“Органикой”.
Судьба Колбы-Воблова не вызывала сомнений. Видимо, в чём-то он ошибся при своём эксперименте. Так безбоязненно приблизился к зверю...
Начальница с потухшим взором сидела у пульта, когда вошёл Вохриков. Он ничего не знал, поскольку так и простоял под окном. Он решил, что пора задерживать нарушительницу пропускного режима, и торжественно простукал к ней сапогами.
– Добрый вечер, – сказал он, гордясь своим всеведением.
Точнее было бы приветствие вроде “Спокойной ночи”. Но Дисплей всё равно не ответила.
– Через какую проходную вы шли? – осведомился он, ничуть не огорчённый её молчанием.
Она безразлично посмотрела на него и как бы с усилием вспомнила, что это за явление действительности.
– У меня дневной пропуск, – проговорила она. – Через проходную меня не пустили бы.
– Так что же – через забор надо лазить? Ай-я-яй... Несолидно.
Тут она и сообщила ему о гибели преподавателя.
Потрясённый Вохриков сел на кипу архивных бумаг. Охрану обвинят: недосмотрела, что цех работал. А командир – соучастник, у него сидел посторонний...
– Да! – вскинулась Дисплей. – Это существо может напасть на других людей. У охраны оружие, надо найти зверя и расстрелять.
Офицер вскочил и бросился к телефону искупать вину. Торопясь и не попадая пальцем в диск, он набрал номер.
– А мы вас ищем! – закричали ему в ухо. – Это я, Старушкина.
Дослушав, что ему сказали, командир осторожно повесил трубку и произнес безнадёжно:
– Ворота сломали. Ваш зверь, наверно...
В это время преподаватель нёсся по городу. В неудобной позе почти вверх ногами он побарахтался, вывернулся... и теперь полулежал в углублении на спине чудовища. Вокруг Колбы-Воблова вырос прозрачный колпак.
“Кабина... – соображал он, не видя возможности выбраться. – Автомобиль, что ли...”.
Действительно, аппарат приобрёл обтекаемую форму. Внизу что-то жужжало – наверно, колёса по асфальту. Мимо мелькали здания, светофоры... потом деревянные дома, сараи – окраина. После нескольких унылых и толстых лабазов ночь распахнулась, до горизонта были звёзды, впереди тускло отсвечивала река. Пассажир забеспокоился: “Куда его несёт? Утонем”. Он подскочил было, но больно ударился головой о колпак и упал на сиденье. Руль и тормоз отсутствовали. Колба-Воблов хотел уцепиться за что-нибудь, но не за что было, он уцепился за собственные колени.
Аппарат скатился по отлогому берегу и врезался в воду. Капот его вытянулся, стал острым. Машина покачалась, течение тихо подхватило её, вдруг сзади взбурлило, нос аппарата приподнялся – и катер полетел поперёк реки.
Противоположный берег был обрывистым. Зверь влез по нему, изгибаясь между неровностями, передёрнул боками и фыркнул – стряхнул с себя воду.
Дальше оказался луг.
Колпак кабины как-то уничтожился. Машина, снова расползшись в каравай, медленно двинулась по траве. Внизу захрустело.
Колба-Воблов выбросился на землю и что было сил пробежал несколько шагов. Но опомнился и затормозил. Не следовало терять такой замечательный агрегат.
Существо ползло, оставляя за собой выбритую дорожку. По корпусу его проскакивали искры, где-то внутри вздыхал и постукивал поршень.
“Траву ест!” – понял преподаватель. Поколебался и, найдя при свете звёзд лопух, понёс его агрегату, на всякий случай загораживаясь лопухом, как щитом.
Машина потянулась навстречу, изжевала лист и понюхала руки зкспериментатора: нет ли ещё чего. Сзади у неё вырос хвост и повилял в знак удовольствия. “Ах ты, дорогая легковушка!” – растроганно подумал Колба-Воблов. – И чего ж я тебя боялся? Хотя... схватила ты меня... Зачем схватила?.. А! Может, ты без человека не ездишь? Голодная была, хотела поскорей попастись...”.
Наевшись, автомобиль остановился. В нём что-то гудело и потрескивало, как провода высокого напряжения. Наверно, вырабатывалась электроэнергия.
Аппарат начал расти. Учёному опять стало не по себе, он отступил. Машина приобрела пирамидальные очертания, поднялась выше человеческого роста, потом чуть осела и раздалась вширь. Получился шатёр. В нём разъехалась в стороны дверь.
Преподаватель с сомнением помедлил. Но всё же решился. Вошёл.
Под потолком зажглась лампочка. У стены была лежанка. Имелся также стол – просто большой куб, который пошевеливался, в нём что-то стрекотало. Затем из него всплыла тарелка. На ней лежали вилка, хлеб и котлета.
Колба-Воблов вытаращил глаза на это великолепие. Котлета фырчала – видно, была только что поджарена. Что же, следовало испытать все возможности агрегата, тем более что за последние полсуток преподаватель только прополоскал желудок чаем у Вохрикова. Колба-Воблов храбро сел и взял вилку.
“А на зиму веников насушим, – заботливо размышлял он, жуя. – Надо сена запасти. Поеду в деревню и куплю копёшку-другую... Спросят: зачем тебе в городе сено? А я скажу: вот, автомобилю – и тут же продемонстрирую...”.
Сел он неудачно: под лежанкой в этом месте было что-то твёрдое – мотор, возможно. А в локоть, которым он опёрся о стол, снизу тоже толкнулось что-то. Преподаватель убрал руку – из стола вылез стакан с молоком.
“Да... но ведь отберут у меня машину-то! Не моя... Попрошу подарить... куплю. Всё-таки я первый испытатель... жизнью рисковал... Кстати, надо сейчас поехать на завод, успокоить их... Рассказать, какое чудо у них произведено”.
Он огляделся, ища какую-нибудь кнопку или рычаг, который превратит палатку в автомобиль. Но то ли машина улавливала биотоки мозга, то ли сама соображала кое-что – стены шатра все разом надвинулись на Колбу-Воблова, у него даже сердце ёкнуло от неожиданности. Через несколько секунд он опять полулежал под прозрачным колпаком. Аппарат сделался длинным и обтекаемым, приподнялся – видимо, снизу высунулись колеса. Развернувшись, автомобиль бойко покатился к реке.
Светало. Снега нигде не было, сырости тоже. Значит, снегопад случился только на заводе...
Колба-Воблов ехал по окраине города среди палисадников и бревенчатых домов. Внезапно машина с писком затормозила, качнулась вперёд и стала.
“Что такое?” Препятствий на пути не замечалось. Ничего не произошло вокруг... Разве что откуда-то издалека донесся протяжный крик.
Действительно, аппарат словно прислушивался: затих, остановил все свои моторы и шестерёнки...
Вдруг из-за ближнего огорода раздалось хлопанье крыльев, и нахальный глупый голос заорал:
– Кы-кы-Ы-ыррр!
Автомобиль присел и подпрыгнул, справа у него стремительно выросло крыло, а из левого борта выскочил только металлический каркас, с треском развернулся... Машина ударила крыльями по воздуху, взлетела на метр...
Колбу-Воблова швырнуло вбок, перевернуло, прозрачный колпак лопнул, и преподаватель вывалился на дорогу. Аппарат пропахал пыль недоделанным крылом, опрокинулся и тяжело врезался в землю. Брызнули железки и куски обшивки, трахнула синяя молния, из бесформенного корпуса с пушечным звуком вылетел электродвигатель и вышиб несколько планок из забора. Вспыхнул огонь, какая-то ленивая жидкость растеклась из машины, грохнул ещё один взрыв, и преподавателя осыпало конденсаторами и шайбами.
Испытатель сидел в пыли и ошеломлённо смотрел, как расскакивается и горит чудо техники. Он не сразу ощутил, что и сам пострадал: болит шея, едва не свёрнутая при падении, одежда вся в песке... Лишь когда заскрипела где-то поблизости дверь и кто-то заспанный вышел разбираться, что за шум, и ругаться, он поднялся и зашагал прочь.
Позже он узнал, что такой исход был предопределён. “Объяснительная записка электронной вычислительной машины” – документ с многочисленными исправлениями, начертанный шариковой ручкой, во многих местах прорвавшей бумагу, – гласила: “Я, ЭВМ с плохой памятью, то есть не забывающая ничего, получила задание рассчитать наиболее дешёвый вариант поездки в Японию. Созданная мной конструкции представляет собой гигантскую растительноядную бактерию, вырабатывающую электричество и передвигающуюся при помощи электромоторов. Дрессировка и механические воздействия на бактерию позволяют придавать ей вид автомобиля, катера, махолёта (птицелёта, орнитоптера) и палатки. Предусмотрено производство пищи для путешественника. В поездке нежелательны встречи с петухами, так как крик “кукареку” является общебиологическим сигналом пробуждения и подъёма, аппарат немедленно превратится в махолёт и взлетит. Вследствие преждевременного выключения цеха-автомата товарищем Дисплей дрессировка бактерии для преобразования в махолёт не завершена”.
Колба-Воблов на ходу отряхивал брюки. Снял пиджак и выколотил его, не останавливаясь. Так, за делом, он приблизился к заводу.
Но тут он задумался. “Не пропустят на территорию, пожалуй: я нездешний... Да еще ворота снёс... заругают... Стоп, а Дисплей как прошла? Там, где она перелезла через загородку, я-то уж точно перескочу. Надо найти”.
Начертив в уме план завода, он поспешил в ту сторону, где предположил низкую ограду.