– Как это возможно? Ты ведь сказал, что он жив.
Я стала окончательно терять чувство реальности (пусть абсурдной), которое хоть как-то помогало мне ориентироваться и трезво мыслить.
– Пока жив, – хладнокровно уточнил Ветер.
– С ним что-то случилось? Он болен?
Тот шок и муки совести, которые я испытала, когда увидела могилы близких и прочитала письмо Саши, притупили все чувства, превратив меня в апатичную куклу, механически задающую вопросы.
– Ничего серьёзного, – ответил Ветер вкрадчивым голосом. – Просто Ромео хочет умереть.
Я потрясла головой, стараясь избавиться от сути его слов, но тем самым лишь стряхнула с себя защитную маску безразличия.
– Нет, этого не может быть... Саша любит жизнь, – сказала я, с горечью чувствуя, что это не прозвучало достаточно твёрдо.
– Не больше, чем тебя.
– Я не верю – он так не поступит. Это всё ложь, слышишь?!
Мне было ясно – этими словами я лишь пытаюсь убедить себя, что всё обстоит именно так. Саша был способен на необдуманные поступки, мог совершить что-то непоправимое, испытывая сильное эмоциональное потрясение. Я знала это, но не могла поверить в услышанное. Несмотря на то, что с тех пор, как меня не стало, прошло уже достаточно времени, я не сомневалась в том, кто именно явился причиной такого желания Саши.
– Нет, он так не поступит. Никогда, никогда, никогда! – повторяла я, как заклинание, постепенно отступая от Ветра.
– Давай кинем монетку, – цинично предложил он. – Если выпадет решка...
– Иди к чёрту, Ветер! – крикнула я и бросилась прочь, в жестокий сумрак, глядящий на меня чужими лицами с безжизненного мрамора и металла.
Вскоре я поняла, что поступила глупо, убежав от него. Мне нужно было узнать подробности, спросить, можно ли всё изменить, могут ли умершие как-то влиять на поступки живых. Конечно, Ветер мог просто издеваться надо мной, но мне казалось, что он рассказал мне о Саше, преследуя иную цель. Что-то зависело от меня, и мне следовало действовать обдуманней. Поняв это, я вернулась назад, но его уже не было.
Когда я покинула кладбище, сумерки ещё не рассеялись, и хотя света огромной луны вполне хватало, чтобы не поджидать опасности за каждым углом, я решила отсидеться в “Лысой горе” до рассвета. Ещё несколько дней назад я бы спокойно отправилась в общежитие, не сильно беспокоясь за свою жизнь, но я больше не могла рисковать, чувствуя, что как-то отвечаю за судьбу Саши.
У дверей в клуб стоял новый охранник. Он отказался пускать меня, сказав, что сегодня в их заведении проходит какая-то частная вечеринка. Я обогнула здание и остановилась у пожарной лестницы соседнего дома, по которой зачем-то карабкались вверх несколько человек. Возможно, они знали, как пробраться в клуб через крыши. Я как раз собиралась спросить их об этом, когда ко мне подошёл худенький мальчик лет двенадцати и попросил немного денег на еду. На нём были рваные кроссовки, грязные джинсы и заношенный свитер, который был велик ему, как минимум, на два размера. Его удивительно синие глаза с дымкой затаённой грусти смотрели на меня настороженно и внимательно. Я была уверена, что мы уже когда-то встречались, что нас связывают какие-то прочные, но прозрачные ниточки, что-то радостное, трагическое, ушедшее и больное.
– Бедный, ты совсем замёрз, – сказала я, доставая из сумки кошелёк. – Почему ты голодаешь на улицах? У тебя нет дома?
– Есть, но лучше сдохнуть от голода, чем жить там, – хмуро ответил он, недовольный тем, что я не спешу отдавать ему деньги, приставая с ненужными вопросами.
Мне было жаль этого дикого недоверчивого мальчика, но всё, что я могла сделать для него – это лишь дать ему несколько бумажек, которые могли хоть как-то скрасить его существование, по крайней мере, на ближайшую неделю. Хотелось погладить его по голове, но я знала, что он этого не позволит. Когда я протянула мальчику деньги, он быстро схватил их и убежал, словно боялся, что я передумаю и потребую их назад. Глядя ему вслед, я, наконец, поняла, почему он показался мне знакомым. Дело было в удивительном цвете его глаз.
До переезда в Москву, когда мы жили в частном доме, у нас был ласковый щенок хаски по имени Чарик. Он был похож на волчонка, только домашнего и ручного. По утрам он будил меня, слегка покусывая за ухо крохотными острыми зубками, заглядывая в лицо своими синими, как северное небо, глазами. Его предки перевозили различные грузы в собачьих упряжках под тёмной высью, охваченной полярным сиянием, а Чарик был почти свободен; наверно, поэтому во время прогулок он всё время стремился убежать, чтобы сполна выплеснуть необходимую энергию. Однажды он сбежал, а потом мы узнали, что его безжалостно убили местные мальчишки. Просто так. Повесили ради развлечения. Когда мне сказали об этом, я первый раз почувствовала, что мир, в котором проходило моё безоблачное детство, где я была убеждена в том, что рождена для счастья, стал другим. Обои в комнате потемнели, потолок опустился, желая раздавить своей тяжестью, детские игрушки превратились в бессмысленный хлам, и я сама стала казаться себе чем-то бестелесным, жалким духом, заблудившимся в чужом склепе.
Вечером я вытащила из кабинета отца пистолет (он купил его после того, как на него однажды напали какие-то отморозки), и незаметно покинула дом. Я смутно представляла, как им пользоваться, не знала, заряжен ли он, и даже точно не осознавала, что собираюсь сделать, заходя во двор одного из убийц. Я помню ужас на лице того мальчишки, отнявшего жизнь у моего маленького друга, когда он заметил оружие в моих руках. Черты его лица исказились, вытянулись в уродливую гримасу страха пещерного человека, оказавшегося, без своей большой стаи, один на один с более сильным противником. Когда я навела на него пистолет, он пронзительно закричал и кинулся в дом. Я не стала стрелять. Не могла. А мысль о том, что я стану такой же убийцей, как он, пришедшая ко мне в тот момент, когда я целилась ему в грудь, вызвала приступ тошноты и леденящий трепет. Я бросила оружие и пошла прочь. Возвращаться домой не хотелось, поэтому я просто шла вперёд, пока не осознала, что иду по лесной тропе.
Андрей нашёл меня на охотничьей вышке. Мы часто забирались туда, когда гуляли по лесу. Там наверху мы чувствовали себя вольными птицами, сидящими в своём безопасном гнезде, которым никто не мешает слушать тихие песни листвы, наблюдать за проворной огненной белкой, несущей в свой маленький домик орехи и грибы. Он не стал ничего говорить или спрашивать (хотя на тот момент он уже знал о моём поступке – к нам нагрянули возмущённые родители того мальчишки, требуя расправы над неуравновешенной девчонкой), а лишь крепко обнял меня. Только он по-настоящему понимал и чувствовал меня. Какое-то время мы сидели молча, а потом я спросила Андрея:
– Зачем они сделали это?
Брат не знал, что ответить, и опустил глаза. Ему тоже было плохо и больно, но он, как мужественный стоик, держался гораздо лучше меня.
Тогда я действительно не могла понять, почему они убили беззащитное и доброе существо. Значительно позже я пришла к мысли, что главной причиной их жестокости было то, что лежит в основе многих поступков человека, – они боялись смерти. Думаю, именно это влекло людей прошлого на публичные казни, или к постелям умирающих, которые даже не являлись их родственниками; они желали увидеть, как навсегда застывает взгляд человека, хотели услышать, как с его губ срывается последний вздох, тем самым, надеясь заметить нечто секретное и потустороннее, разгадать таинство неотвратимой смерти. Возможно, те мальчишки неосознанно хотели именно этого.
– Я знаю, Он всё видел, и накажет их, – сказала я брату, глядя на молчаливое небо, в котором сверкали осколки одиноких звёзд.
Дома меня ждала лекция о ценности человеческой жизни, о том, что нет ничего важнее её, что жизнь собаки по сравнению с этим – ничто. Андрей пытался защищать меня, но мне хотелось, чтобы меня поскорее оставили в покое, поэтому я согласилась с родителями, сказала, что признаю свою вину и готова понести наказание; лишь ночью, когда все уснули, позволила себе негромко поскулить, терзая зубами угол подушки.
На следующий день по телевизору показывали какую-то криминальную хронику, и я смотрела её, не отрываясь от экрана. Я не любила подобные передачи, но с того дня я не пропускала ни одной серии, а, повзрослев, стала специально находить различные фильмы, насыщенные жестокостью и насилием. Андрей с Сашей любили шутить по этому поводу, хотя иногда я видела в глазах брата небольшую тревогу. В десятом классе я перестала увлекаться этим, одновременно осознав, что притягивало меня к этим жутким сценам, обнажающим человеческие пороки – всё это было далеко от меня. Я никогда не сталкивалась со злом лицом к лицу до того, как убили Чарика. Должно быть, таким образом, я хотела понять зло, заглянуть в самую глубину его чёрного сердца, чтобы потом, возможно, победить его. Я не сомневаюсь, что смогла бы выдержать любое трудное испытание, залечить любую смертельную рану, если б Андрей остался жив. Но его не стало.
Первое время мне мерещился его голос, я видела лицо брата в быстрой толпе, но когда мне удавалось догнать свой мираж, я каждый раз убеждалась, что это был чужой человек. Бывало, я просыпалась и, не задумываясь, бежала в комнату Андрея, чтобы рассказать ему интересный сон, или, сидя на уроке, ловила себя на мысли, что предвкушаю, как сегодня вечером расскажу брату новый перл нашего чудного учителя. Тогда я чувствовала, как медленно погружаюсь на дно, но ничем не могла помочь себе. Я была готова отдать всё, чтобы вновь увидеть любимого брата, чтобы однажды открыть дверь его комнаты, и услышать знакомую серьёзно-ласковую фразу: “А стучать тебя не учили?” Андрей рано начал курить, но ему до последнего удавалось скрывать это от родителей. Впрочем, это было несложно – их работа не способствовала нашим частым встречам и регулярному общению. Иногда, ворвавшись без приглашения к нему в комнату, я заставала его на подоконнике, испуганно прячущем сигарету. Это веселило и расстраивало меня одновременно. Как-то я сказала брату: “Ты зря так волнуешься – думаю, они даже не заметят, если ты будешь курить у них на глазах”. Отчасти в этом была доля правды. У родителей хватало времени на то, чтобы узнать о наших успехах в учёбе, нанять нам необходимых репетиторов, но на то, чтобы просто поговорить – никогда. Я не могу упрекать их в этом, ведь они старались ради нашего будущего. Из-за этого позднее мы и переехали в столицу. Никто не знал, что заветное, успешное будущее для нас с братом там никогда не настанет.
Звон разбившегося стекла прервал мои печальные воспоминания. Кто-то кинул мне в ноги бутылку. Я подняла глаза и увидела компанию крепких парней. Они громко смеялись, что-то говоря друг другу, а стеклянные взгляды, которыми они впивались в меня, не предвещали мне ничего хорошего. Таких нельзя было успокоить словами, оставалось лишь одно – бежать. Но я оказалась в западне. Впрочем, у меня было одно спасение – пожарная лестница. Я с ловкостью кошки запрыгнула на неё, и быстро забралась наверх, удивляясь своим способностям. К моему ужасу, они последовали за мной. Я побежала вперёд, решив перебраться на крышу “Лысой горы”, – здание примыкало к нему почти вплотную. Ещё издалека я заметила большое окно на втором этаже клуба, которое было распахнуто настежь. Приблизившись, я увидела, что могу спокойно проникнуть в него, сделав только шаг. Окно вело в кабинку туалета. Оказавшись внутри, я сразу выскочила оттуда и столкнулась в дверях с удивлённым мужчиной. Судя по его одежде, сегодня здесь веселились обеспеченные люди. Я мило улыбнулась ему, мельком взглянула на себя в зеркало и, убедившись, что выгляжу вполне прилично, покинула помещение. Мне хотелось смешаться с толпой, на случай, если те парни осмелятся пробраться сюда за мной, поэтому я спустилась на первый этаж, где было более многолюдно. Все лица, за исключением постоянных барменов, казались мне совершенно незнакомыми. Это была одна из главных странностей города – здесь всегда появлялись новые люди, которые пропадали так же внезапно, как и возникали. Часто подобное происходило и с постоянными жителями, и объяснялось это просто – “срочный переезд”. Неизвестно зачем, неизвестно куда... Через несколько минут мне всё-таки удалось обнаружить одного знакомого. Я сразу узнала его, несмотря на то, что он был в тёмных очках. Немного помедлив, я решилась подойти к нему.
– Неужели в баре закончилась кровь? – спросила я, не в силах сдержать улыбки, глядя на то, как Мир играет с полным стаканом “Кровавой Мэри”, перекатывая его в ладонях.
– Какой сюрприз! – сказал вампир, на секунду приспустив очки и сверкнув своими фиолетово-красными глазами. – Я был уверен, что больше не встречу вас.
– Если б мне не повезло несколько минут назад, то так бы и вышло.
– Судя по всему, вам часто везёт, – ответил он, вероятно, с досадой вспоминания тот случай на рынке. – Кто ваш ангел-хранитель?
– Везение – это единственное, что у меня осталось, хотя, думаю, я просто пока нужна этому городу. Если не возражаете, я бы хотела кое-что спросить у вас.
По-видимому, я немного мешала его ночной охоте. Должно быть, он уже присмотрел здесь какую-нибудь одинокую жертву и просто выжидал, когда она покинет клуб. Мне бы хотелось ему помешать, но тёмные стёкла его очков надёжно скрывали предмет его слежки. Кроме того, я не была уверена, что стены клуба станут для него преградой для мщения, что они вообще как-то сдерживают его. По этой причине я держалась немного в стороне от него, не желая садиться к нему за столик.
– Можете спрашивать, но у вас не так много времени – моя еда собирается уходить.
– Говорят, раньше здесь находилась секретная лаборатория, где ставили эксперименты над каким-то необычным мальчиком. Я ищу людей, которые убили его. Вы говорили, что родились здесь, а, значит, вам должно быть что-то известно об этом? – быстро произнесла я, видя, что он поднимается из-за столика.
– Я слышал об этом мальчике, – задумчиво сказал вампир. – Это было давно. Кажется, у него была богатая фантазия: выдумывал всякие параллельные миры, рассказывал про их обитателей, забавлял горожан, а потом внезапно исчез. На этом месте раньше находился металлургический завод, его агрессивно охраняли, поэтому ходили слухи, будто на самом деле какие-то спецслужбы проводят там секретные исследования. Это всё, что мне известно. А теперь я пойду. Если хотите, можете составить мне компанию – у меня в запасе много жутко интересных историй.
– Нет, благодарю, – натянуто ответила я. – Буду веселиться здесь до рассвета.
Вампир засмеялся и тотчас скрылся в толпе. Я заняла его место и продолжила играть за него со стаканом, периодически щипая себя за руку, чтобы не заснуть. Тут стоило быть особенно осторожной: мне было хорошо известно, что в “Лысой горе”, помимо вампиров, охотятся филины – так называли охотников за человеческими органами, которые похищали людей, в основном что-то подсыпая в напитки зазевавшимся посетителям. Хотелось забыться, обжечь горло глотком абсента, но я гнала от себя эти желания. В последнее время я часто заказывала “Зелёную фею”. Она уносила меня в иной мир, где я забывала о всяких страданиях, дарила мне лёгкость и эйфорию, а вместе с тем и опасные ситуации, из которых мне всякий раз чудом удавалось спастись. Однако я сильно сомневаюсь в том, что всё это действительно можно назвать чудом – колесо фортуны не может всегда поворачиваться в твою сторону. Город для чего-то хранил меня, и мне было страшно представить для чего. Приступы сумасшествия больше не повторялись, но всё могло измениться в любую секунду. Скорее всего, это зависело от решения тех людей из казино, к которым приводил меня Ветер. Я задумалась о словах Изумрудной Леди и поняла, что совершенно не помню её лица. Более того, она стала представляться мне чем-то бесплотным, полыхающим языком пламени, который оторвался от рыжего костра, чтобы вечно гореть своим собственным малахитовым цветом, согревая одних, но обжигая других.
Я думала о том, чтобы вернуться в казино без Ветра, провести своё собственное расследование, подробно опросить тех странных людей, но моё чутьё подсказывало мне, что я там никого не найду, а лишь подвергну себя бессмысленному риску. Тем не менее, я не отбрасывала этот план, а только ненадолго откладывала, надеясь, что скоро сама докопаюсь до правды. Это было особенностью моего характера – даже опаздывая, я никогда не спрашивала дорогу у прохожих, когда искала какое-нибудь место, мне нравилось самой исследовать окружение и находить нужный объект. Я была уверена, что найду его, и всегда находила. Здесь всё обстояло иначе, всё было намного сложнее, но это и разжигало стремление, от которого, как я думала до недавнего времени, остались лишь пепел и головёшки. У меня снова появилась надежда, которую, как ни странно, принёс мне Ветер. Он не дал мне ни одной нормальной подсказки, сказал, что я никогда ничего не пойму, толкал к ещё большей пропасти, но всё-таки само его появление придало мне новые силы. Я уверена – он появился для того, чтобы покончить со мной, сделать моё существование ещё кошмарней, но мне не хочется верить в это полностью. Мне хочется думать, что его поступки нацелены не только на то, чтобы ранить меня и поразвлекаться за мой счёт. Мне хочется думать, что в игре, которую затеяли со мной, он оставляет мне маленький шанс. Если всё заранее известно, играть становится невыносимо скучно. Может быть, я ещё могу что-то исправить. Может быть, я ещё могу, если не получить заветные ответы, то хотя бы встретиться со своим братом, по которому так безумно скучаю.
Через несколько часов беспощадной борьбы со сном я решила вернуться в общежитие. У самого выхода кто-то сильно задел меня плечом. Я не обернулась, хотя почувствовала кое-что необычное. На улице это ощущение быстро рассеялось, и я не смогла до конца установить его природу. Вдохнув свежий воздух, пропитанный сыростью и прохладой, я заспешила по чёрной дороге, размытой дождём. Когда я прошла мимо двух прозрачных деревьев, чья жёлтая листва почти вся осыпалась, мне стало невыносимо горько. Я не могла понять точной причины, но мне почему-то казалось, что эта резкая перемена настроения связана с тем, что я испытала, когда кто-то случайно задел меня в клубе. Тысячи жёлтых осколков впивались мне в ноги, и я шла всё быстрее, пытаясь заглушить в себе ненужные эмоции. Улицы, дома, пешеходные переходы и перекрёстки превращались в размытую акварель, перемешиваясь с пёстрыми красками осени. Мимо сновали люди, мчались машины, визжали тормоза, у магазина громко ругались грузчики, о чём-то причитала беззубая старуха, но всё это не проносилось мимо меня, а ложилось на кожу, разъедая её, как серная кислота.
Зайдя в квартиру, я сразу отправилась в ванную, но не смогла даже умыться – из крана текла ржавая вода. Сняв с плеча сумку, я швырнула её в дальний угол прихожей, и уже собиралась идти на кухню, когда заметила выпавший из неё небольшой блокнотный листок. Я подняла его, и в этот момент вся тоска отступила. Вот что сообщали мне следующие строки: “Приходи сегодня после заката на детскую площадку возле больницы, если хочешь узнать больше о том, что спрашивала у вампира”. Кто-то мог подслушать наш разговор, но мне было непонятно, когда он успел подложить в мою сумку этот листок. Возможно, это был тот человек, толкнувшей меня в клубе. Я ещё раз пожалела, что не оглянулась.
Прибравшись в квартире, и сделав кое-какие домашние дела, я заглянула к Радуге. Там всё говорило о том, что хозяйка комнаты ещё не возвращалась. Это расстроило меня – я очень хотела поговорить с ней, и даже приготовила завтрак для нас двоих. Конечно, она не верила ни одному моему слову, но у неё была отличная черта – она умела слушать. Порой Радуга вставляла совершенно нетактичные замечания, а иногда, сама того не подозревая, давала мне ценные советы или наводящие мысли.
Ко всему прочему, мне нравилось слушать её сказочные истории и предания: она рассказывала их так, словно это было на самом деле. Особенно мне запомнилась одна сказка о неприступной красавице, чьё сердце не таяло от самых пламенных серенад, которые каждую ночь пели ей отважные рыцари и утончённые менестрели. Некоторые уже лишили себя жизни из-за отчаянной любви к ней, когда об этом прослышал вешний дух, случайно пролетавший мимо её замка. Он захотел наказать её за холодность души и наслал на неё чары – девушка без памяти влюбилась в прекрасного, но очень жестокого графа, единственного мужчину из всего королевства, который равнодушно относился к её красоте. Это стало для неё настоящей мукой. Она пыталась бороться со своими чувствами, но ни одна колдунья, ни одно зелье не спасало её от этого проклятья. Тогда девушка решилась признаться ему во всём. Она заливалась слезами, молила ответить ей взаимностью, но бессердечный граф был настоящим злодеем, и грубо прогнал её прочь. Вешний дух и представить себе не мог, что натворил, какой неистовый пожар он раздул! Он не знал, что чёрствый граф был не просто равнодушен к этой красавице, а смертельно ненавидел её. Он не знал, что когда-то давным-давно из-за беспечной шутки этой девушки погиб его младший брат, который любил её больше всего на свете. Они оба были почти детьми, но он уже предлагал ей руку и сердце. Юноша нравился ей, но краснела и трепетала она лишь в присутствии его старшего брата, серьёзного и молчаливого. Однажды они втроём сидели на высоком склоне холма, и младший брат спросил у девушки, как он может доказать свою любовь к ней. Юная красавица весело засмеялась, игриво откинув назад свои густые блестящие волосы – ей льстило это внимание, несмотря на то, что она ждала его совсем от другого человека. Она посмотрела вниз и увидела дикую незабудку; до неё было сложно добраться, но девушка всё-таки попросила сорвать ей этот цветок в доказательство искренности его чувств. Старший брат стал отговаривать влюблённого юношу, но тот не думал слушать его, и смело отправился за этой незабудкой. Красавица напряжённо следила за ним: она успела пожалеть о своей просьбе и взволнованно умоляла его вернуться, но всё было тщётно – он не собирался отступать. Победный клич вырвался из груди юноши, когда он сорвал цветок и поднял его высоко над собой, однако в этот же момент он оступился и сорвался с крутого склона, разбив себе голову об острые камни. С тех пор никто не видел её весёлой. После своего признанья девушка окончательно замкнулась в себе, и редко выходила из своего замка. Прошёл год, и вешний дух снова вернулся в те самые края, где когда-то так несправедливо наказал жемчужину всего королевства. И тогда он узнал, что красавица сошла с ума, а графа давно нет в живых – его нашли заколотым на цветочной поляне среди легкокрылых бабочек и плачущих фей. Вешний дух не мог ничего исправить, и с грустью витал над лесом, не зная, как успокоить свою совесть, когда услышал ангельский голос – это была та безумная девушка. Она кружилась над опасным обрывом и неустанно пела о мстительной незабудке. Больше в те края вешний дух никогда не заглядывал.
Я направлялась в свою комнату, когда кто-то начал неистово колотить в мою непрочную дверь. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я подошла к ней и посмотрела в глазок. То, что я увидела там, поразило меня.
Глава 9