— Все, что я поправил, переделать. Немедленно. Послезавтра, что бы мне на стол.
— Федь, только к понедельнику. У меня еще…
— У тебя защита зимой. Ты монографию сдал в печать?
— Монографию — сдал, — ответил ведьмак, довольный, что хоть что-то он сделал правильно.
— Вот… Жалко! Хотел я там переделать одну штуку… А сказать тебе забыл…
Федор вздохнул и встал из-за стола.
— Забирай свои бумажки. Ты когда работаешь?
— Завтра.
— Иконы видел?
— Конечно, видел, я их оценивал, — пожал плечами Кузьма.
Федор спрашивал об иконах, что принадлежали хозяину магазина "Антик", где работал Кузьма. Он собирался выставить их на продажу, а Федор издавна интересовался фряжскими иконами.
— Стоит посмотреть?
— И выменять стоит. Там абсолютно великолепный Деисус и очень хорошие лики.
Кузьма, как настоящий православный, никогда не говорил "купить" или "продать" про икону. Федор приподнял бровь. Кузьма был хорошим знатоком старины, и услышать из его уст сразу два определения в превосходной степени — это стоило многих рекомендаций экспертов.
— Значит, поеду, посмотрю. Он меня сегодня приглашал.
— Сегодня? Боится в мою смену тебя приглашать?
— Наверно, — пожал плечами Федор, — Будто это что-то изменит.
Федор не нашел, где припарковаться у магазина, проехал за квартал, бросил "Хаммер" там и вернулся пешком. В салоне посетителей было немного. Федор кивнул охраннику и пошел искать хозяина. Карл Людвигович, хозяин магазина, разговаривал в глубине оружейного зала с несколькими дорого и броско одетыми мужчинами, показывая им меч, очень хорошо сделанный под старину. Увидев Федора, он поклонился издали и знаками показал ему, чтобы Федор сразу проходил в кабинет. Вероятно, боялся, что Федор присоединится к группе и даст реальную оценку мечу, который он собирался продать, как старинный. Клиенты странно посмотрели на Федора, одетого, ради посещения института, очень просто — в льняной костюм и неброские замшевые ботинки. Федор взгляды проигнорировал и прошел в кабинет хозяина магазина.
Иконы были выставлены в двух больших витринах. У стены, сразу перед входом, отдельно стоял Деисус. Федор остановился, с благоговением глядя на иконы. Старинный, XV века, на двух досках, Деисус изображал Иисуса Христа с Богородицей справа и Иоанна Крестителя слева. Федор залюбовался строгим и скорбным ликом Богоматери, нежнейшими цветами в ее руках.
Переведя взгляд на витрины рядом с Деисусом, он увидел, что весь деисусный чин тоже здесь — фигуры архангелов Михаила и Гавриила были великолепны — грозны и милостивы одновременно, святые Петр и Павел в пурпурных накидках и белоснежных хитонах вглядывались в Федора, словно вопрошая — прав ли ты?
Иоанн Лествичник, Иоанн Дамаскин, Арсений Великий, выписанные на одной иконе сразу, смотрели строго и предупреждающе. Святые мученики Феодор Стратилат и Феодор Тирон со щитами и мечами, в красно-бело-золотых одеяниях, кивали одобрительно — молодец, тезка.
Святые мученики — Евстратий, Артемий, Полиевкт в красно-зеленых римских нарядах, держа в руках маленькие черные кресты, знак своей мученической кончины, смотрели ясно и умиротворенно — выбирай по совести, не гонись за сиюминутным, говорили их взгляды.
Святители Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Богослов в украшенных крестами римских тогах, протягивали Федору свитки с рукописной мудростью. Первые православные святые — равноапостольный князь Владимир, благоверные князья Борис и Глеб в богатых красно-зеленых княжеских одеяниях, глядели задумчиво, не осуждали, зная грехи и за собой.
— Что думаете, Федор Михайлович? — спросил Карл Людвигович, войдя в кабинет.
— Сразу две мысли, Карл Людвигович, сразу две, — отстраненно ответил Федор.
— Поделитесь? — улыбнулся антиквар.
— Извольте. Первая — о том, что сегодня я утрачу целое состояние. Вторая — вы тоже.
Карл несколько мгновений напряженно думал, затем понял скрытый намек на только что проданный втридорога меч, и засмеялся.
— Увы, да. Мне не удастся променять их за три цены. Что Вы выбрали?
— А как Вы думаете? — пожал плечами Федор.
— Все.
— Именно. Вам Нострадамус позавидовать может. Двадцать пять.
— Двадцать пять? — опешил антиквар, но тут же осознал свою оплошность, — Двадцать пять?! Да Вы не одного, Вы двух состояний меня лишить вздумали! Ровно в два с половиной…
— А вот теперь — давайте спорить…
Жаркий торг продолжался битых три часа. Перебрали все. Отслоенный лак, неправильное золочение, не каноническое положение рук, не естественное положение ног, двусмысленно читаемые надписи, плохо читаемые письмена в свитках, и так далее, с одной стороны. Полный Деисус, редкостный стиль письма, превосходное состояние для XV века, новгородская школа — с другой.
— Да это в Русский музей продать можно!
— Продайте, посмотрю я, сколько они Вам заплатят!
— Воля Ваша, Федор Михайлович, больше пятисот с этой не скину!
— Не может она столько стоить. Это что — Феофан Грек?
— Да ее на "Сотби" с руками оторвут.
— Даже не упоминайте. Как они на "Сотби" попадут?
— Никак не попадут, — буркнул антиквар, — Это музейная редкость. Значит, плюс шесть — тридцать две.
— Тридцать — последнее мое слово.
Карл Людвигович посопел, передвинул икону с изображением Архангела Михаила, и Федор увидел за иконами картину Ватто, французскую пастораль. Это зрелище своей неуместностью неприятно поразило его, и он поморщился. Антиквар принял это на свой счет и поторопился сказать:
— Хорошо, хорошо. Тридцать.
— Вот и ладно! — Федор отвернулся от икон. Сердце екнуло и отпустило. Федор и антиквар пожали друг другу руки, завершая сделку.
— Счет Ваш прежний? — уточнил Федор.
— Прежний.
— Ну, так я в банк. А Вы их упаковывайте.