115534.fb2
После успешного взятия Урги, барон не стал почивать на лаврах победителя и наслаждаться фимиамом поклонения. Сразу после коронации, он издал приказ о прибытии в Ургу всех воинских подразделений монгольских князей, не приславших ранее ему военную помощь. Вся сложность положения, заключалась в угрозе возможного реванша со стороны разбитых китайцев. Как и прогнозировал Унгерн, оправившись от поражения, бежавшие и не до конца разгромленные китайцы, соединились с корпусом Бао Линя и двинулись к Урге.
Вместе с китайскими колонистами, так же покинувшими монгольскую столицу вместе с военными, общая численность врага достигла тридцати тысяч человек. Очутившись зимой посреди голодной и холодной пустыни, китайцы устремились на Ургу, взятие которой становился для них вопросом жизни или смерти.
Положение самого победителя, не позволяло полностью гарантировать успех в случаи боевого столкновения с противником. При взятии Урги, барон потерял убитыми и ранеными 104 человека, что вполне можно было расценить как малые потери но, имея в своем распоряжении три с половиной тысячи человек, Унгерн должен был, что-то выдумать, что бы сравнять свои шансы с противником. В начале, барон намеривался встретить противника на занятых позициях, опираясь на захваченные пушки и пулеметы. Это был самый простой и вполне надежный способ, однако сердце Унгерна не лежало к нему. Даже принимая расчет потерь при оборонительном бое один к трем, счет был не в пользу нового Чингисхана.
Выход из сложного положения, Унгерну подсказал Покровский предложивший использовать тактическую новинку прошлой войны, пулеметную тачанку, с помощью которой русская кавалерия одержала немало славных побед. Суть идеи полковника заключалась в использовании в качестве транспортного средства для пулеметов, русские сани, которых в Урге имелось в достаточном количестве.
Барон сразу ухватился за предложение Алексея Михайловича, видя в ней реальную возможность в разгроме противника малой кровью. В этот же день, Унгерн назначил Покровского командиром особо пулеметного соединения, передав под его начало все имеющиеся в дивизии огневые средства. Тот с радостью взялся за новое дело, попутно решив добавить к пулеметам и несколько германских минометов, которые вместе с большим запасом мин, был обнаружен полковником в оставленном гаминами арсенале Урги.
Для бывалого фронтовика было большим вопросом, почему имея в своем распоряжении минометы, китайцы так и не применили их при отражении атак соединений дивизии. Скорее всего, это было трофейное оружие, захваченное японцами в германских арсеналах Циндао и проданное китайцам, захвативших Ургу, как потенциальным союзникам против русских интересов в Монголии. Поделившись с генералом Го Линем трофейным оружием, японцы видимо отдали китайцу то, в чём сами плохо разбирались или не имели нужных оружейных инструкторов. Как бы там ни было, но с этого дня дивизия Унгера приобрела солидный огневой кулак и этим, нужно было обязательно воспользоваться.
В свое пулеметное соединение, Покровский взял самых опытных бойцов Азиатской дивизии, безжалостно оголив прочие взводы и эскадроны. Подготовка ударного соединения шла ускоренными темпами, на фоне постоянно поступающих в ставку барона известий о приближении врага к Урге. Полковник до глубокой ночи учил своих подопечных всем премудростям огневого боя, прекрасно понимая, что брак его работы скажется самым печальным образом на судьбе всей дивизии. Пересдавать проваленный экзамен китайцы не позволят.
Утром 25 декабря, разведчики донесли командиру, об обнаружении конных разъездов противника на удалении пятидесяти километров от столицы. Узнав о приближении врага, Унгерн приказал соединениям своей дивизии немедленно выступать из Урги, будучи охвачен предчувствием скорой победы.
Поводом к подобному радужному настрою было посещение бароном знаменитого черного шамана состоявшееся вечером прошедшего дня. Он славился непревзойденным мастером гадания будущего человеческих судеб по бараньей лопатке. По просьбе барона, его специально доставили в лагерь для проведения предсказания результата похода Унгерна против общего врага. Все предсказания черного шамана неизменно сбывались, но при этом, мало кто из людей оставался, доволен результатом проведенного гадания.
Вместе с Унгерном на этом сеансе присутствовал господин журналист и Покровский, которого Унгер буквально насильно взял с собой на этот сеанс черной магии, сказав, что согласно местным поверьям число лиц при этом ритуале должно быть нечетным.
Хозяин юрты действительно, в отличие от обычных монголов был очень смугл и полностью оправдывал название черного шамана. Невысокого роста, коренастый, он пытливым, колким взглядом оценил каждого из вошедших в юрту гостей и жестом пригласил их сесть на войлочную кошму, чем вызвал недовольство поляка. За всё время нахождения в Монголии он никак не мог привыкнуть к обычаю сидеть на полу, подогнув под себя ноги. В отличие от него, Покровский уже порядком пообтесался, общаясь со своими монголами, часто бывая в их юртах. Поэтому приглашение сесть возле огня не вызвало у него отрицательных эмоций.
Лучше всех из приглашенных чувствовал себя Унгерн, он как заправский азиат ловко подвернув ноги калачиком, уселся возле огня разведенного шаманом для таинства гадания.
- Кто первым желает узнать свою судьбу? – вопросил шаман гостей.
- Я желаю её знать – сразу ответил Унгерн, властно щелкнув пальцами правой руки.
Монгол кивнул своей темной головой в знак согласия, достал свежее очищенную баранью лопатку, и положил её на камни очага, в котором горел огонь из специально собранного для этой процедуры хвороста.
Барон не спускал глаз с жертвенной кости, которая под воздействием огня покрывалась различными узорами причудливых трещин. Выждав определенное время, гадатель выхватил лопатку из огня и, приблизив к глазам, стал внимательно рассматривать послания духов своему адепту.
Унгерн не торопил предсказателя, хотя ему очень хотелось узнать свою судьбу. Отбросив обгорелую кость в сторону, и глядя прямо в глаза барону, монгол предсказал ему неизменные победы над любым врагом в любом сражении, неуязвимость от пуль и стрел, а так же скорую смерть, которая случиться ровно через пять месяцев в результате предательства. Однако этого, по словам черного пророка, можно было избежать, если Унгерн согласится провести в Урге ровно год и по окончанию означенного срока, может попытаться реализовать свои тайные планы, в год белой овцы.
Сидевший прямо напротив гадателя, Унгерн внимательным образом выслушал мрачное пророчество шамана, после чего поблагодарил гадателя за оказанную ему услугу крепким пожатием руки, церемонно склонил голову на грудь.
- Как вы можете быть таким спокойным и благодарить за столь ужасное пророчество – с недоумением воскликнул господин журналист, едва Унгерн сел на кошму после пожатия руки шаману. Барон с достоинством взглянул на суетливого собеседника и вместо ответа процитировал несколько стихотворных строк.
- Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю.
И в разъяренном океане, средь бурных вод и бездны тьмы
И в аравийском урагане и в дуновении чумы.
Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит, неизъяснимы наслажденья.
Бессмертья может быть залог и счастлив тот, кто средь волненья их обретать и ведать мог.
- Я и не знал, что господин барон стихотворец – удивленно произнес поляк, неожиданно открывая для себя Унгера с совершенно иной стороны.
- Ваши стихи очень хороши. Поверьте, уж я знаю в этом толк.
- Это Пушкин, господин Калиновский – с достоинством поправил собеседника Унгерн.
- Пушкин? Ах да, да. Конечно Пушкин, прекрасно помню, он подражал нашему великому поэту Мицкевичу – изрек журналист и, видя невозмутимое лицо барона, торопливо добавил – и английскому лорду Байрону!
- Он переводил на русский язык вирши вашего Мицкевича – холодно поправил поляка Унгерн – а в подражании кому-либо, гении не нуждаются. Я полностью согласен с Александром Сергеевичем, и не могу ничего прибавить или убавить в этих пророческих словах. Я счастлив, испытать это чувство наслаждения при встрече с опасностью, которую мне щедро предрекает наш уважаемый пророк. И если вы этого не поняли, господин журналист, то более я не намерен тратить время на объяснение.
«Господи, какой он азиат, несмотря на своё немецкое происхождение. Впрочем, меня об этом неоднократно предупреждали» - с грустью подумал Калиновский, но его дальнейшее размышление о бароне, прервал черный шаман, вытащивший новую баранью лопатку.
- Господин желает узнать свою судьбу? – с обыденным спокойствием спросил гадатель поляка, ввергнув его в сильное волнение своим тяжелым взглядом. После мрачного предсказания судьбы шаманом Унгерну, журналист сильно волновался; его руки заметно тряслись, а щеки предательски побледнели. Было видно, как внутри человека шла борьба противоположных чувств, но пауза недопустимо затягивалась и, боясь потерять лицо перед сидевшими в юрте людьми, поляк согласился.
Гадатель вновь бросил, кость в огонь и, выждав положенное время, извлек её для прочтения воли судьбы. Калиновский весь напрягся в ожидании худшего, однако монгольские духи в лице черного шамана были к нему более благосклонны. Вердикт гадателя, после изучения трещин, заключался в долгой и спокойной жизни, но без хорошего материального достатка.
Услышав эти слова, поляк облегченно вздохнул и поспешил спросить, от чего он умрёт, на что получил ошеломляющий ответ. Гадатель предсказал ему смерть от руки барона Унгерна, что совершенно не вязалось с предыдущим пророчеством. Он попытался потребовать у гадателя более подробных разъяснений свой судьбы, но в ответ шаман только ухмыльнулся и сказал, что он говорит только то, что видит, а толкование увиденного это не его ремесло.
- Теперь ваш черед господин капитан – раздраженно сказал журналист, получив столь необычное предсказание своей судьбы.
- А я не хочу, чтобы почтенный гадатель предсказал мне мою судьбу – спокойно произнес Покровский, смотря прямо в разведенный гадателем огонь.
- Как так не хотите? Вы что не верите ему? – удивился поляк.
- Очень даже может быть, что господин гадатель сможет заглянуть за черту обыденности и предсказать будущее, но я не хочу знать его.
- Не хотите!?
- Да, не хочу – коротко ответил Алексей Михайлович, не вдаваясь в подробности.
- Но почему?- продолжал напирать поляк – боитесь?
- Нет, не боюсь, господин журналист, а просто не хочу мучиться вопросом о правдивости сказанного предсказания. Видите ли, в чем дело, знать дату своей смерти, как и основные вехи своей жизни для любого человека крайне вредно и даже опасно.
От сказанных слов поляк с удивлением посмотрел на Покровского, однако удержался от восклицаний и терпеливо стал ждать продолжения.
- Узнав от предсказателя, что его ждет его впереди, любой человек, наверняка сразу потеряет всякий интерес к своей жизни, поскольку отныне ему будет всё известно и изменить что-либо он не сможет, при всём своём желании. Отныне все его действия будут носить определенный налёт обреченности, бороться с которой будет свыше человеческих сил. Неизвестность, это как острая приправа делающая любое блюдо гораздо вкуснее и изысканнее, в отличие от обычной пресной еды.
Что касается знания даты своей смерти, то в моём понимании это божье наказание или проклятие. Как только человек узнает время своей смерти, он становиться рабом этой даты. С ней он будет засыпать и просыпаться, и каждое утро будет не радовать его сознанием жизни, а только огорчать тем, что ещё на один день укоротился отпущенный ему судьбой срок. От этого весь смысл его жизни превратиться в пересчет дней, от которого если не сойдешь сума, то обязательно проклянешь свое любопытство. Поэтому я предпочитаю жить в неведении, теша себя мыслью, что лучший день моей жизни впереди.
Когда Покровский закончил говорить, в юрте повисла напряженная тишина. Каждый из присутствующих людей переваривал и осмыслял услышанные слова, с удивлением и интересом смотря на полковника.
- Да вы батенька философ – удивленно протянул Унгерн, прервав затянувшуюся паузу - не ожидал, право слово, не ожидал, таких рассуждений от простого пехотного капитана. Несомненно, с вами было бы приятно поговорить о смысле жизни и его расширенном толковании но, на это дорогой Алексей Михайлович, всегда нет время.
Всё это время черный гадатель с непроницаемым лицом слушал речи своих гостей, не выдавая ни мимикой, ни жестом своё отношение к словам полковника, но когда Унгерн замолчал, он извлек на свет божий третью баранью лопатку и спросил:
- Может батор всё же рискнёт сыграть с судьбой в кости, кто знает, что предскажет ему эта лопатка. Вдруг его ждет долгая жизнь, дом с полной чашей и сытость без забот. Разве ради этого не стоит рискнуть? – спросил монгол голосом опытного искусителя.
- Даже если лопатка предскажет мне всё, что ты перечислил, мне этого не нужно – спокойно ответил Покровский.