Больше 17 августа мы не летали. Данный боевой вылет стал последним в этот день. Погода снова испортилась. Небо заволокло густой облачностью. И зарядил противный дождь. Поэтому все полеты на сегодня отменили. Вот и замечательно! А то я уж думал, что нам снова придется весь день воевать без продыха. Вчера то я вымотался очень сильно. Поэтому приветствовал эту небольшую передышку. Ночь тоже прошла тихо. День 18 августа начинался тоже довольно тихо. С утра накрапывал мелкий моросящий дождик. Типично английская погода, однако. К обеду дождь стих, и погода начала налаживаться. Хотя облачность в небе и сохранялась. И она была довольно плотной. Но для Люфтваффе это не стало препятствием. Идиллия нашего отдыха была нарушена телефонным звонком на командный пункт авиабазы. Я там тоже в этот момент присутствовал. Спорил с Литхэртом о тактике воздушного боя. Подняв трубку телефона, наш командир эскадрильи стал внимательно слушать, что ему говорят. И с каждым мгновением мрачнел все больше и больше.
— «Джерри» решили взять реванш за ту трепку, что мы им устраивали все эти дни! — громко сообщил он, положив трубку. — Они подняли в воздух около трех сотен самолетов. И теперь вся эта армада летит сюда. Наши радары только что их засекли. Мне сейчас об этом сообщили и приказали вылетать.
— Полетим на перехват? — решаю уточнить я.
— Нет, вице-маршал Парк приказал нашей эскадрилье патрулировать в небе над нашей авиабазой, — ответил комэск, отрицательно помотав головой. — Колбасники летят несколькими группами. И пока операторы радаров не могут определить направление их атаки. Поэтому взлетаем и ждем приказа.
— Взлетаем, так взлетаем! — бодро говорю я, надевая шлемофон и разворачиваясь к выходу с КП.
М-да! Этот вылет кардинально отличался от всех, что были ранее. Тогда нас сразу же бросали в бой. Наводя на определенную группу вражеских самолетов. Но сегодня в небе над Британией врагов было слишком много. Таких массированных налетов мы здесь еще не видели. Раньше немцы такими толпами не летали. Неудивительно, что британские операторы радаров оказались не готовы к такому большому наплыву целей. Если раньше нам удавалось быстро парировать вражеские налеты, то сейчас этого сделать не удалось. В эфире царил хаос. Похоже, что командование не знало, что надо делать. И куда нас отправить на перехват. По обрывкам фраз на общем канале связи у меня начала выстраиваться картина грандиозного сражения, что развернулось сейчас над Англией. Большие группы германских бомбардировщиков шли на Британию с юга и юго-востока. Англичане подняли в воздух две волны истребителей. Первая включала в себя шесть эскадрилий. И прикрывала побережья и ближние подступы к нему. Вторая волна, куда входили и мы, состояла из пяти эскадрилий. И должна была охранять вторую линию обороны от Кентербери до Кенли. При этом до последнего момента наши радарщики не могли вычислить основные направления главных ударов немецких самолетов. Уж слишком много их сейчас было в воздухе. И двигались они довольно непредсказуемо. Поэтому нашей эскадрилье пришлось болтаться в небе над Хорнчерчем примерно тридцать минут без дела. Мы впустую жгли топливо, летая кругами. Вице-маршал Парк опасался, что германцы рвутся к Лондону. И придерживал нас пока, не кидая в бой. Но немчуре в этот раз не нужна была английская столица. Они летели бомбить авиабазы Кенли и Биггин Хилл, расположенные южнее Лондона. Наконец, о нас вспомнили и приказали двигаться к месту основной бойни.
Литхэрт повел 54-ю эскадрилью к Биггин Хилл. Облачность сегодня была довольно плотной и низкой. Поэтому эскадрилья летела не выше двух тысяч метров. Наша пара летела чуть выше остальных у самой нижней кромки облаков. Такое право действовать не в общем строю эскадрильи я себе выбил у нашего комэска. Доказав ему, что так я буду наиболее эффективен. И сейчас это помогло нашей эскадрилье избежать очень больших неприятностей. Восемь «Мессершмиттов» Bf-109E вынырнули из облаков внезапно. И если бы я с моим ведомым летели вместе в едином строю со всеми своими соратниками. То скорее всего, вовремя заметить эту угрозу не смогли бы. Немцы очень грамотно подгадали момент и угол атаки. Подловили бы они нас там внизу. Но мы то с Колином Греем сейчас находимся не внизу, а выше и чуть позади группы Литхэрта. Поэтому эту хитрую атаку нацистов я засек моментально и сразу же заорал на канале нашей эскадрильи, чтобы предупредить о ней всех наших соратников. Ведь чего-то подобного я и ждал от этого вылета. Нельзя недооценивать противника. А сегодняшняя низкая облачность просто напрашивается, чтобы в ней кто-то спрятался и устроил нам засаду. Очень не нравились мне все эти тучки и я за ними бдительно наблюдал. И не зря. Меня услышали. И наши истребители там внизу начали бодро перестраиваться для отражения вражеской атаки. Теперь у тех хитропопых фашистиков не выйдет напасть внезапно на наших парней. Эффект внезапности уже утрачен. Так! Наших предупредили, но сами пока лезть туда не будем. Ни к чему это. Сразу же бросаться в бой, как только завидишь противника на горизонте. Это удел неопытных юнцов. А я кадр опытный и коварный. А другие в военном небе не выживают. Поэтому мы сейчас летим как и летели. Только скорость немного прибавим.
А внизу тем временем разворачивается воздушный бой. Немцы на лобовую атаку не осмелились и, обстреляв издалека Литхэрта и его бойцов, уходят на вираж. Наши предсказуемо рвутся за ними. И вот уже в небе начинает раскручиваться карусель из самолетов. Вот, что и требовалось доказать. Учить их еще и учить. Я же Литхэрту об этом говорил. Что немцы не любят воевать на горизонталях. Они предпочитают бить своих противников на вертикали. Не даром же у «сто девятых» скороподъемность выше чем у «Спитфайров». И германские пилоты этим любят пользоваться. Вот и теперь шесть вражеских истребителей сковали действие всех четырех «Спитфайров» Литхэрта. А одна пара «Эмилей» пытается выскочить наверх, чтобы бить оттуда. Хороший план был у нацистов. И он бы удался. Если бы здесь наверху не было сейчас нас с Колином Греем.
Чтобы не спугнуть пилотов противника, я, прикинув курс той вражеской пары, поднимающейся вверх, резво ухожу в облака. Мой ведомый следует за мной как приклеенный. Какое-то время летим вслепую. А потом снова выскальзываем вниз. Конечно, перед этим я Колина предупредил по рации. Хорошая вещь радио. Без него такие вот синхронные маневры хрен выполнишь. Мы же друг друга не видели. В облаке видимость то нулевая. А кругом только серая муть. Но мой ведомый послушно вынырнул из облака вслед за мной. Молодец! Не оторвался и с курса не сбился. Хороший пилот из Колина Грея получился. Интуиция меня не подвела. Красиво я вышел. Прямо на цель. Прямиком перед ведущим «Мессершмиттом» вражеской пары. Расстояние детское. Не дальше ста метров. Успеваю отчетливо рассмотреть сквозь прицел серый пятнистый фюзеляж с большим зеленым сердцем, нарисованным ниже кабины, желтый кок винта и ряд крестиков, обозначающий сбитые самолеты противника.
— Ого, заслуженный Фриц передо мною тут выставился во всей красе! — успеваю подумать я перед тем, как открыть огонь.
Короткая очередь из всех стволов пробивает мотор нацистского истребителя и добегает до кабины. С такой дистанции хорошо видны попадания и большие куски обшивки, разлетающиеся в разные стороны при этом. Немец быстро проскакивает вверх, а место в прицеле моего «Спитфайра» занимает самолет его ведомого, который летел за ним следом. По нему я тоже успеваю отработать из пушек и пулеметов. И не промахиваюсь. А с такой дистанции трудно промахнуться. Тут до цели уже метров пятьдесят. Не больше. По меркам воздушного боя — это стрельба практически в упор. Ведь от момента открытия огня по головному «Мессеру» до того пока «сто девятый» вражеского ведомого мелькнул в моем прицеле я уже успел пролететь метров пятьдесят. Это вам не наземное сражение. Тут в небе все происходит очень быстро. На бешенных скоростях. В общем, попал я во второго немца. И сделал это очень качественно. Аж сам удивился. Второй «Эмиль» внезапно взорвался в ослепительной вспышке. Которая меня ослепила на несколько мгновений. Похоже, бензобак рванул? Чисто инстинктивно дергаю ручку на себя, уходя вверх и влево. И чувствуя ощутимый удар куда-то в район носа моего истребителя.
В первое мгновение я даже испугался, что врезался в самолет противника, который я только что так эффектно атаковал. И невольно сжался на пилотском кресле, ожидая взрыва или того, что мой «Спитфайр» начнет сейчас распадаться на части. Но нет. Мой самолет пока летит. Правда, мотор стал работать как-то не так. С перебоями он начал работать. Проморгавшись от радужных кругов, бегающих перед глазами, с тревогой оглядываюсь. Вроде бы, огня не видно? Мой «Спитфайр» не горит и не падает. Только мотор начал капризничать. Но дыма пока не наблюдаю. Мотор все еще тянет. Тяга, конечно, упала но ненамного. Самолет еще летит. Но в таком предаварийном состоянии ему воздушный бой противопоказан категорически. Надо уходить на базу. О чем и сообщаю Литхэрту и Грею. Кстати, внизу бой как-то очень быстро прекратился. Немецкие истребители, растеряв весь свой атакующий порыв, довольно шустро выходят из боя. Ага! Наши там тоже без дела не сидели. Вижу еще один горящий «Мессершмитт», падающий вниз. Я, вроде бы, слышал победный вопль Литхэрта? Видимо, это он того фашистика сбил? Нормальный расклад. Этих немчиков теперь понять можно. Совсем недавно их было восемь, уверенно атаковавших нас из засады. И если бы у них получилось застать нас врасплох. То они бы наверняка кого-нибудь из нас сбили. Да, они на это и надеялись, коварно выскакивая из облаков. Но все пошло не про плану. За очень короткое время из восьми их осталось пятеро. А наши «Спитфайры» вон все целы. По крайней мере, они в воздухе очень уверенно держатся. И никто из них падать на землю не собирается.
Это только мне так не повезло сейчас. Но немчура то не видит, что с моим истребителем что-то не так. Далековато, однако. Самолет то не горит. А чтобы заметить перебои в двигателе, так это надо очень близко подойти ко мне. Но от греха подальше решаю уйти в облака. Мне сейчас не до драк в воздухе. Дотянуть бы до базы. Мой ведомый хочет лететь за мной. Но я его отправляю вслед за Литхэртом и его командой. У англичан сегодня каждый самолет на счету. И лишний боеспособный истребитель нашему комэску пригодится. Тем более, что он вместо преследования убегающих немецких истребителей намылился продолжать полет в сторону авиабазы Биггин Хилл. Мы же туда и летели, до этой внезапной атаки «Мессершмиттов». И почти долетели. Авиабаза уже в пределах видимости. И даже отсюда издалека видно, что дела там идут не очень хорошо для британцев. Пожары и взрывы в районе ангаров и взлетной полосы наблюдаются отчетливо. И большое количество вражеских бомбардировщиков, бомбящих этот аэродром, также видно очень хорошо. На этот раз что-то пошло не так. И противнику удалось прорваться к цели. И теперь он там бесчинствует.
Мысленно пожелав ребятам удачи, лечу в сторону Хорнчерча. С таким захлебывающимся мотором мой «Спитфайр» сейчас не боец. Ему ремонт необходим. Хорошо, что слепой полет у меня прокачан до очень высокого уровня. Поэтому я сейчас лечу, прячась в облаках. Мне не нужны никакие встречи с вражескими истребителями. Я для них в данный момент являюсь очень легкой добычей. С таким ушатанным движком я в бою маневрировать особо не смогу. Поэтому придется сразу прыгать с парашютом. А я этого не хочу. А в облаках я невидимка. Я никого не вижу, но и меня никто не заметит.
Почему я так рискую сейчас? Почему не покину свой покалеченный истребитель и не выпрыгну с парашютом? Я же сам много раз критиковал летчиков, которые вот так нелогично поступают. То есть стараются до последнего сохранить свой самолет и привести его на базу. Я же сам ругал таких пилотов, рискующих жизнью ради техники. Да, да, да! Сознаюсь. Ругал, ругаю и буду ругать. Но сейчас мне очень хочется сохранить свой «Спитфайр» и благополучно посадить его на нашем аэродроме. И это не какая-то глупая бравада. Это голимый расчет и большая пупырчатая жаба. Та самая пучеглазая земноводная зверюга, которая имеется у всякого уважающего себя попаданца. Вот это она меня сейчас душит не по-детски. И громко так квакает прямо в ухо. Напоминая мне, как я мучился с постоянно заклинивающими авиапушками на моем первом «Спитфайре». Там же в каждом бою пушки отказывались стрелять нормально. А это чревато для здоровья. А я свое здоровье берегу. И очень его не хочу потерять из-за того, что мое оружие переклинит в самый неподходящий момент. И тогда я не смогу отстреливаться от врагов. А этот истребитель мне очень нравится. Его автоматические пушки работают как часы. Швейцарские! Ни одной задержки. Вот с таким оружием можно спокойно в бой идти. Зная, что оно тебя не подведет. Именно, поэтому я сейчас и рискую своей жизнью. И веду поврежденный самолет вместо того, чтобы выпрыгнуть из него с парашютом. Впрочем, не так уж и сильно я здесь и сейчас рискую. Если подумать, то ничего страшного пока не произошло. Мотор хоть и плохо, но работает. Мой «Спитфайр» все еще летит. Дыма и огня не видно. И не думайте, что я такой уж бесстрашный идиот. Как только из-под капота двигателя появится огонь, то я тут же покину кабину этого истребителя. И сделаю это быстрее собственного визга. Я же не какой-то безбашенный отморозок, который не боится поджариться заживо.
К счастью, движок отрубился, когда я уже подлетал к взлетно-посадочной полосе нашей авиабазы. Нет, не загорелся. И даже не задымился. А просто несколько раз чихнул и замолк. Помер, топтыжка! Ну, хоть так. Хорошо, что не раньше это случилось. Немного подумав, все же решаю садиться. Взлетную полосу я отсюда вижу отчетливо. Скорость и высота вполне позволяют совершить идеальную посадку. Даже без работающего мотора. Самолет то рулей очень неплохо случается. Тяги крыльев не повреждены. Нормально летит, в общем. Буду садиться! Тем более, что я уже что-то подобное в своей жизни делал. Приходилось мне сажать самолет на вынужденную посадку. И не один раз. И ничего. Справился. И даже не покалечился при этом. Вот и сейчас все получится. Такой опыт у меня есть. Я прекрасно знаю, что надо сейчас делать.
Аккуратно захожу на посадку. Выпускаю шасси. И открываю фонарь кабины на всякий случай. Это чтобы быстрее выскочить, если самолет загорится вдруг. Скорость без тяги винта падает ощутимо. Но пока в пределах нормы. Опускаюсь все ниже и ниже. Вот подо мною уже бетонная полоса. Выпускаю закрылки, снижая скорость полета еще больше. Есть касание. Самолет слегка подпрыгивает, а затем довольно жестко опускается на бетонную поверхность. Какое-то время он катится, теряя скорость. Пока совсем не останавливается прямо посреди взлетно-посадочной полосы. Народ на аэродроме я заранее предупредил по рации еще на подлете к Хорнчерчу. Поэтому они сразу же бросаются к моему застывшему истребителю. Со всех сторон бегут люди. А от КП мчатся две машины: пожарная и скорая помощь. Все правильно. Так и надо действовать при посадке аварийного борта. По инструкции так положено. А англичане инструкции уважают. Ведь они написаны кровью. Впрочем, я и сам эти инструкции прекрасно знаю. И помню — первое, что надо делать пилоту в таких ситуациях. Это как можно быстрее покинуть кабину самолета и отбежать подальше от него. А то вдруг он загорится или взорвется? Техника в аварийном состоянии очень опасна. Поэтому я так и делаю. То есть покидаю кабину моего истребителя с максимальной скоростью. И отбегаю в сторону. После чего оборачиваюсь и приглядываюсь. Нет, не горит. И взрываться вроде бы тоже не собирается.
После того как мой поврежденный самолет откатили в ангар. Его принялся осматривать Макглас. Я тоже посмотрел, что там случилось. М-да! Впечатляет. Снизу на носу «Спитфайра» в районе двигателя виднеется солидная пробоина с рваными краями. Это точно не пуля или снаряд прилетел. Больше похоже на крупный осколок. Позднее авиатехник подтвердил мои подозрения. Он там обнаружил кусок стальной тяги крыла «Мессершмитта», который и повредил мне мотор, влетев в него на большой скорости. Вот так вот! Я опять чуть не погиб от взрыва вражеского самолета. И это уже во второй раз за несколько дней. Что-то я слишком часто стал испытывать свою удачу на прочность. Как бы третий раз не стал для меня последним. И ведь я в бою все правильно делал. Вполне профессионально. Без лишнего риска старался воевать. И вот вам нате! От таких случайностей как взрыв вражеских самолетов в воздухе не застрахован никто. А тут вам уже никакое мастерство и боевой опыт не помогут. Чистая лотерея. «Чет» или «нечет». Как ставка в казино. Не люблю я такой непредсказуемости в бою. Но сегодня мне опять повезло. И судя по тому, какая царит в небе над Британией мясорубка. Удачу мне еще не раз придется испытать.
Вот Макглас закончил осматривать повреждения и выдал свой вердикт, что ремонт займет не менее восьми часов. Услышав это, невольно вздыхаю. Конечно, я что-то такое и предполагал. Пробоина в двигателе это вам не дырка в обшивке самолета. Это посерьезнее. Но вот восемь часов, которые мой истребитель будет вне игры. Вот это очень печально. Придется использовать другой самолет для полетов. Пока мой не отремонтируют. Придется брать тот самый «Спитфайр», на котором я летал ранее. Тот с бракованными пушками. Тем более, что он один и остался в запасе. Остальные запасные истребители у нас забрали для пополнения других эскадрилий. Распоряжаюсь, чтобы этот самолет подготовили для полета. Мне истребитель нужен. Хоть какой. А то чувствую, что сегодня немцы от нас так просто не отстанут. Судя по тому большому количеству вражеских самолетов сегодня в небе, Люфтваффе настроены серьезно. Раньше они так много самолетов не отправляли в налет.
Через тридцать минут новый, то есть мой «старый» истребитель готов к полету. И к этому времени возвращается из вылета наша эскадрилья. Внимательно считаю приближающиеся «Спитфайры». Хм! Одного не хватает. Кого-то сбили? По приземлении интересуюсь у Литхэрта. Так и есть. Макс Мэркюрри не вернулся из вылета. Его самолет был подбит бортстрелком немецкого «Хейнкеля» и врезался в землю. Из него никто не выпрыгнул. Жаль! Еще одна потеря с нашей стороны. К такому я уже давно стал относиться философски. Идет война, и мы в любой момент можем погибнуть. И тратить из-за этого нервы я не считаю разумным. Я не впадаю в уныние как раньше в Испании. Когда мы теряли своих товарищей в бою с франкистами. Я сейчас спокоен и немного зол. И эту злость я потом выплесну на врагов в следующих боях. Такой настрой помогает не сойти с ума и побеждать, побеждать, побеждать.
И еще есть такая поговорка у военных людей. Что в случае гибели все мы попадем в рай, а враги просто сдохнут без покаяния. Очень правильная поговорка. Нацистов то в рай точно не пускают. А вот насчет себя я сильно сомневаюсь. Во-первых — я атеист. И во все эти придумки церковников про рай и ад не верю. И в Бога тоже не верю. Нет, точнее говоря, в того Бога из книжки, которого для себя придумали разные религиозные конфессии. С ангелами хранителями на правом плече и чертом на левом у каждого человека. С тем, что Бог внимательно следит за человеческими поступками. В бред про «избранный в глазах Бога народ». Да, и еще много претензий у меня возникает к религиозным текстам и священным книгам. Уж очень много там таких откровенных ляпов и нелогичных откровений. И самое главное, что меня бесит во всех религиях. Это матерая такая гордыня. Нет, ГОРДЫНЯ!!! Вот так вот. Большими буквами стоит произносить. Все эти церковные иерархи разных мировых религий на полном серьезе тешат свою гордыню. Выставляя человека чем-то особенным и совершенным. Сверхсуществом над которым трясутся высшие силы. Что это, как не ГОРДЫНЯ? Если Бог и существует, то не такой как в разных вариантах Библии или Корана. В моем понимании — это демиург. Творец и создатель вселенной. Он или Оно создало не только Землю, которая является просто песчинкой в мириадах других миров, но и всю нашу вселенную. И будет такая высшая сущность интересоваться поступками и жизнью какого-то человечка? Который при таких масштабах сравним даже не с муравьем, а с микровирусом. Вот вы будете наблюдать все время с интересом за муравьем или бактерией? А почему тогда Бог должен это делать? Вот, вот. Слишком много о себе люди возомнили в своем муравьином ничтожестве. Высшим силам нет до нас никакого дела. Они создали эту реальность. Запустили процесс эволюции живой и неживой материи. А дальше уже все развивается само собой. А человечество — это просто пылинка на обочине вечности. Бог если он и есть. Дал лишь первый толчок ко всеобщему развитию. Первый взрыв в котором и зародилась наша вселенная. А остальное его не интересует. Иначе не могли бы люди творить все те мерзости, которые они творят и будут творить на протяжении всей своей истории. Если бы Бог внимательно за ними наблюдал, как нам старательно внушают церковники. То он бы давно стер в порошок человечество за все его отвратительные поступки. А то, что всякую мерзость люди совершают еще и с именем Бога на устах меня откровенно бесит. ГОРДЫНЯ, мать ее!!! Так вот. Это было во-первых.
А во-вторых — если вдруг загробная жизнь все же существует. Да, да! Я такой противоречивый реалист. Если рай есть, то я в него точно не попаду. Вспомните первую заповедь, которую христианам подарил тот самый Бог. Вспомнили? Точно! «Не убий!!!» В общем, убийцы в рай не попадают. Что бы там вам не говорили всякие церковники. И какие бы вам грехи не отпускали за ваши деньги в богато украшенном храме, возведенном на деньги прихожан. Все это вранье. Если ты убийца, то ты убийца. И никак ты не можешь стать праведником. Значит, исходя из этого, в аду для меня уже давно место зарезервировали. Я уже столько народу успел завалить. И еще убью. Этот бой был не последним в моей карьере летчика-истребителя. И пускай, я как в том голливудском кино. «Убиваю только плохих.» Но первую заповедь того самого Бога из Библии я уже нарушил и не один раз. Так что я к той поговорке не примажусь никак. Не смогу проскочить между струек и попасть в рай. Впрочем, я крутой пофигист. И меня загробная жизнь не пугает. Тем более, что я один раз там за кромкой уже побывал. И никаких ангелов или чертей там не видел. Ни рая, ни ада. Ничего! Поэтому я сейчас живу одним днем. Живу так, чтобы мне не было стыдно за все прожитые мгновения этой жизни. Стараюсь действовать по совести и по справедливости. Как я их для себя понимаю. И мне не нужны церкви и все эти упитанные и благообразные священники, которые успокаивают своим лживыми речами наивных дураков, безбожно грешащих и боящихся смерти.
Вернувшиеся с Литхэртом самолеты нашей эскадрильи после приземления облепили со всех сторон авиатехники. Довольно шустро они начали пополнять боезапас пулеметов и заливать топливо. Правда, один истребитель все же откатили в ангар. Ему требовался небольшой ремонт. А вот те, что были на ходу, оперативно готовились к следующему вылету. Докладываю Литхэрту о своем благополучном приземлении. На что он с улыбкой кивает и убегает на командный пункт. Двигаю за ним. Мне тоже хочется послушать, что там сейчас творится в эфире. Радио там есть. И связь с командованием по телефону. Если придет приказ на вылет, то я об этом узнаю одним из первых. А в том, что нас снова сегодня дернут на перехват вражеских бомбардировщиков, я уверен на все сто процентов. Люфтваффе сегодня, что-то грандиозное затеяли. Раньше сюда они такими армадами не летали. Значит, ждем.
Ждать пришлось не очень долго. Небольшая пауза в боевых действиях закончилась в 17.00 когда британские радары засекли новую армаду вражеских самолетов. По оценкам операторов радаров там летело не меньше двухсот пятидесяти самолетов. Кенли и Биггин Хилл немцы уже разбомбили ранее. И теперь намылились куда-то в район Лондона. Точнее никто сказать не мог. Поэтому вице-маршал Парк приказал нашей эскадрилье выдвигаться в район Кентербери. И патрулировать там до подхода самолетов противника. Кстати, пока мы ждали на земле, к нам на аэродром перебазировались: 32-я, 56-я и 501-я эскадрильи, вооруженные «Харрикейнами». И на авиабазе Хорнчерч стало довольно тесно. К счастью, Литхэрт меня успокоил, объяснив, что такое положение вещей будет временным. Эти дополнительные эскадрильи прибыли сюда лишь на время. Для совместного отражения массированного авианалета «джерри». В принципе, мысль правильная. Вот только меня беспокоило то, что здесь находилась сейчас и 501-я эскадрилья. Помните того скандального поляка Станислава Скальского? Того, что бросался на меня с кулаками в пьяном угаре? Он же как раз в этой самой 501-й эскадрилье и служит. Но пока мы с ним не встречались. Я старался не подходить к прибывшим к нам летчикам. Мне новый скандал не нужен.
И вот сейчас мы всеми четырьмя эскадрильями летим навстречу немецкой воздушной армаде. В общей сложности, нас было в данный момент не так уж и много. Всего тридцать три «Харрикейна» и четыре «Спитфайра». Погода совсем не радовала. Облачность и без того низкая стала еще более густой и низкой. Облака сейчас висели не выше полутора тысяч метров от земли. Уже позднее от пленных немецких пилотов мы узнали, что сейчас противник нацелился на две авиабазы. Хорнчерч и Ноз Вэлд были главными целями этой армады. У Люфтваффе на 18 августа 1940 года имелся очень простой план. Геринг планировал уничтожить четыре основных авиабазы британцев в этом районе. И тем самым захватить господство в небе над Британией. Вот только он не учел одного. Решимости британцев и их союзников драться до конца.
Зрелище накатывающейся на нас волны вражеских бомбардировщиков и истребителей было завораживающим. Давненько я такой толпы в воздухе не наблюдал. Пожалуй, с Испании. Сейчас на нас летело около сотни «Хейнкелей» He-111 и «Дорнье» Do-17, которых прикрывали около полутора сотен «Мессершмиттов» Bf-109 и Bf-110. Правда, все эти самолеты летели не компактной группой, а растянулись далеко по фронту с большими разрывами. Но все равно, это впечатляло. Нас заметили. И к нам на перехват ринулись вражеские истребители. Не все сразу, конечно, но их тут было до хрена!
Наша эскадрилья нацелилась на восьмерку Bf-110, которые приближались к нам с вполне понятными намерениями. И низкая облачность сейчас им была на руку. В лобовой атаке они нас своими пушками сомнут. Передаю эту мысль Литхэрту, который и сам это прекрасно понимает. И уводит нас в облака. Какое-то время летим в серой пелене. Ни черта не видно. Радует только то, что сейчас наши «Спитфайры» летят разряженным строем далеко друг от друга. Это, и еще опытные пилоты, которые остались в данный момент в 54-й эскадрилье, дает надежду на то, что мы не столкнемся в воздухе друг с другом. Не столкнулись. А немцы, судя по всему, за нами в тучи не полезли. Тоже поняли опасность такого столкновения. В облаках же видимость нулевая. Там ты вслепую летишь, ориентируясь только по приборам и доверяя собственному чутью. И хорошо, что на наших «Спитфайрах» установлены рации. А то я прекрасно помню, как мы мучились в Испании без радиосвязи. Да, и в Китае у нас не все самолеты были радиофицированы. Что тоже создавало серьезные трудности в координации действий пилотов в воздушном бою. Это потом в советских ВВС на всех самолетах стали устанавливать рации. Кстати, я к этому процессу тоже руки приложил. Доказывая большому начальству преимущество самолетов с рациями. И не только я там засветился. Рычагов ведь тоже свою долю внес в радиофикацию истребительной авиации Советского Союза. Хоть что-то мы с ним успели сделать перед Большой Войной. Эх, товарищ Сталин, товарищ Сталин! А все из-за тебя и твоих инициативных идиотов из НКВД. Я же еще столько не успел сделать для СССР. Но теперь то уже чего? Теперь бояться поздно. Я уже здесь, а не в Советской России, как ее тут англичане называют. И воюю с нацистами вот за светлое будущее британского народа и всего мира.
С этими грустными мыслями по команде Литхэрта выныриваю из облаков. Ух ты! Хорошо мы вышли. Правильно! Позади осталась свалка из «Мессеров» и «Харрикейнов». Они там сейчас очень заняты. Немецкие истребители пытаются не дать нашим «Харрикейнам» из 32-й, 56-й и 501-й эскадрилий прорваться к бомбардировщикам. И им в данный момент не до нас. Наш героический пролет в облаках они благополучно прохлопали ушами. И сейчас мы здесь. Вынырнули из облачности прямо перед строем нацистских бомбовозов. Не ждали? А мы вот приперлись! Перед нами во всей красе летит группа из восемнадцати «Дорнье» Do-17. Этот двухмоторный бомбардировщик был не самым удачным продуктом немецкого военпрома. Не бронированный. Со слабым оборонительным вооружением. Скорость, дальность полета и бомбовая нагрузка не самые впечатляющие. Короче говоря, отстой полный. Не зря потом Люфтваффе от них откажутся. Их и сейчас не так уж и много на вооружении стоит. А к моменту нападения на СССР еще меньше станет. В общем, не самые это популярные самолеты в германских ВВС. И мы сейчас еще немного подсократим их количество. Нам повезло выйти из облаков сверху в левой-передней полусфере от вражеских бомбовозов. С этого ракурса у них очень мало пулеметов сможет работать по нам. Когда мы их атакуем. Молодец, комэск! Четко он нас на цель вывел! Грамотно! Вдалеке вижу, как группа немецких истребителей спешит в нашу сторону. Нет, не успеете вы, фашистики, нас перехватить. Слишком далеко.
Беру в прицел двухмоторный бомбардировщик, летящий третьим с правого фланга вражеского строя. Этот будет моей первой добычей. Перед атакой мы по радио заранее распределили кто и куда будет стрелять. Это чтобы путаницы не вышло. Чтобы друг другу не мешать. Чтобы мы не палили из всех стволов по одной мишени. Никакого ажиотажа. Работают профессионалы. Понеслась! Нажимаю на гашетки, и к неторопливо летящему «Дорнье» тянутся трассы моих автоматических пушек и пулеметов. Это вам не легкий и одномоторный «Мессершмитт». Такой двухмоторный бомбер короткой очередью не собьешь с одного захода. Тут надо патронов не жалеть. Есть контакт! Вижу отчетливое попадание в район кабины и в правый мотор, который сразу же загорается. Подбитый Do-17 резко накреняется на правое крыло и устремляется вниз. Скорее всего, убит пилот? Один готов! Прохожусь пушками и пулеметами по еще двум бомбардировщикам противника пока пролетаю над их строем. Попал, вроде бы, но не так смертельно как в первого. Краем глаза замечаю, как пара Литхэрта сбивает еще один «Дорнье». Мой ведомый тоже стреляет. Но не так эффективно. Все же слабоваты эти пулеметы для таких крупных мишеней. Тут в упор надо садить из всех стволов. А мне такой экстрим не нужен. Поэтому наша пара сейчас быстренько проскакивает и уходит наверх прямо в тучки. Там мы отлетаем подальше и опять ныряем вниз.
Самка блохастого енота-а-а!!! Выпав из облака, мой «Спитфайр» чуть было не врезался в пролетающий мимо «Мессершмитт» Bf-110. Предупреждающе ору своему ведомому. Пускай поостережется. Еще немного и мой истребитель бы задел «церштерер» правым крылом. Адреналин в крови от такого экстрима резко подскочил. А ведь могло и полоснуть? Но не сегодня. Бабушка с косой промахнулась на несколько сантиметров. А вот хрен тебе по всей морде! Сегодня я не твой! Резко вывожу свой истребитель из пике. И энергичным боевым разворотом захожу снизу в хвост другому «сто десятому». Кстати, двухмоторных «Мессеров» я насчитал в этой группе шесть штук. Это их я недавно видел вдалеке при атаке на бомбардировщики противника. М-да! Как-то я малость неподрассчитал. Думал, что в стороне от них выйду из-за облаков. А получилось вон как. Чуть не вмазался в них на полной скорости. Бр-р-р!
Получи, фашист, гранату! Отрабатываю из всех стволов короткой очередью прямо по брюху «сто десятого», идущего последним во вражеском строю. Попал! Смотри, горит! Падает! Второй готов! Но мне на него любоваться некогда. Эти нацистики уже поняли, что что-то здесь нехорошее происходит. Вон как засуетились. Пытаются уйти на вираж. Пока они там копались, успеваю срезать еще один двухмоторный «Мессершмитт». Пушки рулят! Третий готов! И быстренько отваливаю в сторону. От тянущихся ко мне пулеметных трассеров вражеских бортстрелков. Вы не забыли, что у Bf-110 имеется задняя турель бортстрелка сразу же за кабиной пилота? Пулеметик там, конечно, слабенький. Калибр 7,92 мм. Патрон от знаменитой германской винтовки «Маузер» К-98. Но моему «Спитфайру» и этого может хватить. Поэтому я сейчас от греха подальше увожу его в левый вираж и затем вниз.
М-да! А немцы то за мной ну никак не поспевают. Не могут эти неуклюжие «церштереры» поймать мой юркий «Спитфайр». Не успевают довернуть. Разворотистость у них не та. Я быстрее разворачиваюсь. А вот и мой ведомый подключился к общему веселью. От меня то он оторвался во всей этой суматохе. И правильно сделал, между прочим. Если бы я его тогда не предупредил вовремя, и он бы полетел за мной. То Колин Грей, наверняка, бы врезался в один из этих «сто десятых». А так он резво ушел в сторону. Там развернулся и атакует немцев с другого фланга. Вот в одного попал. Но не сбил, конечно. Пулеметы, пулеметы! Матов на них у меня не хватает.
Немчура забеспокоилась. Двое уходят вниз и влево. А другая пара пытается ускользнуть правым виражом и рвануть наверх в облака. Те двое, которых я подстрелил раньше, уже упали. Тут до земли не так уж и много лететь. Всего то тысяча метров. А в небе виднеются четыре купола парашютов. Все нацистики из тех «церштереров» выпрыгнули, значит. Пилоты и бортстрелки. Впрочем, мне сейчас не до них. Быстро решаю: «За кем же гнаться?» Решил. Разворачиваюсь за той парой, что сейчас намылилась удрать в облака. Нет, нет, гады пупырчатые, так просто я вас не отпущу. Поднимаясь вверх, «сто десятые» теряют скорость. Нет, это не их конек. Вот пикируют эти двухмоторные «Мессершмитты» неплохо. А быстро наверх лезть им мощи двигателей не хватает. Слишком тяжел у них планер. Большой и бронированный. Очень тяжелый, однако. И для этого еще надо неплохо так разогнаться. Чтобы быстро наверх выскочить. Это как на качелях качаться. Чем выше скорость вниз, тем быстрее взлетаешь потом вверх. Законы физики во всей своей красе. А у этих двоих «церштереров» скорость изначально была не очень большая. Они же на виражах пытались со мной крутиться. А там особо не разгонишься. Самолет с поршневым двигателем только в пикировании по прямой линии может разогнаться до максимальной, штатной скорости и даже превысить ее. Это знает любой летчик. Даже новичок. А когда ты крутишься в небе в разные стороны, то скорость ощутимо падает. Впрочем, немцам должно было хватить скорости, чтобы уйти в облака. Это они правильно рассчитали. Только один фактор не учли. Меня!
Вот на верхнем выходе из виража я их и подловил. Целью выбираю головной «Мессершмитт». Он натужно ревя моторами, лезет вверх. Быстро догоняю его, заходя сбоку. Так чтобы не подставиться под огонь вражеских бортстрелков. Беру упреждение и открываю огонь. Ах тыж-ж-ж! Пушки, выплюнув пару снарядов, замолкают. Все! Снаряды кончились! Но пулеметы то еще работают. Добиваю очередь. Вроде бы, попал? И неплохо так попал. Головной «сто десятый» на мгновение замирает в воздухе, а потом как-то неуклюже начинает сваливаться в штопор. Пошел, родимый. Прямо вниз. К земле. Но не горит. Странно? Наверно, я убил пилота? Целился то в кабину. И попал туда же. Четвертый готов, в общем! Оставшийся «церштерер» проскакивает мимо меня. И я успеваю облить его очередями из пулеметов. Все! Ушел, гад пупырчатый! Растворился в облаках. Теперь его хрен догонишь. Я по нему тоже, вроде бы, не промахивался? Но вот гарантированно сбить не смог. Два пулемета винтовочного калибра — это несерьезно. Да, еще и против «церштереров» с их противопульной броней. В общем, ничего серьезного я ему там не отстрелил. Потому и ушел он так бодро от меня.
— Ай, я горю! Меня подбили! — внезапно слышу испуганный крик своего ведомого.
— Что случилось? — быстро спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.
— Алекс, я горю! Чертов «джерри» меня подстрелил из своего заднего пулемета! — орет Колин Грей.
— Колин, ты ранен? — с тревогой спрашиваю у него я.
— Что? Нет, я не ранен! Но мой самолет только что загорелся! — срывающимся от адреналина голосом кричит мой ведомый.
— Прыгай тогда! — приказываю я, увидев, наконец, горящий «Спитфайр», на который слева заходят два «сто десятых». Это та парочка, что пыталась удрать вниз пикированием. Колин за ними погнался и получил горячих огурцов прямо по морде. Увлекся парень в охотничьем азарте. И подставился под огонь бортстрелка. А немец не промахнулся.
— Но, сэр, тут слишком низко для прыжка с парашютом! Я разобьюсь!
— Тяни вверх и прыгай оттуда! Это приказ! И не бойся, я тебя прикрою!
— Понял, Пятый! Выполняю!
Горящий «Спитфайр» начинает лезть на вертикаль. Колин пытается набрать высоту, подходящую для прыжка. А я бросаю свой истребитель вниз в пологом пикировании. Лечу наперерез тем двум «сто десятым», что сейчас развернулись и пытаются добить моего ведомого. Эх, не успеваю! И поэтому открываю огонь издалека. Бью длинными очередями, не жалея патронов. Сейчас не время экономить боезапас. Целюсь в передний «церштерер» с упреждением. Далековато до него, однако. Но я и не планирую его сбивать. Нереально это. С такого то расстояния и такими пулеметами? Я же не джедай какой-то или супермен. Конечно, не собью. Но напугать должен. Внезапно мои пулеметы замолкают. Вот и все. Приплыли котятки по Амазонке! Патроны кончились! Но там внизу я своего добился. Немцы резко отвернули в сторону и стали улетать прочь. Они прекрасно помнили, как я их тут гонял на виражах. Испугались, герои картонные. Ну бегите, бегите. Я сегодня добрый. Так и быть. Отпускаю вас. Пока. Но в следующий раз пощады не будет!
А горящий «Спитфайр» моего ведомого, наконец-то, забрался повыше, и из него выпала маленькая фигурка человечка в темно-синей форме и желтом спасательном жилете. Есть! Раскрылся! Купол парашюта нормальной формы. Повреждений на нем не видно. Теперь Колину надо только благополучно приземлиться без травм. Вон внизу уже суетятся какие-то солдатики в британской форме. Они ему помогут. А мне пора лететь домой. Боеприпасов у нет. А значит, этот бой для меня закончился.
На авиабазу Хорнчерч после этого боя вернулись все. Только Колина Грея привезли уже в сумерках. Он был жив и здоров. Доволен жизнью и сильно пьян. И пахло от него совсем не пивом. А чем-то покрепче. Его же после приземления с парашютом там на поле подобрали британские пехотинцы. Которые ловили сбитых нами немцев. Наш бой они видели и наперебой поздравляли моего ведомого с победой. Хорошо так поздравляли. Душевно. В общем, на радостях, что остался жив сегодня, Колин Грей немного перебрал виски, которым его угостили. Стресс запивал. Понимаю. Сам бы тоже самое делал. Я уже не мальчик-зайчик. И прекрасно понимаю, что стресс людям на войне необходимо снимать. Чтобы они с катушек не слетели и не пошли вразнос. И алкоголь подходит для этого очень хорошо. Да, грубо. Да, некрасиво и неромантично. Но такова правда жизни. А помните наркомовские сто грамм водки, которые советским бойцам будут выдавать после боя? Вот! Даже красные комиссары, видя это, не трындели. Потому, что понимали. Что эти сто грамм не пьянства ради принимают, а как антидепрессант для людей, которые потеряли своих товарищей и сами прошли по краю в бою. И сейчас во всех воюющих армиях мира такая практика существует. И не думайте, что я тут пьянство пропагандирую. Совсем нет! Просто факты вам излагаю. Поэтому Литхэрт тоже все понял и Колина не ругал за незапланированную пьянку. Все же сегодня мой ведомый едва не погиб страшной смертью. Сгореть то заживо никто не хочет. Бр-р-р! Страшная смерть! Но в бар сегодня Колина Литхэрт решил не пускать. Он и так уже выпил сверх нормы и еле стоял на ногах. Комэск в приказном порядке отправил моего ведомого отсыпаться в казарму.
Больше мы 18 августа не летали. Натиск Люфтваффе удалось отбить и на короткое время все успокоилось. Правда ночью в небе моторы гудели. И зенитные прожектора постоянно шарили, пытаясь найти цель. Люфтваффе, потерпев неудачу днем, хотели отыграться ночью. Но у них ничего путного из этого не вышло. Ночью бомбить тяжело. Цели то не видно. Да, и ночные истребители у англичан тоже имелись. Не много, но они были. И довольно успешно срывали все ночные бомбардировки. Впрочем, у немцев тоже пока имелось не очень много ночных бомбардировщиков. Поэтому в эту ночь авианалеты были довольно слабыми. В общем, англичане смогли отбить все атаки на свой остров. Позднее этот день 18 августа 1940 года историки назовут «Самый тяжелый день в ходе битвы за Британию.» Из-за того, что вражеские авианалеты были в этот день наиболее массированными. И мы этот день благополучно пережили.