич, как оно завертится. Может так, а может этак...
- А ирландцы?! - напирал Спиридонов.
- Ну и что же, что ирландцы, - парировал я. - Мало ли...
- Правильно. Черт их знает, этих ирландцев, что у них на уме... У нас не о том голова болеть должна. А о чем у нас должна голова болеть?
Я, признаться, тоже захмелел, и нужно отметить, голова у меня в этот момент ни о чем не болела.
- А голова у нас, Гиря, должна о том болеть, как бы этих Шеффилдов раскрутить на откровенность. Нужен план завтрашней компании. Вот я, например, как себя должен вести? Изображать агромадного начальника? Как думаешь, потяну?
- Вполне, - оказал я, окинув Спиридонова критическим взором.
- Ну, допустим, излагаю факты, нам известные, давлю на психику. И что? Оли уперлись: нет, мол, не было ничего, а если и было, то когда это было...
- А второй параграф? - напомнил я.
- Где? - Спиридонов изобразил на лице полнейшую невинность. - Какой параграф? Ничего не знаем, не ведаем... Структура личности? Какая структура? Мы белки с генотипом перекрещиваем, или, там, углеводы с хромосомами... Непонятен, Петя, сам узел проблемы, центральная точка беседы. Что они хотят? Чего добиваются? А мы чего хотим?
- Мы хотим докопаться до истины, - заявил я не очень уверенно.
- Мы-то? А зачем она нам? Что мы с ней будем делать?
- Знание истины полезно само по себе.
- Да начхать мне на истину, если от нее нет никакого проку. Ты думаешь, чем я сегодня весь день занимался? Я, брат ты мой, встречи проводил на высшем уровне, консультировался кое с кем, и резюме такое: дохлое дело, Васильевич, - съедят. Не дадут вспучить дело до нужных размеров. Знаешь, чего боятся голованы? Боятся, что станет хуже, чем сейчас. Здесь, в Сараево, разный народ собрался, но я ощутил, что все они пляшут вокруг одной проблемы. И проблема эта - человек. Сейчас, худо-бедно, дают работать, а могут вообще закрыть краны. Под лозунгом: человек - не подопытный кролик.
- Думаю, Васильевич, мы должны убедить Калуцу и Шеффилда, что являемся их союзниками. Это основная задача.
- А мы разве являемся?
- Да как будто бы.
- Это сатана является - остальные приходят... Ну, хорошо, являемся. А нас не ждут!.. Помнишь, Сомов про тормоза говорил. Верно говорил. Ведь кто мы с тобой, по сути? Лично я всегда видел свою роль в качества предохранителя. Сгораю на работе, но не даю человечеству улететь в пропасть головотяпства. А тормоза еще лучше. Никто не горит - все живы. И ехать можно, и быстро можно. В случае чего давим на тормоза, останавливаемся и осматриваемся. Смотрим - едем не туда!.. Поворачиваем, едем дальше. Это - правильный подход. А вот колеса откручивать - неправильный! Теперь другой вопрос: что есть тормоза в нашем случае?
- Это закон.
- Во-от! Но не запрет, а регулирование. Если запрет, как сейчас - все равно будут делать. Но уже тайно. И делают. Следовательно, точка соприкосновения есть. И они, и мы заинтересованы в том, чтобы узаконить их деятельность. Но мы дополнительно заинтересованы в том, чтобы поставить ее под контроль общественности.
- Они не меньше в этом заинтересованы, - заметил я.
- Очень может быть. Ведь контроль предполагает обнародование. А это слава - раз, авторитет и вес - два, возможность участвовать в дележе ресурсов - три. И четыре... Что там - четыре?
- Ей богу, не знаю, Васильевич!
- Не знаешь? Эх ты, Гиря... А еще Гиря... Четыре - это, Гиря, чистая совесть. Вот что такое четыре, брат мой во Христе, Гиря... Но четыре, Гиря, бывает только у людей порядочных. У остальных - три и меньше... Все. Спать!
Мы уже собрались было разойтись и занять свои спальные места, но Спиридонов задержался, как-то странно на меня посмотрел и вдруг сказал:
- Единственное, что мне непонятно в нашей диспозиции это пункт насчет контроля общественности. Хотел бы я знать, что это такое? Вот, например, мы с тобой - общественность?
- Не знаю, как ты, Васильевич, а я - общественность. На том стою!
- Тогда все. Ежели что - ссылаюсь на тебя, - сказал Спиридонов и удалился на покой.
Глава 11