— Почему бы тебе не купить нам ланч? Мне два сэндвича, тебе один, немного колы. Не мучай подвальное окно. Выходи через заднюю дверь. Она не захлопнется за тобой, если ты ее прикроешь потихоньку.
Рука была такой большой, что могла бы закрыть лицо Хоуи полностью — основание ладони можно было бы положить на подбородок, и тогда кончики пальцев коснулись бы волос, большой палец касался бы одного уха, а мизинец — другого. Даже мизинец был большим и, как и все другие пальцы, имел причудливую большую подушечку на конце, больше столовой ложки, очень похожую на присоски на жабьих лапах.
Рука выглядела такой сильной, что казалось, что она может в одно мгновенье вытереть лицо, как клинекс[9]. Если бы мистер Блэквуд хотел причинить ему вред, он бы давно это сделал. И еще Хоуи подумал о том, что было бы, если бы мистер Блэквуд изменил свои намерения по поводу дрейфа — если бы он решил остаться, он стал бы хорошим другом. Старшие ребята — не имеет значения, насколько большие или подлые — не поджидали бы и не издевались больше над ним, не снимали бы штаны и не смеялись бы над ним, не обзывали бы его Шрамолицым, или Восьмипалым Уродом, или Когтем, если бы знали, что мистер Блэквуд — его друг.
— Я обычно не хожу в такие места, как рестораны, разве что мама скажет мне пойти с ней, а один я вообще не хожу.
Все еще протягивая деньги, мистер Блэквуд сказал:
— Значит, это будет полезно для тебя. Ты увидишь, что они возьмут с тебя деньги так же быстро, как и с кого-нибудь другого, они дадут тебе, что ты хочешь, так же, как и любому другому посетителю. И если кто-нибудь вытаращится на тебя — просто улыбнись в ответ. У тебя нет такой улыбки Франкенштейна, как у меня, а доброжелательная улыбка может делать чудеса. Ты увидишь.
Хоуи подошел к мистеру Блэквуду и взял тридцать баксов.
Банкноты были покрыты грязными красными пятнами.
— Их примут, — заверил мистер Блэквуд. — Скажи им, что покупаешь сэндвичи для своей мамы. Если они узнают, что мы здесь наверху, они схватят нас до того, как мы съедим свой ланч.
— Да, сэр.
— Это достаточно приличная сумма — тридцать баксов. Но я верю, что ты распорядишься ими правильно, Хоуи. Дружбы не может быть без доверия.
То ли от солнечного света, то ли от тени случайного облачка мистер Блэквуд казался не вполне реальным. Но его глаза — настолько угольно-черные, что не было заметно границы между зрачком и радужкой, — его глаза были гораздо реальнее, чем что-либо на земле, и взгляд был таким сверлящим, как будто незнакомец заглядывал в душу и читал мысли.
Мистер Блэквуд подмигнул:
— Если у них есть какие-нибудь аппетитные пирожные, прихвати парочку.
2
Хоуи вернулся с бумажными тарелками, бумажными чашками, бумажными салфетками, четырьмя холодными банками колы, пакетом «зиплок»[10] с толстыми сэндвичами, обложенными льдом, с укропом, пакетом картофельных чипсов, а также со свертком пирожных с кусочками шоколада. Еще он принес двадцать три доллара сдачи с тридцати баксов. Сэндвичи были сделаны из ростбифа[11] и швейцарского сыра на хлебе, смазанном яйцом, с майонезом на одном куске хлеба и горчицей на другом, салата-латука и помидоров.
Когда они сели на черепичную крышу спиной к парапету с картофельными чипсами и пирожными, которые расположили между собой, чтобы обоим было удобнее, мистер Блэквуд сказал:
— Это по-настоящему хорошие сэндвичи. Это хороший магазин сэндвичей. Как он называется? «Сэндвичи Хоуи»?
— Как вы догадались?
— Не сэндвичи выдали твой секрет. Они совершенно изумительного качества. Мне подсказал это пакет «зиплок» со льдом, слишком серьезно для какого-нибудь коммерческого магазина сэндвичей. И двадцать три доллара сдачи. Ты не смог бы купить это все за семь долларов, и даже дважды по семь, только и всего.
— Теперь, когда вы знаете, вы, наверное, захотите, чтобы я вернул ваши семь долларов.
— Нет-нет, ты их заработал. Это выгодная покупка. Ты сделал все так хорошо, что я думаю уговорить тебя взять по крайней мере еще десятку. Как ты объяснил маме эти сборы на пикник?
— Мама целый день на работе. У нее тяжелая работа. Она хочет, чтобы я был с сестрой. Но мне не нужна сестра, да она и не в состоянии ею быть. В любом случае, я знаю, какой бесполезной может быть сестра.
— Коррина? Так зовут твою сестру, да?
— Да. Этим летом она работает в «Дэйри Квин»[12]. Она уходит на весь день. Никто не видел, как я готовил ланч.
— Чипсы хороши, — сказал мистер Блэквуд.
— Со вкусом сметаны и лука.
— Это все равно как есть соус, встроенный в чипсы.
— Еще мне нравятся Читос[13].
— Кто же не любит Читос?
— Но у нас их нет, — ответил Хоуи.
— Твои чипсы безупречны, если их есть вместе с сэндвичами с говядиной.
Некоторое время оба молчали. Чипсы были солеными, кола была холодной и сладкой, и лучи солнца, лившиеся на крышу, были теплыми, но не слишком горячими. Хоуи удивился, насколько непринужденной была тишина между ними. Он не видел необходимости думать о вещах, которые следует говорить, и в особенности беспокоиться о вещах, которых не следует говорить. Рон Бликер, самый отвратительный и самый навязчивый мучитель среди всех детей города, обзывал его множеством имен, включая имя Дугли Уродливая Задница, и говорил, что он пожизненный президент Клуба Уродливых Задниц. Мистера Блэквуда, возможно, называли уродливой задницей так часто, что и не сосчитать. Таким образом, можно было сказать, что сейчас происходило собрание Клуба Уродливых Задниц — и это было клевое событие, вверху на крыше, выше всех, с хорошей едой и в хорошей компании, и никто больше не был им нужен, потому что никто больше так не смотрел на вещи, как они.
Наконец мистер Блэквуд сказал:
— Когда я был ребенком, отец мне говорил, чтобы я ни с кем не разговаривал, а когда я его не слушал, он всегда наказывал меня палкой.
— Как это — наказывать палкой?
— Он бил меня бамбуковой палкой.
— Всего лишь за общение с людьми?
— По-правде, он бил меня за то, что я был таким уродцем, и он стыдился меня.
— Это ужасно, — сказал Хоуи и впервые почувствовал жалость к мистеру Блэквуду, хотя до этого момента он его немного побаивался, хотя и не мог сказать почему, но при этом он завидовал мистеру Блэквуду, такому большому, сильному и уверенному в себе.
— Когда твой отец делает что-то непотребное, — сказал мистер Блэквуд, — ты думаешь, что это частично твоя вина, что ты его чем-то огорчаешь.
— Вы тоже думали об этом?
— В первые несколько раз, когда он меня наказывал палкой, да. Но потом я перестал так думать. Я увидел, что он просто плохой человек. Если бы я был самым послушным мальчиком в мире и самым красивым — он бил бы меня по какой-нибудь другой причине.
Большая черная птица облетела крышу дважды, затем села на северо-западном углу парапета и торжественно замерла.
— Это не просто ворона, — сказал мистер Блэквуд, — это мой ворон.
Хоуи впечатлился:
— У вас есть домашний ворон-любимчик?
— Не любимчик. Он мой защитник. Он всегда находится неподалеку. Он дал мне однажды что-то… показал мне ночь, свои секреты. Но это длинная история. Я расскажу тебе немного в другое время. Это хорошие истории. Захватывающие.