В день свадьбы сестры Джейн и Элизабет волновались, пожалуй, больше, чем сама Лидия. За новоиспеченной четой был послан экипаж, и их ожидали к обеду. Старшие мисс Беннет страшились минуты встречи, Джейн — в особенности. Ей казалось, Лидия испытывает то же, что испытывала бы она, доведись ей стать женой своего изувеченного похитителя, и она страдала при мысли о том, на какое невыносимое существование отныне обречена ее сестра.
И вот они приехали. В ожидании вся семья собралась в комнате для завтрака. Едва заслышав карету у крыльца, миссис Беннет просияла. Ее супруг имел вид серьезный и бесстрастный. Дочери были взволнованы, смущены, растеряны.
В холле послышался голос Лидии, дверь распахнулась, и она ворвалась в комнату. Мать, раскрыв объятия, бросилась ей навстречу с восторженными приветствиями, а затем с ласковой улыбкой протянула руку Уикэму, которого следом внесли в комнату слуги. От походной кровати, к которой тот был пристегнут кожаными ремнями, исходил стойкий запах застарелой мочи, и, несмотря на то что Элизабет ожидала чего-то подобного, серьезность увечий Уикэма все же ужаснула ее. Его лицо было покрыто синяками, а глаза опухли настолько, что с трудом открывались. Ноги его были безнадежно изломаны и скрючены, и он едва мог говорить.
— Милый, милый Уикэм! — воскликнула миссис Беннет. — Ах, какой отличный священник из вас выйдет! И какой превосходный супруг!
Уикэм отвечал ей вежливым стоном.
Когда очередь приветствовать их дошла до мистера Беннета, тот не торопился проявлять радушие. Напротив, выражение его лица сделалось еще более суровым, и он почти не раскрывал рта. Впрочем, зловоние, исходившее от кровати Уикэма, само по себе могло служить ему оправданием. Элизабет мутило, и даже Джейн пришла в ужас. Лидия осталась прежней Лидией — необузданной, бестактной, взбалмошной, громогласной и дерзкой. Она кидалась то к одной, то к другой сестре, требуя поздравлений, а когда все наконец уселись (за исключением Уикэма — его положили поближе к камину), Лидия принялась с жадностью оглядывать комнату, отметила небольшие изменения в обстановке и с хохотом заметила, что уже давненько тут не была.
Никакого неловкого молчания и в помине не было. Новобрачная с матушкой не умолкали ни на секунду. Казалось, у них обо всем сохранились лишь самые счастливые воспоминания. О прошлом заговаривали безо всякого смущения, и Лидия вольно касалась тем, о которых ее сестры даже упомянуть не решились бы ни за что на свете.
— Подумать только! — воскликнула она. — Меня не было три месяца, а кажется, всего-то недели две. И столько всего приключилось! Боже правый! Когда я уезжала, то и не подозревала, что окажусь замужем еще до возвращения! Хотя я и думала, что это было бы куда как весело!
Отец поднял на нее глаза. Джейн смешалась. Элизабет выразительно поглядела на Лидию, но та предпочитала не видеть и не слышать ничего, чему она не желала уделять внимания, и поэтому продолжала весело трещать:
— Кстати, мама, а все ли соседи знают, что я сегодня вышла замуж? Я так беспокоилась, вдруг об этом еще не всем известно. Мы тут проезжали мимо Уильяма Голдинга — его карета как раз перевернулась, и лошадей пожирали зомби, — так вот, я ужасно захотела, чтобы он все понял. Поэтому я опустила окно с его стороны, сняла перчатку и высунула руку из окна, чтобы он видел кольцо, и уж так ему кивала, так улыбалась! Он что-то кричал нам вслед, кажется, что его сын не может выбраться, но, маменька, бьюсь об заклад, кольцо он прекрасно видел! Ах, как разлетятся новости!
Элизабет более не могла этого выносить. Она вскочила с места, выбежала из комнаты и не возвращалась до тех пор, пока не услышала, что все идут по коридору в столовую. Она присоединилась к ним, как раз когда Лидия с нескрываемым торжеством уселась по правую руку от матери и заявила старшей сестре:
— Нет, Джейн, теперь я займу твое место, а ты будешь сидеть подальше, ведь я теперь замужняя дама!
Вряд ли следовало ожидать, что время или вонь застарелой мочи пробудят в Лидии смущение, которого она изначально не испытывала. Ее веселье и непринужденность лишь возрастали. Она умирала от желания повидаться с миссис Филипс, Лукасами и прочими соседями и услышать, как все называют ее «миссис Уикэм». А пока что она сразу же после обеда побежала хвастаться своим замужеством и показывать обручальное кольцо миссис Хилл и двум горничным.
— Ну, мама, — спросила Лидия, когда все они вновь собрались в комнате для завтрака, — и что ты думаешь о моем муже? Разве он не прелесть? Уверена, сестры просто умирают от зависти. Остается надеяться, что им хотя бы вполовину так же повезет. Пусть немедленно едут в Брайтон. Вот где надо искать себе мужей! Как жаль, мама, что мы все туда не поехали!
— Ужасно жаль, и если бы я настояла на своем, мы бы все и поехали. Но, Лидия, душенька, как же мне не нравится, что ты теперь будешь так далеко. Неужели так и вправду надо?
— О господи, ну еще бы! Что тут такого? Я прямо жду не дождусь. Вы с папенькой и все мои сестры должны непременно приехать к нам в семинарию. Мы пробудем в Килкенни целых три года, и уж я найду им всем хороших мужей.
— Ах, как бы мне этого хотелось! — воскликнула ее матушка.
— Там ведь так много молодых священников! И каждому нужна любящая, заботливая жена! Зима не успеет наступить, как я уже всех сестер выдам замуж!
— С моей стороны не могу не поблагодарить тебя за такую заботу, — сказала Элизабет, — но я не особенно жажду всю оставшуюся жизнь выносить ночные горшки.
Гости намеревались пробыть в Лонгборне не более десяти дней. Мистер Уикэм получил извещение о том, что принят в семинарию, и с учетом его состояния путешествие на север грозило растянуться надолго. Об их скором отъезде сожалела одна лишь миссис Беннет, и они с дочерью не теряли ни минуты, разъезжая с визитами или устраивая дома званые вечера, чтобы все их соседи могли поздравить и мистера Уикэма, который все это время так и провел подле камина.
Лидия души в нем не чаяла. Только и слышно было, что о ее дражайшем Уикэме. Ни один мужчина не мог с ним сравниться, и Лидия была уверена, что в этом сезоне он убьет больше зомби, чем кто бы то ни было, даже невзирая на то, что он вовсе не владеет руками. Как-то утром Лидия, разговаривая с двумя старшими сестрами, вдруг обратилась к Элизабет:
— Лиззи, а ведь я тебе так и не рассказывала о свадьбе. Разве тебе не хочется послушать, как все устроилось?
— Не особенно, — ответила Элизабет. — Думаю, об этом как раз стоит говорить поменьше.
— Ха! Чудная ты! Но я все равно расскажу. Венчались мы в церкви Святого Клемента, потому как там меньше всего ступенек при входе и туда было очень удобно заносить моего возлюбленного. Было условлено, что мы все соберемся там к одиннадцати утра. Я должна была приехать в церковь вместе с дядей и тетей и встретиться там со всеми остальными. Ну и вот, настало утро понедельника, и я прямо вся в ажитации! Я так боялась, вдруг что-то случится и все отменится — у восточной стены было как-то неспокойно, и поговаривали, будто весь квартал выселят подальше в целях безопасности. А тетушка все время, пока я одевалась, поучала меня да наставляла, как будто проповедь читала! Но я все пропускала мимо ушей, потому что могла думать, как ты сама догадываешься, только о моем милом Уикэме. Мне так хотелось узнать, будет ли он венчаться в своем голубом мундире, или он и его успел обмочить, как и все остальные.
Ну так вот, в десять мы, как обычно, позавтракали. Думала, никогда этот завтрак не кончится, и, кстати, хочу тебе сказать, что дядя с тетей просто ужасно со мной обращались. Веришь ли, я ни разу не вышла из дому, хоть и прожила там целых две недели. Ни бала, ни прогулки, ничего вообще! Ну, по правде говоря, Лондон порядком опустел из-за угрозы нападений, но по крайней мере Малый театр[12] был открыт. А когда карета уже была подана, дядюшку вызвали по делам на эту мерзкую пороховую фабрику. Я так перепугалась, не знала, что и делать, ведь дядюшка должен был вести меня к алтарю, а если бы мы опоздали, то никак не смогли бы в тот день пожениться. Но к счастью, он вернулся через десять минут, и мы поехали в церковь. Правда, потом я подумала, что свадьбу можно было бы не откладывать, даже если бы дядя не смог поехать, — к алтарю меня мог отвести и мистер Дарси.
— Мистер Дарси! — вне себя от удивления воскликнула Элизабет.
— Ну да. Он ведь привез туда Уикэма. Ах ты боже мой! Совсем вылетело из головы! Я про это и слова никому не могу сказать! Уж я им так клялась молчать. Что скажет Уикэм? Ведь это же тайна!
— Если это тайна, — сказала Джейн, — так не говори ничего больше. Можешь быть уверена, я расспрашивать не стану.
— Ну разумеется, — подтвердила Элизабет, сгорая от любопытства, — мы не станем допытываться.
— Вот спасибо, — обрадовалась Лидия, — потому как, если бы вы стали меня расспрашивать, я бы вам точно все выложила, и тогда Уикэм наказал бы меня, обмочившись в самое неподходящее время.
Чтобы удержаться от такого соблазна, Элизабет пришлось поскорее сбежать от них. Но жить и дальше в полном неведении было решительно невозможно. И уж во всяком случае, никак невозможно было не попытаться узнать хоть что-то. Итак, мистер Дарси был на свадьбе ее сестры. Какие у него могли быть причины для этого? В голове у нее теснились сотни самых невероятных предположений, но ни одно из них ее не устраивало. Самыми неправдоподобными казались те, что приписывали ему самые благородные цели. Элизабет более не могла выносить такой неопределенности и, схватив листок бумаги, тотчас сочинила краткое письмо тетушке, умоляя ее разъяснить обмолвку Лидии.
Думаю, вам не составит труда понять, — прибавила она, — как любопытно мне узнать, что мог делать в такое время в церкви человек, никак не связанный с нашей семьей и, в общем-то, почти нам чужой. Умоляю, отпишите мне сразу же и объясните мне все, если, конечно, вам не известны какие-то веские причины, по которым эти обстоятельства, как и считает Лидия, должны оставаться в тайне. Тогда я буду вынуждена смириться с неизвестностью.
«И если вы, милая тетушка, — подумала она, заканчивая письмо, — не скажете мне все прямо, мне, право же, придется прибегнуть к разным хитростям и уловкам, чтобы вытянуть из вас правду».
Малый театр на Хеймаркет — один из старейших лондонских театров, основан в 1720 году, в 1766-м переименован в Королевский театр.