Набожная. Постоянно посещает храм Единого и не пропускает ни одной проповеди знаменитых проповедников, периодически приезжающих в главный храм из всех отдалённых уголков. Как сказали бы в моё первое время — творческий чёс. Тэкс, что там на неё ещё есть? Своё постоянное место в храме, вернее место папочки, но! рядом с королевской скамьёй. Я быстренько пролистал все остальные странички и задумался. Самый оптимальный вариант — это церковь. Конные прогулки? Меня уже нельзя назвать плохим наездником, но лошадей я не люблю и с удовольствием бы передвигался в карете, если бы там были рессоры. Девочка же наездница отличная, поскольку выросла практически в деревне, пока папаша не вспомнил о ней и не привёз к себе. Напроситься в гости? Если вы не знакомы, то это просто не принято, а на балы-знакомства, проводимые где-то раз в месяц в Королевском дворце, куда слетались незамужние девицы под присмотром строгих мамаш, её не пускали. Хотя герцог постоянно получал приглашения, но после нескольких случаев просто забил на это. К слову сказать, я приглашением не был удостоен ни разу, зато мой братец блистал там во всей красе. Так что и этот вариант отпадает. Благотворительные акции? Там вокруг тебя всегда суетится столько народа, причём грязного, швального, так как на мою долю достаются посещения больниц для бедных и тому подобная муета. Нет, там знакомиться нельзя. Тем более что она то бывает, в тех местах, подобных специальным крестьянским кварталам вокруг дворца, в которых привыкли к виду золотых, а не к тому, что мясо удаётся поесть по большим праздникам. Остаётся церковь, вот там мы и будем знакомиться.
С этой оптимистичной мыслью я и отправился в спортзал, немного позвенеть благородным клинком с Мауни и потыкать нож в набитое чучело, следуя старым воспоминаниям.
Вот так и получилось, что в этот чудесный день, когда погода подарила немного ясного неба, солнышка и морозца, в этом сыром проклятом городе, я вынужден сидеть в чинной полутьме главного собора и внимать словам какого-то старикашки.
Я сидел на простой деревянной скамье, призванной показывать смирение земного перед небесным, даже не подложив подушечку под задницу. Уже к середине проповеди я готов был признать, что поступил опрометчиво. Проповедь как проповедь, единственное, что заинтересовало меня, так это мягкий укор в сторону властей. Священник говорил об общем упадке веры по всей стране, о восстановлении во многих городах местных языческих капищ, о неправедной жизни прихожан, фарисействе и нарушении заповедей божьих. О дьявольских кознях, смущающих младые умы, о том, что вера стала привычкой, что недопустимо для веры. Об истинных святых, творящих чудеса словом Божьим, а не диавольской магией. (Ну тут он конечно перегнул палку) Закончил же он тем, что рад видеть, что представители королевской семьи стали посещать храм не только по праздникам, но и по зову души.
Ей богу, хотелось встать и раскланяться, как в телепередаче, когда объявляют присутствующих знаменитостей. Я же сделал рожу попостнее и покрепче вцепился в скамейку. Зад болел так, словно по нему пинали изо всех сил. Нет, всё таки когда я работал в Байонге, то у нас такого фанатизма не было. Да и подемократичнее было, в церковь ходили и люди и нелюди. Вот стану королём, указом запрещу в будние дни службы длиннее чем три часа. Если меньше — то не поймут, так и от церкви отлучить могут. Впрочем предаваться сладостным мыслям ещё не время, тем более таким.
Поскольку из местных аристократов мы были самыми высокопоставленными, то немного поспешив, я совершенно естественно подал ей руку, когда она спускалась с возвышения. Приняв её она слегка поклонилась, и пропустила меня вперёд. Получив благословление, мы уже вместе вышли из храма. Стоя на ступеньках, я лихорадочно думал о чём же с ней начать говорит, когда она бесцеремонно обратилась ко мне.
— Вы принц?
Какая забавная непосредственность, пожалуй я понимаю, почему её считают немного не в своём уме.
Я склонился в поклоне, соглашаясь с её словами.
— Забавно.
— И что тут забавного? — подумал я.
— Про Вас говорят много интересного и невсегда лестного, впрочем как и про меня, — она засмеялась.
Улыбка на моих губах стала как приклеенная и я зло подумал:
— Вот дура! — в этот момент я был полностью согласен с общественным мнением.
— Не обижайтесь, — примиряющим жестом она взяла меня под руку. Про меня говорят более страшные вещи нежели про Вас, я и то не обижаюсь.
Тут же отвлёкшись на кого стоящего около ступенек и горячо спорящего с капитаном моей охраны, она радостно помахала ему рукой и повернулась ко мне:
— Прикажите своим людям пропустить моего друга…
От неожиданности я кивнул и этот прощелыга буквально взлетел по ступенькам прямо к нам. О, этот франт разумеется знал меня, не знал правда, что это я оплачивал его услуги в начале процесса.
— Ваше Высочество… — низкий поклон, словно глубокому старику или Его Величеству, более походил на глубокую издёвку, нежели на знак уважения.
Надменно кивнув, я склонил голову в очередной раз за эту встречу и наконец то сказал свою вторую фразу:
— Надеюсь… — тут я обнаружил, что строя свои планы, запомнил имя, которым буду звать её, но совсем не обратил внимание на общепринятый титул, с которым должен обращаться пока мы мало знакомы. Пришлось выкручиваться на грани фола — … герцогиня, что мы с Вами, сможем ещё увидеться и поговорить. А то за всё время пока мы с Вами беседуем мне не удалось проявить себя абсолютно ни с какой стороны, — тут я неприязненно покосился на соперника, посмевшего ухаживать за ней, после окончания оплаты.
— Не огорчайтесь, — она опять коснулась моей руки. — В этом городе так мало людей, спокойно общающихся со мной, что я буду рада видеть Вас у себя.
Эх! Наглеть так наглеть!
— Спасибо, Алисия, — она удивлённо вскинула брови, а наглец немного пожелтел и это было приятно. — Впрочем я действительно спешу, — сожаление в моём голосе было неподдельным. — Я договорился со святым отцом об богословской беседе и исповеди.
— Конечно, мой принц, — голос бретёра был полон глубочайшего уважения. — Разумеется Вам стоит поговорить со святым отцом и исповедоваться.
— Вот сука, — уже привычно подумал я, широко улыбаясь во всю пасть.
— Да? — она огорчённо вздохнула, — жалко что я не подумала об этом. Знаете, отца Мигеля называют одним из величайших умов современности, преданного Святой Церкви, больше чем её паладины.
Соперник озабоченно сказал:
— Леди Элли, мы с Вами договаривались поехать посмотреть замечательные фрески в старом храме за городом.
О как! Леди Элли! Ну-ну, посмотрим, как дальше дела пойдут, — всё это разумеется я подумал про себя, так же счастливо улыбаясь, что и этот козёл. Разумеется, если бы не требовалось погово… исповедоваться ему наедине, то я бы приложил все усилия, чтобы убедить её в том, что фрески никуда не убегут, а вот святой отец от старости может в любой момент крякнуть, то есть уехать обратно. Но к сожалению, планы относительно его сложились экспромтом и мне не нужно было, чтобы он связал меня и эту девушку. Поэтому я горячо вступил в разговор:
— Разумеется леди Элли, — а что? Ему можно, а мне ненльзя? — фресками нельзя пренебрегать ни в коем случае. Тем более, что Вы договаривались заранее, а даже обещание дворянина (блин, чуть не сказал: лица дворянской национальности) это свято и нуждается в выполнении!
Соперник был озадачен. Алисия тоже.
— Ах, ну да, — та с явным сожалением, оглянулась на храм и ещё раз попрощалась со мной, сделав книксен и забавно улыбнувшись, а я отправился обратно в церковь.
Мне пришлось подождать пока толпа около священника не рассосалась и думаю, что это пошло мне в плюс. Освободившись, святой отец привёл меня в маленькую комнатку, и усадив меня на маленький стульчик, повесил между нами шторочку и устало сказал:
— Я слушаю тебя, сын мой.
Я вздохнул, прикинул плюсы и минусы исповеди. Плюсов было больше.
— Святой отец, отпустите мне грехи ибо я грешен… — и без перерыва я начал каяться почти во всех существующих грехах..
Я коснулся помаленьку всех маломальских грехов, что было привычно поэтому и не вызвало никакой реакции с его стороны. Ну а после, начал потихоньку забирать в ту же сторону, что и он на своей проповеди, фактически обвиняя государства, то бишь королевскую власть, в полном пренебрежении проблемами церкви. Я расписал ему как всё могло бы быть хорошо если бы я был королём, какие преференции получила бы церковь, как калёным железом церковь бы выжигала всяческую заразу и так далее. И закончил на минорной ноте:
— …к сожалению, до сих пор нет никакой определённости в порядке наследования. Несмотря на моё старшинство, моя болезнь может вернуться, как считают некоторые личности…
За занавеской воцарилось долгое молчание. Я был в принципе спокоен, ничего сколь-нибудь серьёзного я ему не сказал, а вот вложить он меня не сможет. По любому ему придётся выбирать между тайной исповеди и верностью короне. Тем более что я не замышлял заговор, я делился своими опасениями о заговоре против короны.
Выйдя из собора, я был доволен. План на сегодня я не просто выполнил, а перевыполнил. Итогом этого разговора была случайная встреча на одной из благотворительных акций с одним кардиналом, не будем всуе упоминать его имя, который беседовал со мной в течении нескольких минут и сообщил, что обо мне весьма лестно отзывался святой отец, а также попутно выяснил мои взгляды на реформу церкви, и что «будучи королём» я мог бы предложить. Разумеется, я постарался, наобещав столько, что если бы всё это выполнил, то королевство стало бы теократическим государством. В конце разговора я посетовал, что моя якобы недолеченная болезнь может не дать мне возможности принять корону и власть. На что получил утешительное: всё в руках божьих и благословление. Вот так, курочка по зёрнышку и я как эта недоптица: слово здесь, обещание там — потихоньку старался набирать очки.
Она не была дурой, в этом молва преувеличивала, просто она была странной. Такое ощущение, что она до сих пор не вышла из детского возраста. И опять не так сказал, она была взрослой, всё понимала, но в ней оставалось этакое детское ожидание чуда, романтизм и ещё что-то трудноуловимое, хотя и определённый процент инфантильности присутствовал. Однако все показывали пальцами и шептались за спиной: дурочка. Меня это устраивало, тем более, что я постарался предстать в её глазах этаким романтичным влюблённым, непонятым окружающими, то есть таким же как она. А ля Байрон, чуть чуть демоничности, несчастности, непонятости (но не непонятности), благородного отвержения окружающих и всё — девочка поплыла. Надо ещё учесть то, что всё таки местный мир не обладал такими возможностями как моё время, мне оставалось подобрать из прочитанных мною книг и просмотренных фильмов, соорудить подходящую историю и втюхать её этой барышне. Если такое проходило в моём старом мире, то уж здесь прокатило на ура. Всё больше времени мы проводили вместе, выезжали на прогулки, болтали о разном. Разумеется, когда я говорю болтали, это подразумевало «я слушаю», но иногда из меня вытрясали моё мнение и приходилось тщательно следить, чтобы оно совпадало с её. Вскоре я научился отключаться, обдумывая свои дела, и машинально поддакивая.
Оставалось решить вопрос с этим проходимцем и всё. Если он не будет мешаться, то дело сделано. Разобраться с этим я попросил Мауни, который не долго думая, вызвал его на дуэль и слёг с проткнутым шпагой лёгким. Вот такой вот каламбурчик. Пришлось выкручиваться подручными средствами. В один прекрасный день муж одной особы получил неоспоримые доказательства неверности своей жены, вынужденный в неурочное время прийти за документами. Как я это сделал — не спрашивайте, сам не знаю. Знаю, что обошлось мне это очень дорого. Так вот, застав в покоях моего соперника, он, будучи человеком немолодым и к тому же очень осторожным, не вызвал его на дуэль. Как несомненно рассчитывали и его молодая жена и её сердечный друг. Вместо этого, он постарался поучаствовать в судьбе повесы, присвоив ему полковничий чин и… переведя его в строевую часть, поскольку в его полугвардейской части вакансий увы не было. И, разумеется, это чистая случайность, что именно эта часть отправилась на очередное пятилетнее дежурство на границу со свободными орочьими племенами. Дезертировать тот не мог, поскольку в этом случае его однозначно ожидал меч палача. Вступиться за него тоже никто не захотел, поскольку достать он успел всех. Кинувшись попрощаться к леди Элли, аудиенции он не получил, вот тут постарался я, а вернее мои придворные, сделавшие историю с изменой, повышением и отправкой — достоянием гласности. Вуаля, занавес! Дорога свободна и никто больше мне не мешал наслаждаться обществом моей возлюбленной.
Ранним утром меня осторожно разбудил Патрик, осторожно внушавший с безопасного расстояния:
— Ваше Высочество… Ваше высочество!
Нащупав подушку, я швырнул её в сторону ненавистного голоса, но не попал. Патрик, привычно увернувшись, продолжал гундосить:
— Ну Ваше Высочество…
Постаравшись спрятаться под другу подушку, я стал внушать себе, что я всё ещё сплю, а голос мне просто сниться. Однако поняв, что ничего таким образом не доиться. Я поднял взлохмаченную голову и тоской уставившись в пространство спросил:
— Чего тебе надобно? — «старче» я добавлять не стал, всё равно не поймёт никто шутку юмора.