Федор улыбнулся:
— Теперь ты можешь научить еще кого-то…
— Мать Тьмы довольна мной, — задумчиво сказал Кузя, — Но ведь я же убивал ее детей? Она не гневается?..
— Чуть позже ты поймешь, почему, — улыбнулся Федор.
Глава 21.
В два часа у Федора была лекция. Поэтому, долго у Кузьмы он не задержался, а поехал в город. Простояв в пробках, еле успел. Когда прозвенел звонок, Федор подошел к двери в аудиторию, успокоил дыхание и, войдя, безмолвно кивнул присутствующим. Привычно взошел на кафедру:
— Добрый день, дамы и господа, — сказал Федор, традиционно начиная лекцию, — Сегодня мы продолжаем тему приготовления препаратов для электронного микроскопа. Тема — "Красители". Для работы с мышечными тканями применяются следующие красители…
Федор читал лекцию, неторопливо размышляя о том, что было бы неплохо купить дом соседей Кузи и вообще переселиться в Петергоф. Петродворец, как он назвал его по старой привычке. Он уже объяснял Кузе, как его раздражает все время помнить названия городов, когда их постоянно переименовывают, но в подробности не вдавался. Кузьма, подходящий к сорокалетнему рубежу, остро переживал по поводу краткосрочности своей жизни.
Федор молчал и терпеливо наблюдал за тем, как его друг и, во многих смыслах, воспитанник, никак не может принять и смириться со сроками жизни, отведенными другим существам, хотя бы тем же вампирам. Доводы Федора, что, например, оборотни живут гораздо меньше людей, а вампиры вообще уже умерли, на Кузю почему-то не действовали. Он тут же отвечал, что ничего себе умерли, лопатой и то не сразу убьешь, а вот, например альвы, живут вообще вечно. На это Федор традиционно вопрошал, что где же он видел альвов-то? Кузя ответа не находил, ссылаясь на некие признаки, по которым можно было понять, что альвы в городе есть, но хорошо прячутся.
С этим Федор не спорил. Альвы в городе действительно были, Федор прекрасно их знал, но Кузьме об этом сообщать не торопился. Еще слишком молод. Жизнь приготовила молодому ведьмаку сюрприз, но сюрприз тем и хорош, что бывает неожиданно, и Федор не собирался портить удовольствие ни себе, ни Кузе.
Федор недавно откопал среди залежей своих исторических "ценных" бумаг свидетельство о рождении Михаила Петровича Кравченко, лета 1814 от рождества Христова. Сердечный приступ, оборвавший жизнь Михаила Петровича, случился с ним на 193 году его бурной и яркой жизни. Но Кузя не знал об этом. Об этом никто не знал, за исключением Федора. Если бы Петр и Людмила не погибли бы в тот страшный день в Черном Лесу, то и они жили бы так же долго, как и отец Петра, а до этого его отец.
С Питерскими ведьмаками вообще была целая история. Федор, в то время звавшийся как Фаро, очень рациональный и въедливый, особенно для, чего уж греха таить, бестолковых Фениксов, оказался в свое время в ее центре. Именно из-за того, что он умел брать под свой контроль и доводить до логического конца разные ссоры и конфликты, на этом поприще Фаро весьма прославился.
Санкт-Петербург, несмотря на свой ранг столицы могущественного государства, востребован среди достойных детей Первой Матери не был. Сакральное место, на котором был основал город, забылось, и город стал местом паломничества самых различных детей Тьмы. Вскоре там начали происходить вещи, в других местах немыслимые и даже грозящие разоблачением для Первых. Совет Первой Тьмы обратился к Фаро, в те времена уже жившему в Санкт-Петербурге, но ни в какие дела не вмешивающегося, помочь с наведением порядка.
Фаро заломил за наведение порядка такую цену, что Совет несколько недель молчал, видимо переваривал новости. Через неделю пришел ответ — все условия Фаро принимались, но Санкт-Петербург отходил ему пожизненно, как владение. Фаро обдумал ситуацию, попытался связаться с матерью и прочими родственниками, вразумительного ответа не получил и… согласился.
В июле 1713 года к царю Петру в Летний Дворец прибыла тайная делегация: два вампира, оборотень, некромант и, для вящего устрашения русского царя, два горных тролля. Петр немедленно принял делегацию. Он ожидал от "нелюдей" денежной и военной поддержки, но быстро понял, что ни того, ни другого не получит, если не примет безоговорочно все их условия. Больше всего споров вызвал не сам факт подчинения города странному существу, а, именно, личность будущего Хранителя города.
С Фаро он был уже знаком, и новость о том, что теперь именно он будет командовать в его собственной столице, разъярила его. Правда, взгляда на двух горных троллей, мирно пасущихся на лужайке перед дворцом, хватило, чтобы охладить его пыл. Сквозь зубы он проговорил клятву о вечном мире с Хранителем, и, решив сделать хорошую мину при плохой игре, уже от себя, пожаловал Федору Беляеву имение под Петергофом, ранг полковника и наследственное русское дворянство, как подтверждение его шведского дворянского происхождения. Фаро, а с жалованного дня Федор Беляев, за весь исторический вечер не сказавший ни слова, лишь бровь приподнял.
Первым распоряжением Федора по городу было введение в городе должности "штатного" ведьмака, с передачей ее по наследству. На формальное письмо полковника Беляева была дана совершенно великолепная резолюция, написанная рукой самого Петра: "Не спрашивая впредь и до сведения Нашего не доводя, заводить любую страсть Господнию по своему благорассуждению, лишь бы нечисть бесстыжию под корень известь, корма же им выделить из сумм жалованья Хранителю положенного, отнюдь его не увеличивая". Федор, прочитав ответ, только головой покачал.
В тот же день он поехал к Светлейшему — Меньшикову. Он Федору до того сделался рад, что схоронился на псарне и носа не казал, пока дворянин Федор Беляев, просидев в гостиной три часа, не сказал добрым и тихим голосом, что ежели сей же час, пред его гневные очи не явится князь Меньшиков, то гореть здесь всему синим пламенем. Князь явился.
— Приветствую вас, Ваше Сиятельство. Я уж думал, придется мне псарню поджечь, а псов-то — жаль!
— Кофею не желаете ли, полковник?
— Не желаю уже, премного сыт и угощениями доволен. Жена Ваша — кладезь доброты и милосердия, угостила меня, чем Бог послал.
Меньшиков кратко оглядел стол с остатками пиршества и понял, что послал в тот день Бог довольно много.
Беляев продолжил:
— Дело же у меня до Вас, вот какое.
Меньшиков подобрался.
— Желаю я пропуск в полки, с тем, что бы отобрать из солдат парочку-троечку мужичков. Заберу я их, коли пригодятся мне, навсегда, так надобно их по леестру, как законно выбывших, списать. Бумагу я привез, извольте приложить руку к ней.
Федор достал сочиненный по всем правилам документ, Меньшиков от радости, что попросили о выполнимом деле, тут же его разрешил и опечатал.
— С тем, Ваше Сиятельство, позволю себе откланяться.
Меньшиков оказал ему немалую честь, проводив до порога. Боялся, как бы нелюдь не спалил чего в гневе.
В полках Федор пробыл недолго. Искомый солдат попался ему буквально сразу, как он поехал в кавалерийский полк. Полковник встретил его радушно, хоть и настороженно, чего это мол, столичной пташке делать в нашей деревне? Тут Федор совсем удивил бравого вояку, спросив, есть ли среди простых солдат те, кто или на свирели играют или рисовать и мастерить могут все, что по уставу и не положено? Есть один такой, почесывая в затылке, согласился полковник, все норовит из чего-нито дудочку сделать и дудеть в нее. Но с лошадьми, шельма, хорош!
Федор захотел познакомиться со свистуном. Полковник кликнул адъютанта. Тот кивнул и прыснул прочь, будто оголтелый. Едва успели полковники выпить по рюмочке сорокотравчатой настоечки, как в дверь постучали, и адъютант явился, гоня тычками перед собой солдата.
Молодой русоволосый парень вид имел жалкий и запуганный донельзя. Адъютант уж постарался — объяснил служивому, что из самой столицы прибыл по его душу знатный проверяющий, что тех, кто в дудки дудит, ловит, да… Многозначительное молчание было гораздо страшнее всяких обещанных кар.
Получив еще один тычок, солдат вытянулся во фрунт и довольно жалобно пробормотал:
— Солдат Алешка Скворцов явился по приказанию Вашей милости!
Федор кивнул головой и спросил:
— Ты на чем играешь?
— Я… Ваша милость… — солдат готов был сквозь землю провалиться. Вот так переделка! Из-за дудки к самому полковнику!
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — рявкнул полковник так, что окошки задрожали.
— Не кричите… — мягко сказал Федор и, достав из внутреннего кармана мундира футляр, открыл его. Там лежала флейта-пикколо.
— Возьми ее. Попробуй что-нибудь сыграть.
— Боязно, барин, — совсем по-простому ответил солдат.
— А ты не бойся.
Алешка перекрестился, взял из футляра флейту, разглядел, что у ней как, примерился хорошенько, поднес к губам… Волны волшебной музыки поплыли от играющего на флейте солдата.
Заговоренная флейта дело свое знала. Ни звука не раздалось бы из нее, если бы не был парень наделен двумя дарами — ясным сердцем да чистой душою. Только они и требовались, для того чтобы в умелых руках учителя сделаться ведьмаком.
— Довольно! — резко сказал Федор.
Музыка замолкла. Полковник и его адъютант заморгали глазами, как проснувшись. Алешка опустил голову и осторожно положил дивную дудочку в футляр, на синий бархат.
— Забираю его от вас, нечего ему тут делать, — Федор достал письмо Меньшикова и протянул полковнику.
Через два часа Федор и его находка летели на тройке в Санкт-Петербург. Не знал еще Алешка Скворцов, в какую переделку попал. Когда узнал, уже поздно было — не мог он от музыки от волшебной никуда убежать, да и не осмелился бы… А потом уже и не захотел.
Своими силами наведя в столице относительный порядок, Федор принялся обучать нового ведьмака искусствам военным, оружному и огненному бою, рукопашной, стратегиям, тактике, а также тому, что ему, как ведьмаку, знать надлежало — языкам, человечьим и не только, алхимии, аптекарству, медицине, физике. А кроме того, учил его магиям — боевой, белой, черной, всяким. Птицу на руку или ветер высвистеть, дорогу найти не плутая, нечисть чуять, клады открывать, да мало ли, что толковому ведьмаку знать надобно!