Торстен подвигал головой, проверяя, не слишком ли сильно затянул ремешки шлема. Немного жало, а потрескавшаяся от времени кожа натирала, но в целом было терпимо, и норд решил оставить так. Шлем на нем был типичный для смешанной пехоты. От старого легионерского образца он отличался и был ближе к кавалерийскому, имея еще более широкие нащечники, которые полностью сходились на подбородке и прикрывали лицо от ушей до носа, а также стрелку, защищающую нос. Впрочем, такой тип в последние годы все чаще использовался и в легионерских частях. Внутри имелся вшивной подшлемник, хоть изрядно грязный и вытертый, но еще способный смягчать удары. В целом защиту этот шлем обеспечивал неплохую, при этом почти не ограничивая обзор и не закрывая уши, а значит, не мешая бойцу слышать.
Стоило Торстену встать с колоды, на которой имел обыкновение отдыхать их октат, наблюдая за мучениями рекрутов, как к нему подошел Кель, неся щит и тренировочный меч. Он широко улыбался, предвкушая славную драку, в которой он был уверен в победе друга. Молодой норд, натянув толстые стеганые рукавицы (на правой было нашито несколько железных пластин), вдел руку в петли щита, взял тренировочный меч и направился к ристалищу. Губы невольно растягивались в кровожадной ухмылке: ярость кипела в крови, и хотелось немедленно ринуться в бой.
Уже минуло больше девяти месяцев с тех пор, как Торстен переступил порог тренировочного лагеря. С того дня, когда он впервые убил человека и неожиданно обрел друга, особых изменений в его жизни не произошло. После расправы над рекрутами весь лагерь был на ушах, и юноша несколько раз замечал на себе подозрительные взгляды октата. Но никаких следов, позволивших бы доказать их причастность, друзья не оставили. Да и куда выгоднее было октату списать произошедшее на разбойное нападение или конфликт с местными. Стань известно, что он допустил ситуацию в тавте до смертоубийства, — о дальнейшей карьере можно было забыть. В лучшем случае октата просто бы с позором выгнали без права на ветеранскую пенсию. Поэтому дальше подозрительных взглядов дело не заходило.
С Келем за это время Торстен успел крепко сдружиться. После гибели самых отмороженных из рекрутов их барака больше никто не рисковал задевать бешеных в драке товарищей, а после ухода закончивших обучение в строевые части они и вовсе стали непререкаемыми авторитетами. Когда к ним подселили новобранцев, друзья быстро навели порядок, раз и навсегда показав, кто тут хозяин. Как-то незаметно вокруг них сплотилось небольшая группа самых уверенных в себе и задиристых рекрутов. Впрочем, до серьезных издевательств над новичками Торстен дело не доводил, ограничиваясь лишь традиционным взваливанием всей черновой работы в бараке на их еще не обросшие мускулами и не обгоревшие под ярким солнцем плечи.
Из всего тавта норд был самым сильным бойцом в одиночных схватках, превосходя даже предпочитающего в основном метательное оружие Келя. Поэтому когда пришла пора традиционных поединков, октат Ливий даже не стал проводить отбор в отряде, сразу выставив его.
Раз в полгода во всем лагере устраивались различные бои и соревнования для стрелков и метателей, в которых выявлялись наиболее преуспевшие в постижении науки убивать. Это служило прекрасным средством разнообразить монотонные тренировочные будни и хорошим стимулом для рекрутов. Допускались к участию в них те бойцы, которые тренировались в лагере уже минимум полгода. За победу наградой служило полугодовое жалование, несколько вольных дней в городе и специальный наградной знак, который считали незазорным носить наравне с боевыми наградами даже опытные легионеры.
Естественно, пехота смешанная, тяжелая и старого образца соревновалась отдельно. Рекрутов, служащих в мешанине, ждали три дисциплины. Первые две — стрельба из лука и арбалета. Ну, а третьей, самой престижной, естественно, считались одиночные поединки. Если в них драться от тавта доверили Торстену, то испытать свою меткость предстояло Келю.
Правила одиночных боев были просты. Поединок длился порядка семи минут. Если до его конца победитель не выявлялся, то он определялся по количеству удачных ударов и общему впечатлению об эффективности манеры ведения боя. Естественно, в роли судей выступали мастера, тренирующие рекрутов. Других правил не было, разве что запрещалось намеренно калечить противника и добивать лежачего, если он не предпринимает попыток встать. В случае если на земле оказывались оба бойца, бой останавливался и им давали подняться.
Сначала бойцы из четырех тавтов должны были между собой выявить лучшего, которому потом предстояло сойтись в схватке с такими же, как он, из других сотен. Несмотря на название, учебная полутысяча могла состоять из куда большего числа рекрутов. Так, сейчас в нее входило целых восемь сотен бойцов, и Торстен всерьез рассчитывал стать среди них лучшим, получив вожделенную награду и, главное, доказав себе, что он действительно чего-то стоит.
Первый бой обещал быть для норда самым легким. Как метко заметил Кель, третий тавт представлял собой сборище неудачников, где действительно умелых бойцов просто не было. Он успел как следует разведать о сильных сторонах всех противников и даже посмотрел несколько их схваток. Благодаря своему пронырливому другу, Торстен теперь имел проработанный план боя и не сомневался в том, что в своей сотне займет первое место без особых проблем. Надо сказать, что и удача к нему была благосклонна: волею жребия в первом бою ему достался, как он был уверен, самый слабый из четырех представителей своих тавтов.
Выйдя на ристалище, Торстен едва удержался, чтобы не зарычать от переполнявшего восторга. Всегда получавший удовольствие от хорошей схватки, он сейчас был опьянен предвкушением победы. А вот противник явно чувствовал себя куда менее комфортно. Наверняка в других отрядах в преддверии поединков тоже присматривались к наиболее сильным бойцам, и поэтому представитель третьего тавта уже знал, что волей судьбы ему сразу достался считавшийся самым опасным бойцом во всей сотне. Да и после кровавой расправы над рекрутами, которые, как всем было прекрасно известно, не раз избивали Торстена, слухи о нем ходили довольно пугающие. Поэтому противник Норда, судя по всему, больше переживал не о том, что проиграет бой, а о своем здоровье.
Кель, заметив в глазах рекрута страх, презрительно засмеялся. Торстен тоже растянул губы в кровожадной ухмылке. Тот, кто боится противника и не в состоянии обуздать свой страх, в схватке обречен. А ведь особых поводов для такой откровенной трусости не было. К набивным доспехам и стеганой защите ног были добавлены высокие поножи, закрывающие голени и колени, а также наручи-лодочки на правую руку и наплечники. Шансы получить действительно серьезное повреждение были не так уж и велики, а к синякам рекрутам было не привыкать.
Как бы то ни было, но затягивать предстоящий поединок Торстен не собирался. Благодаря знанию слабых мест противника и его страху, у него был неплохой шанс победить быстро и красиво.
Импровизированное ристалище обступили рекруты обоих тавтов. Стоило одному из мастеров дать отмашку, начиная бой, как они дружно стали скандировать, поддерживая своих бойцов.
Торстен несколько секунд постоял, наслаждаясь уже откровенным страхом в глазах противника, а потом двинулся к нему. Неспешно приблизившись на необходимую дистанцию, он резко атаковал. Шаг вперед и одновременно сильный удар справа в голову — «плевок». Тренировочный меч встречает на своем пути вовремя поднятый щит. Сразу, продолжая связку и движение, шаг вперед и в сторону, резкое движение корпусом, плечом и рукой, метя мечом тоже в голову, но уже слева, и одновременно с этим резкий удар щит в щит, вкладывая собственный вес. Противник покачнулся и сделал неловкий шаг назад, продолжая защищать верхнюю часть тела и закрыв себе обзор. Торстену только это было и надо. Он не рассчитывал сразу попасть в голову, целью его действий было заблокировать щит противника, не дав ему среагировать на третий удар связки — в неосторожно открытую ногу.
Расчет Торсетна полностью оправдался. Сильнейший удар чуть выше колена, где единственной защитой служили стеганые шоссы[13], оказался очень болезненным. Как и ожидалось, боец третьего тавта резко опустил щит, закрывая ноги, и попытался разорвать дистанцию. Естественно, этого ему Торстен сделать не дал, проведя несколько связок из ударов в голову и в ногу.
Этого оказалось достаточно, чтобы противник со стоном бросил меч, давая понять, что сдается. На секунду Торстен даже посочувствовал шипящему от боли рекруту: несколько сильных ударов в слабо защищенное место в лучшем случае должны были оставить после себя громадный синяк, а возможно, что-то и посерьезней. Но норд быстро отбросил мысли о поверженном противнике, ведь тот, как и он, был бойцом, а значит, боль была частью их пути, без которой не научиться владеть оружием.
Второй бой между бойцами других тавтов завершился еще раньше. Торстену, только что окончившему схватку, полагался отдых, до того как сойтись с ее победителем. Но норд провел бой так стремительно, что даже толком не успел запыхаться. Поэтому он решил начинать схватку сразу. Подошедшему Келю Торстен небрежно обронил, что лишний раз не желает снимать шлем, дабы потом снова не регулировать неудобные ремешки. Но тот лишь усмехнулся, понимая, что истинным мотивом этого решения было желание друга покрасоваться, выиграв в двух боях подряд.
Противник Торстена от него такой прыти не ожидал, и пришлось прождать некоторое время, пока он полностью одоспешится. Юноша это время провел, сидя все на той же колоде и лениво наблюдая за приготовлениями лучшего бойца первого тавта. Кель еще до начала схваток уверенно заявлял, что именно он является самым опасным конкурентом в сотне, и оказался прав.
Телосложение у этого рекрута было довольно внушительное. Ни ростом, ни шириной плеч он не уступал Торстену. Старый шрам, рассекающий бровь, придавал его лицу некоторое мрачноватое очарование. Когда рекрут пришел в тренировочный лагерь, он поведал свою историю только наставникам, а рекруты даже не знали его настоящего имени, довольствуясь прозвищем «Коготь». Это в имперской армии не запрещалось, пришедший сюда имел право начать жизнь с чистого листа, если за ним, конечно, не тянулся шлейф преступлений или долгов.
Юный норд пристально следил за движениями рекрута, пытаясь определить, насколько он хороший боец. Естественно, созерцание того, как тот не спеша надевает шлем, ничего не дало, и приходилось надеться, что Кель не ошибся, утверждая, что хоть это и очень серьезный противник, но Тору вполне по силам.
В этот раз вокруг площадки толпа собралась куда внушительнее — почитай вся их сотня. Торстен, дождавшись, пока противник встанет напротив, попытался поймать его взгляд. Коготь не стал отводить глаза. Несколько секунд противники сверлили друг друга тяжелым взглядом. Оба были спокойны и уверены в своих силах. Ни тени сомнений не мелькнуло ни в голубых глазах норда, ни в карем взгляде его противника. Эта незримая дуэль прекратилась только тогда, когда мастер дал отмашку, начиная бой.
С первых же секунд схватки Торстен понял, что противник ему достался действительно серьезный. Бойцы раз за разом сходились в ристалище, поддерживаемые азартными криками остальных рекрутов. Удары сыпались один за другим, большинство из них приходилось в щиты, но иногда особо удачная серия или ошибка противника заканчивалась попаданием. Несколько раз оба бойца пытались провести удары ногами в нижний край щита соперника и в этот момент достать мечом открытую голову. Каждое удачное действие встречалось громкими криками…
Торстен не знал, сколько времени уже продолжался бой. Легкие разрывались, глаза ел пот. Норду казалось, что каждый наносимый им удар станет последним и он больше уже не сможет поднять меч, но юноша, превозмогая усталость, раз за разом обрушивал клинок на противника. Движения обоих бойцов все замедлялись. Серии стали короче, а иногда и вовсе уступали место отдельным ударам.
Все чаще рекруты застывали на месте, навалившись друг на друга щитами и стараясь побороть противника. Иногда, когда дистанция между бойцами была очень мала и не позволяла замахнуться, они начинали наносить удары яблоками противовесов тренировочных мечей. Несколько раз противники после такой борьбы вместе оказывались на земле, но мастер сразу прекращал бой и продолжал его лишь после того, как они поднимались на ноги.
Когда Торстену уже стало казаться, что они бьются, раз в пять дольше, чем положено, наставник остановил схватку. Пока судьи совещались, юноша, сняв шлем, с трудом стоял и пытался хоть как-то успокоить сердце, грозящее выпрыгнуть из груди. Очень болела правая кисть — даже стеганая рукавица с несколькими нашитыми пластинами не смогла смягчить один из пришедшихся в уязвимое место ударов. Усталость от схватки отошла на второй план, уступив место волнению за ее результат. Нет, Торстен был уверен, что выиграл бой, но переживал, заметили ли это мастера.
Наконец от группки судей отделился тот самый, что командовал боем, и вышел в центр ристалища. Небрежным жестом прекратив гул обсуждающих упорную схватку рекрутов, он начал объявлять результаты. Но сначала мастер похвалил противников и даже обмолвился, что они уже отдаленно напоминают настоящих императорских воинов, а не мешки с дерьмом, которыми по-прежнему остаются многие из здесь собравшихся. Все это молодой норд пропустил мимо ушей, с нетерпением ожидая главных слов. И вот, наконец, был объявлен победитель. Им стал Торстен, и не на шутку расстроенному Когтю пришлось подойти и поздравить победителя.
Торстен хотел направиться к вожделенной колоде, но не тут-то было. Рекруты, как сговорившись, посчитали своим долгом подойти поздравить победителя и пожелать ему удачи в завтрашних боях. Торстена хлопали по спине, пожимали руку, о чем-то спрашивали и что-то желали, а он только и думал о том, как бы поскорее стянуть с себя пропитанный потом набивной доспех и дать прохладному ветерку добраться до разгоряченного тела…
На следующее утро Торстен проснулся за несколько минут до сигнала побудки, чего с ним никогда еще не случалось. Обычно из сладкого сна непременно вырывали именно ненавистные удары гонга. Но волнение перед предстоящими схватками давало о себе знать. Торстен всю ночь беспокойно ворочался и проснулся настолько легко, будто и не засыпал вовсе.
По случаю предстоящих сегодня боев тренировки как таковые были отменены, естественно, за исключением утренней пробежки и разминки. Выйдя из барака, норд зябко поежился. Его предки жили в куда более суровых условиях, но он, воспитанный в довольно теплых землях, особой устойчивостью к холоду не отличался. Весна уже вовсю вступала в свои права, но по утрам все равно еще было очень зябко.
Торстен с тоской обвел взглядом лагерь, вернее, ту его часть, которую мог различить в предрассветной мгле за плотным туманом, окутавшим окрестности. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но уже, наверное, немного осветило небо… Молочная пелена густого тумана казалась фиолетовой, в ней с трудом угадывались очертания соседних барков.
Почему-то открывшаяся картина крайне удручающе подействовала на Торстена, и у него впервые закралась мысль, что, возможно, он не сможет стать сегодня лучшим бойцом. Юноша поскорее прогнал предательскую малодушность, но червячок сомнений уже успел закрасться и начал подтачивать до сего момента непоколебимую веру в свои силы. Неизвестно, до чего бы додумался Торстен, но как никогда вовремя за его спиной возник Кель и сразу хлопнул его по спине, едва не заставив растянуться на пороге барака.
— Вижу твои мысли! Не трусь, ты у нас вне конкуренции! Раздавишь всех этих выскочек, как гранитная глыба песчаник! — весь вид выходца из трущоб излучал оптимизм и уверенность в победе друга.
— Это как, интересно, можно видеть мысли? — потирая плечо, буркнул Торстен.
— Да очень просто. Когда такой олух, как ты, застывает в дверях, разглядывая столь безрадостно выглядящие окрестности, — к клирику не ходи, наверняка он не туманом любуется, а о чем-то переживает. Повода заподозрить тебя в такой глупости, как влюбленность в какую-нибудь пустоголовую вертихвостку, ты не давал, а значит, ни о чем, кроме предстоящих боев, ты думать не можешь. Можешь не восторгаться моей непревзойденной логикой, я и так знаю, что велик, — не выдержав собственного серьезного тона, Кель жизнерадостно засмеялся.
Торстен, видя, что друг уверен в его победе, встряхнулся, заражаясь от него оптимизмом. Вскоре ему собственная неуверенность тоже начала казаться несусветной глупостью. Ну, а когда появился октат, все рекруты привычно отправились наматывать круги вокруг лагеря, и молодой норд окончательно отбросил малодушные мысли… Вдобавок он очень кстати вспомнил, что вчера они с Келем неплохо подзаработали благодаря ставкам, которые тот делал на Торстена. Норд довольно усмехнулся: сегодня у них будет хороший шанс гораздо значительней увеличить капитал…
Посмотреть на решающие бои желали все без исключения рекруты смешанной пехоты. Поэтому их традиционно проводили на так называемой «арене». Представляла она собой обычную тренировочную площадку. Только вот располагалось это ристалище в довольно глубокой впадине, пологие склоны которой предоставляли собравшимся вполне сносный обзор.
Решающие схватки по воле мастеров имели ряд особенностей. Так, бойцов вооружали не привычными тренировочными мечами, а самыми что ни на есть настоящими стальными, только незаточенными и с закругленными концами. Защита же их дополнительно усиливалась кольчугами и толстыми стегаными воротниками с ожерельями, призванными предохранять от серьезных повреждений шею и плечевой пояс рекрутов.
Торстену выпало право участвовать во втором поединке. На первой схватке норд не присутствовал, предпочтя это время посвятить разминке и настраиванию на предстоящий бой. Но вскоре торжественный рев с трибун возвестил о том, что пришла его пора показать, на что он способен….
Выйдя в центр ристалища, Торстен с некоторой оторопью разглядывал противника. Отличаясь высоким ростом и крепким телосложением, норд не привык чувствовать себя физически слабее. Но сейчас он с удивлением понял, что по всем статьям уступает бойцу из первой сотни. Выглядел противник действительно устрашающе. Ростом за два метра, он казался коренастым благодаря широченным плечам. Конечно, этот здоровяк не был атлетом, чье тело обтягивали исключительно тугие мышцы. Сразу был заметен жирок и уже немаленькое пузо, но это никого не могло ввести в заблуждение. С первого взгляда становилось понятно, что боец чудовищно силен.
Торстен, рассматривая противника, с тоской вспоминал, как мало внимания он уделял отработке приемов против ударов щитом. Даже прекрасно понимая эффективность и опасность таранных наскоков с вложением всего веса, он куда больше оттачивал атаку, а не методы защиты от них. Оставалось надеяться, что тех занятий, когда он волей наставников выступал в роли мишени, которую старались сбить с ног, окажется достаточно.
Пытаться постоянно принимать на щит таранные удары, которыми наверняка будет пользоваться противник, Торстен не собирался. Он понимал, что его единственный шанс — вовремя смещаться в сторону. Но это требовало особой сноровки, ведь движение следовало начинать только в последний момент, иначе ничто не мешало противнику изменить направление удара следом за верткой целью. Кроме того, шанс полностью избежать столкновения был очень мал. Куда важнее было принять удар вскользь и удачно контратаковать. Поэтому двигаться приходилось очень плавно, сохраняя устойчивость, не давая противнику ни малейшего шанса сбить тебя с ног.
Торстен постарался отбросить все посторонние мысли и сосредоточиться на предстоящем поединке. Гул голосов словно отдалился, взгляд намертво прикипел к противнику. В схватке с бойцом с таким преимуществом в весе секундная невнимательность могла дорого обойтись. Стоит оказаться на земле — и подняться тебе уже не удастся.
Как только мастер дал сигнал к началу поединка, боец первой сотни ринулся вперед. В последний момент Торстен шагнул вправо, но либо сделал это недостаточно быстро, либо противник этого от него и ожидал — удар получился хоть и слегка смазанным, но все же очень сильным. Ни о какой контратаке речь не шла, молодой норд с трудом удержался на ногах, отброшенный могучим противником. Не давая передышки, тот атаковал снова. На этот раз он начал с сокрушительного удара мечом, подкрепив его не менее опасным движением щита, метя его кромкой в переносицу норду.
Торстен с трудом сумел закрыться от этих атак и достал противника коротким рубящим чуть ниже колена. К сожалению, благодаря поножам здоровяк не обратил на это никакого внимания, зато сумел прекрасно воспользоваться секунднйо заминкой юноши. Не мудрствуя лукаво, боец первой сотни просто навалился щитом на норда, пытаясь подавить своим весом. Однако этот прием, обычно исправно приносящий быстрые победы, сейчас дал сбой. Хоть и уступая противнику габаритами, Торстен все же был очень силен. Он не упал под напором и сумел вывернуться, тут же проведя быструю серию уколов, ни один из которых, впрочем, цели не достиг.
Взревев, противник бросил тело в новый таранный удар, но в этот раз Торстен оказался куда расторопнее и, уйдя в сторону, удачно достал здоровяка по шлему. Но на этом его успехи и закончились. С проворством, которого трудно было ожидать от человека таких размеров, рекрут первой сотни с разворота нанес рубящий удар кромкой щита. В это движение он вложил и энергию поворота корпуса, и свой громадный вес. Торстен сумел закрыться щитом, но следом уже летел меч, и ему снова пришлось защищаться. Воспользовавшись тем, что противник на секунду потерял подвижность, могучий рекрут вновь бросил тело вперед, рассчитывая сбить норда с ног. Толчок был настолько силен, что Торстен, даже успев заслониться, получил сильный удар кромкой собственного щита в основанье стрелки, защищавшей нос.
Голова взорвалась болью, и только благодаря наработанным многочисленными тренировками рефлексам он сумел разорвать дистанцию, не позволив себя добить и закончить бой. Где-то в отдалении в восторге ревели зрители, а из носа Торстена хлынула кровь. От новой атаки он ушел, просто отбежав от противника. С импровизированных трибун раздался свист, посыпались оскорбления. Лучший боец первой сотни, не собираясь бегать за противником, остановился и презрительно засмеялся…
Несколько раз встряхнув головой, Торстен немного пришел в себя. Дышать было трудно, всю грудь уже залила кровь. Со всех сторон неслись насмешки, а противник застыл на месте, явно полагая, что бой уже выигран. Торстен внезапно поймал его взгляд и оскалил зубы в усмешке. Рано радуешься, тварь, я тоже умею атаковать! — пронеслось у него в голове, и, взревев, норд ринулся на противника.
Тот явно не ожидал такой прыти. Привыкший всегда нападать, используя грубую силу, он был не особо силен в защите. Поэтому здоровяк оказался не готов к такому напору. Торстен обрушил на него серию сразу из десятка ударов и при этом что есть силы бил щитом. В этом бешеном напоре он настолько сократил дистанцию, что неудобно стало работать мечом. Но, не прерывая движения, норд раз за разом обрушивал на лицо противника кулак, затянутый в рукавицу с нашитыми железными пластинами, тяжелое яблоко противовеса и гарду тренировочного меча, чередуя это ударами кромкой щита.
Собравшиеся рекруты дружно взревели в восторге от столь быстрой смены ролей. Но противники были достойны друг друга. Здоровяк из первой сотни быстро оправился от напора противника и отшвырнул норда. На ристалище опять вспыхнула ожесточенная схватка. Бойцы вновь и вновь сходились, взрывая сапогами песок и оглашая окрестности яростными воплями. Торстен пытался использовать свое преимущество в технике и скорости, его противник давил массой…
Несколько раз молодой норд едва не оказывался на земле. Но ему все же удавалось выдерживать натиск противника и не давать ему сбить себя с ног, а иногда и успешно контратаковать. Несколько минут бой был равным, но потом рекрут из первой сотни начал сдавать. С выносливостью у него дело обстояло явно похуже, чем с силой. Он все реже кидался вперед, и у Торстена впервые с начала схватки появилась возможность плести кружева быстрых атак. Норд в ярости проводил связки одну за другой, и не все его удары противнику удавалось заблокировать. Правда, и уставший здоровяк иногда довольно опасно огрызался, а в самом конце боя едва не повернул удачу к себе лицом, удачно встретив таранным ударом щита забывшего об осторожности Торстена.
Когда мастер, исполнявший обязанности судьи, прокричал, что бой закончен, его слова даже не сразу дошли до разгоряченных бойцов. Пока их разводили в разные концы площадки, большинство собравшихся рекрутов уже были уверены, что знают имя победителя. И они не ошиблись. После недолгого совещания, судьи объявили, что выиграл Торстен. Норд поднял руки, приветствуя зрителей, а потом двинулся к своему противнику. Похлопав по спине изнуренного и расстроенного бойца из первого тавта, он искренне его похвалил, прекрасно понимая, что бой мог закончиться и иначе.
Смотреть оставшиеся две схватки Торстен устроился в первом ряду. Ему это место уступили как участнику боев, что было очень кстати — он смог сесть на землю и дать отдых уставшему и избитому телу. Юному норду казалось, что у него болит каждая косточка, каждая мышца, даже те, о существовании которых он никогда не подозревал. С некоторым испугом он подумал, что может не успеть восстановиться к следующему бою, уж очень тяжело ему далась победа. Но овладеть собой сомнениям Торстен не дал и, отбросив малодушные мысли, сосредоточился на схватках своих будущих противников.
Посмотреть было на что. Все четверо бойцов на взгляд норда оказались хороши. Он с искренним наслаждением наблюдал за поединками, мысленно представляя себя на месте противников и пытаясь выявить слабые стороны в их технике и манере боя.
В одной из схваток победу одержал рекрут, ничем не уступающий по физическим данным тому громиле, с которым Торстену уже пришлось схватиться. Пожалуй, этот боец казался даже более грозным за счет меньшего пуза и более широких плеч, да и мечом владел умело. Юноша мысленно взмолился, чтобы ему достался не этот здоровяк: уверенности в том, что он сможет выдержать вторую схватку с таким могучим противником подряд, у него не было.
В последнем бое этого раунда победу одержал боец, не отличающийся таким уж выдающимся сложением, но зато имевший очень хорошую технику. Мысленно Торстен решил, что этот рекрут наиболее предпочтителен для него в следующей схватке, хотя, конечно, он не видел выигравшего первый поединок.
После часового перерыва для восстановления сил бойцов, был вновь кинут жребий. Волею судьбы Торстену в противники достался единственный из рекрутов, чей поединок состоялся еще до его собственного, и который он не видел. Норд пожалел, что пренебрег этой схваткой, и начал пристально разглядывать своего противника, стремясь понять, чем он опасен.
Особого впечатления этот рекрут на первый взгляд не производил. Телосложением он заметно уступал Торстену. Единственное, что настораживало, — этот боец, судя по всему, по возрасту уже приближался к третьему десятку, а значит опыта ему не занимать. Эти опасения подтвердил и Кель.
— Видал своего противника? Будь осторожнее. Я про него поспрошал. Он вроде раньше был телохранителем и в армию подался только опосля какой-то темной истории. Говорят, мечом владеет, гад, будь здоров, так что не расслабляйся, — Кель весело подмигнул другу.
— Что-то ты прямо лучишься от радости, — недовольно буркнул Торстен, стараясь сосредоточиться перед схваткой.
— Так я, ставя на тебя, неплохой навар получил! Ты не пыли, ясно дело — половина твоя. Ладно, пойду и на этот поединок попытаю удачу, а то уже скоро начнут. Ты лучше давай, отделай его знатно. Удачи! — неугомонный друг умчался делать ставку, а норд, встряхнувшись, стал надевать шлем.
Стоило мастеру дать сигнал к началу поединка, как Торстен медленным стелящимся шагом двинулся к противнику. Тот желания атаковать не высказывал и Торстен провел пробную связку ударов. Бывший телохранитель спокойно заблокировал «троечку». Только первый «плевок» справа в голову он принял на щит. Второй удар слева боец парировал клинком, а от последнего в связке легко ушел, просто сделав шаг назад и убрав ногу, в которую он был нацелен.
Ничуть не обескураженный демонстрацией неплохих защитных навыков противника, Торстен продолжил атаковать. Он обрушил на бывшего телохранителя несколько одиночных уколов и связок ударов, стараясь наносить их как можно быстрее. Но все усилия так и не увенчались успехом, и вместо того, чтобы достать противника, Торстен неожиданно сам пропустил молниеносный удар в голову.
Дальнейшая схватка продолжалась в том же ключе. Торстен раз за разом обрушивал на противника шквал ударов, но большая часть из них натыкалась на экономную и выверенную защиту. А стоило норду хоть чуть-чуть зазеваться, как незамедлительно следовали молниеносные контратаки, часть из которых доходила до цели. В целом защитная манера боя бывшего телохранителя оказалась очень эффективной, и он чаще доставал юного норда.
Почувствовав, что проигрывает, Торстен взъярился. Он все чаще старался врезаться в противника щитом, вкладывая свой вес и пытаясь его повалить. Но эта тактика также не принесла успеха. Опытный боец обладал прекрасным чувством дистанции и умело уходил в сторону от наскоков норда или щитом направлял энергию его движения в сторону, после чего успешно контратаковал.
Почувствовав, что его силы, веса и умения работать корпусом недостаточно, чтобы отправить противника на землю, Торстен вновь сменил тактику. Теперь он бил щитом только с короткой дистанции и очень резко, сочетая это с привычными быстрыми связками ударов мечом, стремясь вывести бывшего телохранителя из ритма и сломать его великолепную защиту. Это принесло определенные плоды. Все чаще удары Торстена нет-нет да и достигали цели. Но и противник в долгу не оставался — его контратаки были по-прежнему молниеносны и очень опасны.
Легкие горели огнем. Торстен с трудом ловил ртом воздух и из последних сил продолжал атаковать. Ему казалось, что еще чуть-чуть и он сможет ликвидировать появившееся в начале боя отставание от противника. Но силы стремительно таяли, поддерживать столь высокий темп, заданный им самим, было все труднее. А противник словно и не замечал тяжелого боя, продолжая сражаться расчетливо и экономно. Под конец схватки он опять стал все чаще доставать юного норда резкими ответными ударами, один из которых крайне неудачно для Торстена опять пришелся в стрелку, защищающую и без того уже пострадавший нос, и вызвал новую вспышку боли.
Когда поединок остановили и бойцов развели, норд понял, что проиграл. Но, несмотря на это, до последнего момента в нем теплилась надежда, что судьи учтут, что он провел схватку куда агрессивнее, а те его удары, что достигли цели, были немного сильнее, чем контратаки противника, и в реальном бою имели больше шансов пробить доспехи…
Но чуда не произошло. Победителем объявили противника Торстена. Пересиливая себя, норд подошел и, пожав руку выигравшему рекруту, перекинулся с ним парой слов, заручившись обещанием еще как-нибудь провести пару тренировочных боев, после чего чуть хромая отковылял в сторону. Один из ударов пришелся немного выше колена, где не было жесткой защиты, а стеганые набедренники лишь слегка его смягчили, и синяк там обещал появиться знатный.
К понуро бредущему Торстену пробился Кель. С его лица привычно не сходила широкая улыбка. Догнав норда, он хлопнул друга по плечу и радостно выпалил:
— Чего у тебя такой вид, будто ты на собственных похоронах присутствуешь? Ну, проиграл, с кем не бывает? Этот мужик уже столько времени мечом орудует, неудивительно, что успел наловчиться.
— Гад, ты что творишь! У меня все тело болит, — прошипел Торстен, потирая ушибленное плечо.
— Да ладно, тоже мне хрупкая леди нашлась. Не корчи из себя Великие Силы знают что. Воспринимай произошедшее с другой стороны! Ведь ты вошел в четверку лучших бойцов полутысячи! Сегодня тебе увольнительное дадут по-любому, я тоже заранее озаботился. Так что идем в город праздновать. Убери эту кислую мину со своего лица, не хочешь праздновать — заливай горе, а я рядом буду праздновать! — Кель подмигнул мрачному другу.
— И на какие, спрашивается, деньги мы будем гулять? До жалования еще далеко, а то, что было, ты вроде проиграл на ставках!
— Кто тебе сказал такую глупость! Ничего я не проиграл!
— Ты что, не ставил на последний бой? — с надеждой спросил Торстен.
— Ставил, конечно, только не на твою победу, — улыбка Келя чуть угасла, он явно не был уверен, как отреагирует норд на такую новость.
Торстен несколько секунд неверяще смотрел на друга, а потом зашелся в приступе безудержного смеха, забыв про горечь поражения. Отсмеявшись, он изрек:
— Ладно, пойдем праздновать, но первую здравницу я непременно подниму за то, что мой друг такой проныра!
Стеганые шоссы представляют собой один из элементов поддоспешника для защиты ног. Они доходят до щиколоток либо до колен и не заканчиваются «носком». Состоят из 2-х слоев холста или льна, набиты паклей, хлопком, конским волосом или шерстью.