Подстегнутые столь громкими эпитетами командира, артиллеристы лихорадочно засуетились возле своих орудий и вскоре мины уже летели навстречу врагу. Цепочка белых разрывов раз за разом подобно невидимой гребенки прочесывала ряды атакующих всадников, неустанно сокращая их число. Пораженные осколками кони и всадники падали на землю, а по ним уже шли новые всадники гаминов, гонимые приказом грозного генерала Бао Линя.
Яростно трещали пулеметы, непрерывно гремели минометы защитников вагенбурга, создавая перед китайскими кавалеристами стену огня, преодолеть которую смогли немногие. Большая часть конных гаминов повернуло обратно, но были и такие что несмотря ни на что шли напролом.
Расстояние между противником и русским отрядом стремительно сокращалось.
- Гранаты к бою! – выкрикнул Алексей Михайлович и лежащие на снегу солдаты, стали подниматься на колено, извлекая из подсумков свои бомбы. Когда до кавалеристов неприятеля оставалось чуть менее сорока метров, Покровский приказал минометчикам сменить репер и перенести огонь ближе к вагенбургу. Наступил решающий момент противостояние двух сторон, в котором вверх одержала не численность гаминов, а выучка и мастерство русских солдат.
Не обращая ни на что внимание, русские пулеметчики и артиллеристы хладнокровно уничтожали врагов, а тех кавалеристов, что все же прорвались к русским саням, были уничтожены гранатами гренадеров и выстрелами укрывшихся за санями стрелков.
Увлекшись отражением атаки, Покровский несколько позабыл о своем левом фланге, а когда обернулся посмотреть, как идут там дела, то обнаружил там стремительно бегущего противника. Не дожидаясь его команды, Ганжа сам перенес огонь своих минометчиков на новый репер и тем самым окончательно сломал наступательный порыв вражеских конников. Победа была полной и с осознанием этого момента к Алексею Михайловичу неожиданно пришла усталость, вместе с шальной мыслью: - Отбились, отбились!
- Отбились господин капитан, раскатали косоглазых – радостно прокричал Ярцев, порядком, оглохший от треска пулеметов и грохота мин – наша взяла!
- Молодец Филиппыч – ответил Покровский – но не сильно радуйся. Чует мое сердце, снова полезут, поэтому прикажи срочно пополнить боезапас. Это и тебя касается Костенко, главное еще впереди.
Полковнику очень хотелось наговорить много неприятных слов нерасторопному подчиненному но, подавив эмоции, он решил отложить на потом, этот неприятный разговор, памятуя старую солдатскую истину, что в первом бою не вся воин полностью кажет своё умение.
Послав вестового к Унгерну с запиской о результатах боя, Покровский стал ждать дальнейших действий противника и Бао Линь действовал точно так как и предполагал полковник.
Слушая торопливые доклады своих подчиненных, генерал всё больше и больше укреплялся в мысли, что русский обоз это главный козырь Унгерна и его нужно уничтожить как можно быстрее, любой ценой. К этому времени к основательно потрепанной кавалерии подошли пешие соединения гаминов и генерал, не колеблясь, решил бросить их на русских, ради достижения победы.
Именно этой, третьей атаки с напряжением ждал Покровский. Весь боезапас его подразделения был истрачен больше чем на половину и полковник опасался, что в самый нужный момент, они останутся безоружными. Прискакавший от Унгерна гонец, передал короткий и ясный приказ держаться до конца, что не придавало особой радости Алексею, знающего не понаслышке, чем всё это может закончиться.
Было уже около полудня, когда многочисленные цепи китайских пехотинцев устремились в атаку на отряд Покровского. Усталые от длительного перехода по заснеженной степи, они с трудом двигались вперед подгоняемые своими офицерами, что бы выполнить волю своего командира и спасти себя от ужасной смерти в заснеженных просторах Монголии.
Глядя на густые цепи противника, Покровский искренно радовался отсутствию у китайцев какой-либо артиллерии. Это обстоятельство давало его команде определенный шанс на победу в борьбе с превосходящим по численности неприятелем. По команде офицера, ездовые уже вновь развернули свои сани ломаной линией, предоставляя каждому пулеметному расчету свой сектор стрельбы.
- Молодцы, молодцы ребята – подбадривал своих солдат Покровский, торопливо перебегая от одной команды к другой - окапывайтесь лучше. Это вам братцы не конница, пехота, ответных гостинцев быстро накидает.
Полковник внимательно посмотрел на приближающиеся цепи врага. Созерцание нестройное построения китайцев, говорящее об отсутствии у противника умения правильно наступать, радовало душу Покровского
- Костенко, откроете огонь, как только подойдут к десятому реперу. Понятно?
- Так точно вашбродь!
- Только постарайся не оплошать на это раз – сказал Покровский и, хлопнув Костенко по плечу, побежал дальше.
Все, что было потом, в воспоминаниях Алексея слилось в одну огромную мозаику ужасного боя. Ободренные, ранее одержанными победами, казаки грамотно и с азартом встретили врага, полностью уверенные в окончательной победе. Вновь с визгом летели в сторону китайцев мины, трещали пулеметы, но фортуна не спешила склонить чашу своих весов в пользу русских.
Несмотря на сильный встречный огонь и большие потери, противник упрямо шел вперед, стремясь, во что бы то ни стало заставить замолчать ненавистную русскую батарею. Небольшими группками, не очень умело, совершая перебежки под огнём противника, гамины приближались к вагенбургу. Минный заградительный огонь заставлял китайцев очень рано ложиться на землю, чем очень облегчал работу пулеметчиков успевавших основательно пощипать ту или иную группу солдат, упрямо ползущих к рубежу броска гранаты.
Ответный огонь гаминов, также был результативен; среди пулеметных расчетов появились первые раненые и убитые, что вызывало некоторые перебои в стрельбе. Едва у одного из пулеметов произошел перекос ленты из-за смерти второго номера, за него немедленно лег сам Ярцев, рывком отбросив в сторону отяжелелое тело убитого казака.
Точно так же поступали ездовые казаки, без приказа заменяя у пулеметов и минометов своих выбывших товарищей. Вражеские пули все чаще и чаще свистели возле Покровского, продолжавшего руководить боем, как ни в чем, ни бывало. Его спокойное и отнюдь не бравадное поведение, добавляло дополнительной уверенности гарнизону степного вагенбурга в эти трудные минуты боя.
Полковнику не в чем было упрекнуть своих солдат но, не смотря на все усилия русских, китайцы, устилая степь своими телами, медленно, но верно выходили к роковой для отряда Покровского черте. Высчитав в очередной раз расстояние между собой и противником, Алексей Михайлович решительно рванул свою полевую сумку и извлек сигнальную ракетницу. Это был его последний резерв, последний шанс на победу и спасение.
Хлопок и высоко в небо ушла красная ракета, отдающая приказ сотням Чойболсана идти на выручку своим товарищам. Ракета её только взлетала вверх, как по правой ноге Покровского кто-то невидимый ударил железным прутом и, выронив из руки ракетницу, офицер упал на землю.
- О господи! – воскликнул Алексей и перед его глазами, от боли поплыли зеленые круги. Более, он ничего не мог сказать, в бессильной злости смотря как быстро, наливается кровью его галифе. Ординарец Грунин вместе с ездовыми быстро оттащили полковника за ближайшие сани и, сбросив с себя узорчатый ремень, стал перетягивать им ногу выше раны.
- Сейчас вашбродь, сейчас мы руду остановим – торопливо говорил солдат, закручивая импровизированную скатку на ноге офицера.
– Давай бинты Орешин и фляжку с водкой! Это я по себе знаю, проверенное дело – уверенно подмигнул Грунин офицеру.
Пока казаки возились с Покровским, солдаты противника кое-где уже вышли на рубеж гранатного броска, и наступил самый решающий момент. Плохо подготовленные гамины, стремились подползти поближе и поэтому сумели произвести только два удачливых броска. Одна граната упала далеко впереди русского вагенбурга и не нанесла особого урона, зато вторая разорвалась рядом с пулеметным гнездом, убив легшего ранее за пулемет урядника Косых и его второго номера. От этого же взрыва был ранен соседний ездовой, который не сумел удержать напуганную грохотом лошадь, рванувшую в сторону от смерти. Сани дернулись, и пулеметная точка неожиданно для себя сменила дислокацию.
Момент был очень критический, ударь китайцы в штыки в этот момент, неизвестно чем бы всё закончилось, но монгольские всадники выручили своих боевых товарищей. Согласно былой договоренности, они прикрывали правый фланг Покровского и по сигналу ракеты, дружно ударили по ползущей по снегу китайской пехоте.
Появление монгольской кавалерии полностью смешало все планы китайцев, мужественно ползущих под непрерывным огнем вагенбурга. Конники Чойболсана оказались последней каплей, которая переполнила чашу горести солдат Бао Линя. Сломавшись в один миг, они стали стремительно отходить под натиском монголов, бросая на поле боя, своих раненых и убитых товарищей.
Примерно в это же время в атаку двинулись и основные силы Унгерна, усмотревшего самый благоприятный момент для долгожданной атаки. Умело, приковав внимание Бао Линя к отряду Покровского, Унгерн заставил противника тратить на уничтожение полевого вагенбурга свои лучшие силы и время. Когда стало известно, что отряд отбил две вражеские атаки превосходящих сил противника, барон прекрасно понимал, что сейчас нужно отвести вагенбург в тыл, для пополнения боезапасов. Однако азарт боя, появление реальной возможности разгромить противника сразу и полностью, заставил Унгерна отдать Покровскому приказ продолжить бой, тем самым, обрекая отряд на уничтожение.
Когда, всадники дивизии выстраивались для атаки, со стороны расположения отряда Покровского были слышны звуки сражения, что вызвало искреннее удивление и восхищение барона.
- Этот вагенбург, должен был давно пасть, однако он по-прежнему приковывает к себе внимание китайцев. Мне будет, очень жаль, если, капитан Васильчиков погибнет в этом бою – сказал Унгерн Резухину, вместе с ним наблюдавший в бинокль за боем с небольшого холма.
- Он прекрасно знал, на что идет ваше превосходительство. Ведь это была его идея сунуть голову в пасть к тигру – холодно ответил Резухин, втайне завидовавший сближению Покровского с Унгером.
- Да, вы абсолютно правы Резухин. И все же мне интересно знать, насколько он везучий человек.
Сказав эти слова, барон лихо пришпорил коня и устремился в первые ряды кавалерии, несмотря на бурные протесты своего начштаба. Твердо, веря в предсказание черного шамана, барон был убежден в своей неуязвимости и поэтому он смело дергал за усы тигра войны. Появление любимого командира вызвало бурю восторженных криков в рядах всадников, которые по одному мановению руки Унгера устремились в атаку.
Бой был короток, но очень жесток. Завидев опасность, китайцы открыли разрозненный огонь по скачущей на них вражеской кавалерии под белым знаменем черного кречета, во главе с всадником в желтом халате. Именно по нему больше всех стреляли гамины, но все пули проходили мимо заветной цели. Унгерн был словно заговорен от них, и стремительно приближаясь к противнику, наводил трепет и ужас в сердца простых пехотинцев.
Прорвав слабо сопротивляющиеся пехотные построения Бао Линя, Унгерн вступил в схватку с порядком потрепанными китайскими кавалеристами и за короткий срок опрокинул их. Невидимый рок продолжал упрямо хранить барона от вражеских клинков и револьверных пуль, которыми гамины пытались прервать движение «белого дьявола». Но, всё было напрасно. Унгерн либо отражал удары вражеского клинка, либо выпущенные пули проходили мимо цели, находя кого-то другого вместо обладателя желтого халата.
Не добившись успеха в борьбе с отрядом Покровского, Бао Линь сразу сник, едва стало ясно, что остановить атаку русских кавалеристов невозможно. Намертво зажав бинокль в потном от страха кулаке, генерал лихорадочно наблюдал за продвижением к себе ненавистного желтого халата барона Унгера. Когда между противниками оставалось всего каких-то двести метров, нервы Бао Линя не выдержали, и он обратился в бегство, позабыв всё свое генеральское величие.
Следуя примеру своего командира, с поле боя бежали остатки конного корпуса, обрекая на уничтожение несчастных беглецов из Урги, на которых в этот день обрушилась вся тяжесть монгольского клинка. На этот раз победа была полной, свыше четырех тысяч человек было убито в этот день и около двух тысяч сдалось на милость победителям. Все остальные бежали в снежную зимнюю пустыню, заранее обреченные на ужасную смерть от голода и холода. С китайской оккупационной армией в Монголии было покончено раз и навсегда.
Дивизии Унгерна вновь досталось множество винтовок, боеприпасов и прочего военного снаряжения, в панике брошенного гаминами при бегстве. Путь на Пекин, до которого оставалось менее 600 верст, несколько дневных переходов, был полностью открыт. Другой радостью для Унгера, было известие о том, что подлинный герой этого сражения капитан Васильчиков оказался жив, хотя и был серьезно ранен.
Встреча двух этих людей состоялась в канун нового 1920 года, когда барон решил навестить своих раненых бойцов в госпитале Урги, куда они были перевезены с поля боя, по указанию Унгера. Ранение Покровского к счастью оказалось не тяжелым. Вражеская пуля прошла на вылет его ногу, не задев при этом бедренную кость. Вовремя наложенный жгут, а так же помощь одного из казаков сумевшего заговорить кровь в ране, спасли полковника от сильной кровопотери, и теперь больному предстояло длительное выздоровление.
- Рад вас видеть в добром здравии Алексей Михайлович – произнес Унгерн, входя в крохотную одноместную палату, которую Покровскому выделили по личному требованию борона.
- Спасибо Роман Федорович. Я слышал вас можно поздравить – отвели Алексей, намекая на третью звездочку по погоне барона. Едва стало известно о взятии Урги и полном освобождении Монголии от китайцев, как оба атамана Забайкальского и Уссурийского казачьего войска, объявили о присвоении барону Унгерну звания генерал-лейтенанта. Об этом была срочно уведомлена Москва, но Алексеев не торопился утверждать это решение казаков, хотя и не отвергал его. Сложная политическая обстановка вокруг Китая, не позволяли верховному правителю открыто встать на сторону барона и тем самым ответственность Москвы в его смелых действиях.
- Ах, вы об этом – протянул Унгерн – ну это только решение казаков. Боюсь, что господин Верховный правитель не скоро решиться, утвердить их решение. Политика, ну её. Я пришел узнать, чем я смогу наградить вас. Не продержись вы столько времени, разгром Бао Линя стоил бы мне много крови, а так девять тысяч сабель готовы к выступлению на Пекин.
- Значит все-таки Пекин?- с сожалением спросил Покровский.
- Пекин, Пекин – радостно подтвердил Унгерн, увлеченно глядя на собеседника – один стремительный рывок и он наш со всеми потрохами. Как жаль, что вы не сможете принять участие в этом походе. Я говорил с докторами, они признают вас здоровым не раньше чем через три месяца, а я планирую рейд вначале марта.
- А может лучше основательно закрепиться в Урге и только потом двигаться на Пекин? – спросил Покровский явно не разделявший восторга собеседника.