- Собак бешенных знаешь? Вот считай, что такая тебя и укусила. Тебе еще повезло, что выпил много. Очень уж ты неосторожен, миленький! Не все, что выглядит безобидно такое и есть на самом деле. Ну, с этим-то ладно, а вот ручку мне дай посмотреть. - И она, даже не глянув на перевязанное запястье, стала разглядывать ладонь Толяныча, часто шевеля губами, морща лоб, словно разбирала совсем малознакомые письмена.
- Укусила? Собака? Когда?
- Да, да... Не мешай! Сильно ты переменился, красавчик. Раньше ты как открытая книга был, а вот теперь... Словно заслонка вокруг тебя. Откуда бы?
- Коррекция? Ты же помнишь, теть Маш, мне сделали пси-операцию после армии.
- Нет, миленький. Все эти новомодные штучки здесь не причем. Душа-то твоя от этого не меняется. Здесь другое. Кого-то ты нашел себе, миленький. Охо-хо... Нет, не пойму - кто это.
- Может кошка моя, Матрена?
- Живая?! - Толяныч кивнул, и теть Маша улыбнулась, но по-прежнему выглядела растерянной. - Это хорошо. Очень хорошо, миленький. Живое, оно к живому тянется. И живое оберегает.
Толяныч подумал, что Матрена тянется обнюхать его каждый раз по возвращении домой. Словно бы проверяет - хозяин это, или уже подмена... А вдруг гадалка по руке видит то же самое, что и живая кошка чует? Не, это уже шиза какая-то, мистика.
- ...не пойму я, где причина твоих перемен... - Продолжала теть Маша тем временем.
- Да ты что, теть Маш, я от тебя и слов таких не слышал никогда: не пойму. Ты ж чемпионкой среди гадалок всю жизнь была. Давай не темни! Когда это я по-твоему успел перемениться, сегодня что ли?
- Нет, милок, ты не смейся. Тут дело серьезное. И тянет тебя какая-то сила к себе - ох и тянет. А все через девку рыжую. Во сны пробиться хочет. Берегись ее! Не будет тебе тут добра, не будет и любви. Только сгинешь! Вижу огонь в ней, но страшный он, ох и страшный. Мертвый огонь... Да не удержишься ты, чую... А вот дальше не вижу... Ничего не вижу, словно судьба не написана еще. Охо-хо, красавчик, нехорошо это. Темно.
Тут в разговор вписалась старуха, и они заговорили по-цыгански старуха, неразборчиво шамкая и кося на Толяныча, а тетя Маша встревожено. Наконец старая ведьма плюнула в сторону Толяныча и выпила водки.
- Говорит, чтоб ты к ней через три дня пришел, если жив будешь! - Теть Маша была взволнована и растеряна настолько, что даже запиналась.
- Что значит - если будешь? - Что-то стронулось внутри, сжалось, и стало холодно. Знакомое ощущение, предвкушение опасности. Толяныч словно бы застыл, на него накатило абсолютное спокойствие. Значит драки не избежать, а что холодно, так на то есть народное средство. Он потянулся левой рукой к столу и налил себе еще местного бальзамчику. Выпил:
- Так. Еще что?
- Говорит, что выбирать тебе скоро. Что бес твой весь в тебе, а путь твой весь перед тобой. Что близок час выбора. Будет тебе и помощь, но такая, что может и не принимать ее лучше. Или с бесом своим договорись. Еще советует выгнать тебя прямо сейчас, но, грит, так еще хуже.
- Чума какая-то... А плюется-то чего?
- Сглазить боится. Знает она, с кем ты связался, но говорить об этом не станет. Лучше бы тебе уехать, миленький, как бы совсем худа не приключилось!
- Да ладно, теть Маш, - Толяныч потянулся и встал со стула. Все эта мистическая чепуха начинала уже надоедать. Цыганская способность к предсказаниям будущего ему была известна вполне достаточно, но и без того хватало впечатлений. - Спасибо за все, пойду-ка я лучше домой схожу - кошку проведаю.
- Кошку?... Ну-ну... - На красивом, хоть и увядшем лице теть Маши отразилось смятение. Вроде бы сказать хочется, и колется в тоже время. Старуха осталась невозмутима, не плевалась, но и на Толяныча больше не взглянула. - Лучше не ходи, отдохнешь и с утра пойдешь спокойно. Вон тебя еще шатает всего, да и время сейчас плохое. Видишь, луна-то...
- Надо. - На самом деле Толяныч уже чувствовал себя не так уж скверно.
4.
- Подожди. - В коридоре Толяныча остановил Мурзик. - Там Сергей тебя вызывает. Он, вот, хочет тебе два слова сказать.
Толяныч подошел к древнему визиофону, дико и инородно смотревшемуся на суперпластике прихожей:
- Чего надо, Серега?... - Крота на экране не было. Только стена незнакомого помещения. Голос его доносился словно бы из-за угла.
- Короче, Фант, я тут неподалеку. Надо кое-что сделать. Где-то через час я буду, дождись. Есть базар.
- И у меня к тебе тоже. - Сказал Толяныч, поглаживая живот. Ледяной ком не хотел таять, так же как Крот не хотел говорить по Сети. - Вот только мне надо кошку проведать... - Ему это казалось сейчас очень важным, хотелось взять Матрену на руки, почувствовать ее теплую мягкую шерстку ладонью. Пусть обнюхает в конце концов!
- Да ты совсем стебанулся со своей кошкой! Кибера надо было брать, тамагочи, мать его! - Физиономия, возникшая на экране, была красна от злости. Или от натуги?
- Мне надо...
- Хрен с тобой, вали - проведай, и бегом назад. Дело срочное. Встретимся у Мурзика через час. Все, давай...
Толяныч посмотрел на часы - было начало четвертого - и вышел из подъезда, озираясь по сторонам. Ну и что там луна? Большая и бледная, и баба с коромыслом на месте. Интересно, что эти отморозки теперь предпримут? Надеяться на то, что все само по себе рассосется, по меньшей мере глупо. Толяныч отодвигал эту мысль в глубину сознания, чтобы не расслабляться. Он чувствовал, что прикоснулся к какой-то зловещей тайне, из числа тех, от которых стоит держаться подальше, если конечно не любишь неприятностей. А их Толяныч никогда не любил, да вот беда - они его сами всегда находили. Мурзик хотел дать ему в провожатые угрюмого мальца, явно скрывавшего под потертой курткой из искусственной кожи оружие, но Толяныч наотрез отказался - не хотелось тянуть за собой хвосты.
До дома он дошел минут за пять.
Старательно припоминая уроки Григорича, своего наставника по рукопашному бою, у которого учился еще до армейской службы, он старался максимально расслабиться, уйти в себя, переключится на окружающую действительность. Однако еще не до конца прояснившаяся голова как-то не способствовала, вдобавок очень болели разбитые кулаки. Но слух сам ловил ночные шумы от дуновения ветерка до переклички ночных птиц в Битце. И походка обрела некоторую показную расслабленность. Раньше ему приходилось уже жить что называется "на тюфяках"*, и Толяныч даже не удивился тому, как быстро возвращается состояние перманентной бдительности. Все всегда возвращается на круги своя - простой вывод.
______________ * На тюфяках - термин времен мафиозных войн в начале ХХ века в Америке. Клан собирался в укрепленном доме, спали с оружием, не раздеваясь, для чего на пол клали тюфяки.
В подъезде он постоял, задержав дыхание, зная, что совсем бесшумно находиться в помещении с такой акустикой невозможно: вроде бы никого. Вошел в лифт, и следующий сеанс прислушивания провел уже перед квартирой - вроде опять все нормально.
Матрена не встречала хозяина - странно - но тут же обнаружила себя шипением на холодильнике, и, вздыбив шерсть, сверкала совершенно янтарными глазами. Ого, это признак сильного испуга! Но Фантик напомнил про испуганные взгляды мурзиковых женщин. Значит и Матрешка все же что-то такое почувствовала. Когда-то он читал, что кошки ого-го какие чуткие ко всякой чертовщине, в том числе и к бешеным собакам.
Не взирая на реакцию Матрены, Толяныч все же наложил ей в миску консервированного мяса, потом пришлось еще некоторое время уговаривать поесть, кормить почти что с рук. Обычно это помогало, но сейчас девочка лишь светила янтарным глазом, пятилась и горбила спину.
Поела она, лишь когда Толяныч покинул кухню.
Холодный ком, сковавший внутренности, подталкивал к действиям. Перво-наперво нужно какое-нибудь оружие. Шокера нет, это отпадает. Кухонный нож - глупо и неудобно, гаечный ключ или молоток - это вообще анекдот какой-то. Ага, есть подходящая вещица! Толяныч принялся искать Мышонка мощную пружину от эспандера с шариком грамм на сто на одном конце и кожаным ремешком для запястья на другом. Шикарная штука, привет из буйной юности, причем гораздо эффективнее цепи, если уметь пользоваться. Толяныч умел, но последний раз использовал Мышонка лет этак десять тому назад. Остается надеяться, что мастерство действительно не пропьешь.
Нашел.
Встал посреди комнаты и провел короткую серию взмахов - Мышонок послушно рвал воздух, а когда надо лязгал пружиной, сокращаясь. С пивком покатит - такой диагноз поставил Толяныч себе и Мышонку, взял из шкафа старую армейскую куртку и сунул Мышонка в рукав шариком вниз, чтоб не мешал, да и доставать удобно. Сгреб с полки оставшиеся от получки чипы, проверил личную карточку - на месте. Ну, вроде все. И, уже выходя, решил взять с собой Матрену. Он не знал, когда вернется домой.
- Иди ко мне, девочка, иди моя хорошая ... - Осторожно взял кошку на руки, сунул ее за пазуху.
Удивительно, но сейчас кошка не противилась ни его прикосновениям, ни попаданию под куртку, хотя на нее это было совсем не похоже. Обычно ее настроения длились гораздо дольше. Толяныч глянул на настенные часы - "дело к четырем, опаздываю, бляха-муха!" - и закурил уже на лестнице.
Открыв дверь подъезда осмотрелся - ничего и никого. Небо над ломаной кромкой окрестных домов было еще вполне ночным, кое-где отблескивали слабенькие звезды. Мелко дребезжал ртутный фонарь, выхватывал пустынный участок двора. Тишина... "Самое время для активных действий" - подумал Фантик, обошел свой дом и, заворачивая за угол, запел без слов, не выпуская сигарету изо рта. И сразу увидел рванувшийся навстречу "Полтинник" с четырьмя - почему-то это он отчетливо видел - пассажирами на борту.
Мир, казалось, замер, пусть и на долю секунды, но остановился, застыл студнем в шаге от гибели...
- Ложись!!! - рванул почти в упор барабанные перепонки хриплый крик, разбивая оцепенение вдребезги, и Толяныч метнулся снова за угол, влетел в куст сирени, стараясь не помять Матрену, услышал несколько несильных, частых хлопков, и яркая вспышка вышибла слезы из глаз - БАБАХ!!!
Где-то зазвенело стекло, Матрена впилась ему в грудь всеми когтями. Над кустами рванулся вверх дымно-малиновый шар и стало светло. Совсем рядом зашуршала трава, Толяныч, перекатываясь, рванул из-под куртки Мышонка...
- Свои. - Из куста вынырнул Крот с большим пистолетом в лапище. - Как жопой чуял, что надо тебя встретить. Валим по быстрому!
Он потащил Толяныча через кусты вдоль стены дома, держась под самыми окнами, и свернул к его подъезду.