И должен слушать я укоры ото всех,
И что на мне позор - тебе дано по праву
Изречь свой приговор и совершить расправу.
Возьми же кровь мою - ведь я содеял зло,
И на нее теперь бесчестие легло.
Я не стерпел вины, судом ответив скорым,
Мириться ли, отец, тебе с моим позором?
Когда поступками задета наша честь,
Отец такой, как ты, считает долгом месть.
Да замолчит любовь, где нету оправданья:
Мягкосердечный сам достоин наказанья,
И славе собственной цены не знает он,
Когда щадит того, кто им же осужден.
Старый Гораций
Но быть суровыми порою мы не в силах,
И для самих себя детей прощаем милых.
В преклонном возрасте еще сильней любя,
Мы не караем их, чтоб не карать себя.
Не то, что видишь ты, мой взор в тебе находит,
Я знаю... Здесь наш царь! В покои стража входит.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Тулл, Валерий, Старый Гораций, Гораций, стража
Старый Гораций
Я честью вознесен превыше всех людей,
Мой государь - у нас, под кровлею моей!
И вот, у ног царя...
Тулл
Нет, встань, отец мой, смело,
Ведь за высокое и доблестное дело
Обязан я как царь - мое служенье в том
Высокой почестью отметить славный дом.
(Указывая на Валерия.)
Он послан был к тебе тотчас же после боя,
Но сам я захотел увидеться с тобою.
Кто удивился бы, когда поведал он,
Что гибелью сынов ты не был сокрушен?
Твоей ли твердости прекрасной и суровой
Могло поддержкой быть сочувственное слово?
Но мне приносят весть - внезапно сам герой
Злодейством омрачил свой подвиг боевой:
О чести родины безудержно ревнуя,
Он дочь твою сгубил, сразив сестру родную.
Для самых сильных душ удар такой жесток,
И как тебе снести неумолимый рок?
Старый Гораций
Мне тяжко, государь, но есть в душе терпенье.
Тулл
Да, опыт жизненный приносит утешенье.
Хотя мы все нередко узнаем,