— Самых негодяйского вида посадили рядом. Для острастки, — недовольно проворчал Маус, продолжая наблюдать в бинокль за жизнью лагеря.
— Возможно, — над ухом Мауса кто-то плавно взвёл курок, и к виску прикоснулось холодное дуло автомата:
— Ну-ка, хлопец, вставай-ка, поховорим с тобою, — дуло пропало, человек отошёл в сторону.
Маус медленно встал, держа руки на виду, правда, не особо стараясь.
— Ну и хто ты будишь таков? — незнакомец в чёрной кожаной куртке встал в вольяжную позу, держа автомат обоими руками.
— Так, проходил мимо, решил заглянуть на костёр.
— Аха, а я — балерина! — ощерился человек. Потом он достал левой рукой из кармана куртки мобильную рацию и, не спуская глаз и дула автомата с Мауса, поднёс её к лицу, держа наподобии сотового телефона:
— Насест! Ховорит Второй. Хружил вохрух, заприметил чужохо… Нет, не чужохо, а просто ненашехо… Да, уже веду, — патрульный убрал рацию и улыбнулся Маусу:
— Ну чё, проходяшчий мимо? Айда! — патрульный работорговцев сделал шаг навстречу Маусу и тот резко прыгнул вперёд на патрульного, забрав слегка слево, чтобы не быть на линии огня. Второй не успел среагировать и получил сильный удар в челюсть. Голова у него мгновенно вспыхнула яркой вспышкой и он отключился.
У костра работорговцев кто-то заприметил идущих к дренту двух человек, и лишь когда эти двое подошли ближе, обнаружили, что впереди идёт часовой, держа руки над головой, а за ним, — с оружием в руках, — незнакомец.
— Эй, парень! Брось ствол и отпусти нашего товарища! — крикнул один из охранников каравана Маусу.
— Хрена с два! — Маус поравнялся с границей дрента и только тогда опустил свой автомат. Надев его на плечо, он бросил ИМИ патрульного владельцу.
Вокруг Мауса и незадачливого патрульного собралась небольшая кампания. Мауса уже не считали опасным: он — один, вокруг, если что, свои. Поэтому сперва почти всё внимание получил Второй:
— Эй, Джонни, чего это у тебя скула такая лиловая? А?
— Джонни! Ты это уснул, что-ли, на посту, и припечатался об Надреальность?
— Джонни…
— Тихо! — к охранникам подошёл командир одного из подразделений конвоя и все голоса сразу стихли:
— Второй! Как я понимаю, ты проворонил чужака? Дал себя обезоружить? Не справился с заданием?
— Сэр…
— Молчи! — прошипел командир. — Потом всё объяснишь! А пока иди к сержанту Збросских, и доложи, какой ты идиот и растяпа!
Проследив, как патрульный понуро удаляется в указанном направлении, командир переключился на Мауса:
— А ты кто будешь?
— Маус, — Маус спокойно стоял в окружении охранников работорговцев и глядел прямо на командира конвоя.
— Отлично. Следуй за мной, — командир бандитов повернулся и зашагал к кострам, не оборачиваясь, зная, что Маус в любом случае последует за ним.
— Присаживайся, дорогой гость, — у костра на подушках возлежал пожилой мужчина, убелённый сединами. Длинная белая борода ниспадала на простую, но сделанную из дорогой ткани одежду. Он рукой указал на подушки напротив себя. Маус сел и старик жестом велел командиру удалиться.
— Выпей, — старец также жестом подослал к Маусу своего слугу. Маус принял с подноса низкий и пузатый бокал тёмного, почти чёрного хрусталя.
— Это — танзим, многими неверно именуемый танзианом.
— Насколько я знаю, — Маус отпил глоток. — Танзим — это чистый, безалкогольный напиток. А если в нём есть хоть полградуса алкоголя, то он называется танзианом.
— Эх, молодёжь, всё бы вам поучать нас, — вздохнул старец:
— Меня зовут Марандил. Я приторговываю разными вещами то там, то тут. А кто — ты, и что ты делал вблизи моего лагеря?
— Я — Маус, свободный охотник. Хожу везде, смотрю, — Маус как бы для подтверждения своих слов обвёл взглядом лагерь, но не обнаружил у того костра, что видел в бинокль, девушек. Не подав виду, что он что-то ищет, и продолжая слегка улыбаться, он продолжил:
— Вот увидел ваш лагерь, решил узнать, кто вы такие, и чем мы можем помочь друг другу.
— Ну, помочь мне ты навряд ли сможешь, — Марандил покачал головой. — А чем я могу помочь тебе?
— Я-то простой бродяга, но вот моя семья — они ремесленники, ювелиры. Из меня ювелир не вышел, — вздохнул Маус, да так убедительно, что Мирандил кивнул, сочувствуя. — Но и мой отец, и мои братья — они все и камни гранят, и филигранью балуются. Я же хожу по Надреальности, ищу для них камни, металлы, редкие вещи. Вот по дороге сюда заприметил зорб, — немного правды в рассказе не помешает, решил Маус:
— Вот сам не могу всё унести, позову братьев и слуг, — лёгкий намёк, что идеи работорговли не чужды Маусу и его гипотетической семье.
— Интересно, — Мирандил пригладил бороду, размышляя. — Богатая у тебя семья?
— Не очень, — Маус, конечно, рисковал, говоря, что он из богатой семьи. Взять его в заложники и потребовать выкуп — не такая редкая форма наживы. Весь фокус только в том, что работорговцам не всегда охота связываться с богатыми семьями или кланами: у тех вполне хватит ума и денег нанять небольшую армию и силой вызволить своего родственника, порешив по дороге всех обидчиков до последнего.
— Но моя семья своё дело знает, — Маус вынул из кармашка на джинсах небольшой бриллиант в четверть сотни карат и подал его Мирандилу лично в руки, нетерпеливым жестом отогнав желающего помочь слугу:
— Чистейший бриллиант редкой огранки.
— Впечатляет, — работорговец был восхищён работой мастера. Этот камень достался Маусу совершенно бесплатно: однажды он спас одного ювелира, попавшего в засаду к разбойникам и тот отдал ему в знак благодарности свои ювелирные камни, из коих только пара сохранилась у Мауса: остальные он продал, чтобы купить патронов и еды.
— Лишь несколько человек во всей округе владеют секретом и технологией такой огранки, — добавил Маус.
— Хорош, ой хорош, — Мирандил с сожалением вернул камень Маусу.
— Да, — Маус не убрал камешек, а стал катать его на ладони:
— Пару таких камней мне дал в дорогу мой отец, желая, чтобы я купил на них что-нибудь красивое и редкое в наших краях…
— Что, например? — Мирандил опять начал поглаживать свою бороду.
— Трудно сказать, — Маус опустил голову, вперив взгляд в свою ладонь, на которой танцевал бриллиант. — Отец и братья всегда так говорят, а я ищу что-нибудь этакое. Вот однажды я принёс им полутораметровый корунд тёмно-синего благородного оттенка, и они вырезали из него чудесный цветок, который теперь стоит у отца в спальне, напротив кровати.
— Твой отец поставил его туда по настоянию матери? — Мирандилу явно импонировало то, что Маус во всём слушается своего отца и братьев, не перечит им, выполняя все их наказы, раз сам не имеет их талантов.
— К сожалению, матери у меня нет, — Маус врал как никогда в жизни: родители остались у него за чертой.
— Сочувствую, — Мирандил изобразил на лице сожаление, сложил ладони лодочкой и склонил на миг голову: