Вещи были уложены. На это ушло совсем мало времени, ибо весь его багаж состоял из туалетных принадлежностей, одной смены белья и первого тома шпенглеровского «Заката Европы». Скоро уже пора на вокзал, а пока он сидел в вестибюле гостиницы. Внимание его привлекло появление дамы, необычайно шикарной для этой скромной гостиницы: в роскошном шелковом платье, с завивкой-перманент, с накрашенными ресницами. Она прошла через вестибюль, прислонилась к колонне, вертя в руках длинный мундштук, и уставилась на Дормзса. Казалось, он чем-то забавлял ее.
Кто это, корповская шпионка?
Она лениво направилась к нему, и он вдруг узнал Лоринду Пайк и замер, разинув рот.
Ах, нет, милый, – смеясь проговорила она, – не аи, что я сменила род занятий. Просто на такой маскарад лучше всего клюют корповские пограничники, Правда, меня трудно узнать?
Дормэс поцеловал ее с такой страстью, что шокировал всех окружающих: они не привыкли к подобным ценам в своей респектабельной гостинице.
Лоринда узнала от агентов Нового подполья, что он собирается вернуться в Штаты, где ему грозило быть запоротым до смерти. Она приехала, чтобы проститься и сообщить ему последние новости.
Бак все еще в концентрационном лагере; его больше боятся и гораздо лучше охраняют, чем в свое время Дормэса, и Линде не удалось его освободить. Джулиэн, Карл и Джон Полликоп живы, но все еще в лагере. Отец Пирфайкс руководит ячейкой Нового подполья в Форте Бьюла, но несколько сбит с толку: он одобряет войну с Мексикой, которую ненавидит за то, как там обращаются с католическими священниками. Они с Лориндой жестоко проспорили целый вечер о засилье католицизма в Латинской Америке. Как настоящая либералка, Лоринда умудрялась говорить об отце Пирфайксе одновременно с презрительным негодованием и величайшей любовью. Эмма и Дэвид, кажется, очень довольны своей жизнью в Вустере, хотя ходят слухи, что жена Филиппа не особенно любезно принимает советы своей свекрови по части кулинарии. Сисси стала искусным агитатором, но не забывает, что ее истинное призвание – архитектура, и рисует планы домов, которые она вместе с Джулиэном будет когда-нибудь отделывать. Ненависть к капитализму мирно уживается у нее с вполне капиталистическим представлением о медовом месяце с Джулиэном, который продлится не меньше года. Наименее неожиданным было известие, что раскаявшийся Фрэнсис Тэзброу выпущен из корповской тюрьмы, в которую он попал за слишком наглое взяточничество, снова назначен районным уполномоченным д на хорошем счету у руководства; экономкой у него служит миссис Кэнди, и ее ежедневные доклады о самых секретных его распоряжениях выделяются поступающих в вермонтское отделение НП донесений своей своей аккуратностью и неуклонным следованием грамматическим правилам.
Дормэс стоял на площадке вагона, и, глядя на него, Лоринда воскликнула:
– Ты совсем поправился! Ты счастлив? Будь счастлив, милый!
Даже теперь эта стойкая женщина не заплакала. Она резко повернулась и быстро побежала по платформе. Но ее самоуверенного изящества как не бывало. Высунувшись из окна, Дормэс видел, как она остановилась, нерешительно подняла руку, помахала анонимному ряду окон поезда, потом нетвердым шагом побрела к выходу. Тут только он сообразил, что у нее не было даже его адреса, что никто из любивши его людей не будет теперь знать его адреса.
Мистер Уильям Бартон Доббс – вояжер по продаже сельскохозяйственных машин, невысокий человек с прямой осанкой, седой бородкой и вермонтским ак'центом, проснулся утром в отеле в той части штата Минннесота, где было так много американцев баварского» происхождения и потомков янки и так мало «радикалов»-скандинавов, что район этот оставался верным п резиденту Хэйку.
Он сошел к завтраку, весело потирая руки. Съел грейпфрут и кашу без сахара (на сахар было наложено эмбарго), оглядел себя со вздохом: «Толстею: вечно на воздухе, аппетит дьявольский – надо меньше есть»; после этого съел еще яичницу с ветчиной, выпил «желудевый кофе с морковным джемом – войска Куна отрезали район от кофе и апельсинов.
За завтраком он читал выходящую в Миннеаполисе «Дейли корпорейт». Газета сообщала о большей победе в Мексике; в том самом месте, между прочим, где за последние две недели были уже одержаны три «больших победы». Кроме того, сообщалось, что «позорный бунт» в Алабаме подавлен; газета также писала, что генерал Геринг собирается нанести президенту Хэйку и что самозванец Троубридж, «по достоверным сведениям», убит, похищен и отрекся от президенства.
– Ничего нового, – с сожалением констатировал мистер Уильям Бартон Доббс.
Когда он вышел из отеля, по улице проходил взвод минитменов. Все это были сельские парни, недавно набранные для войны с Мексикой; своим испуганным, кротким и неловким видом они напоминали кроликов. Они нестройно пели новейшую военную песню на мотив старинной песенки времен Гражданской войны «Когда Джонни вернется домой».
Голоса их дрожали. Они украдкой посматривали на людей, толпившихся на тротуаре, или мрачно смотрели себе под ноги, а толпа, которая еще недавно кричала бы: «Да здравствует Хэйк!» – теперь только посмеивалась:
– Эх вы, прощелыги, никогда вам не попасть в Мексику!
А из окна второго этажа кто-то даже решился крикнуть: «Да здравствует Троубридж!»
«Бедняги», – думал мистер Уильям Бартон Доббс, поглядывая на испуганных, игрушечных солдат, – к сожалению, не настолько игрушечных, чтобы это могло спасти их от смерти.
Зато он узнавал в толпе многих, кого его доводы и доводы шестидесяти агентов НП, работавших под его руководством, научили не бояться ММ, а смеяться над ними.
В открытом «форде» – он всегда жалел, что Сисси не видит, как он садится в свой собственный автомобиль, – Дормэс выехал из деревни. Кругом расстилалась прерия, покрытая прошлогодним жнивьем. Жаворонки восторженно заливались, рассевшись на колючей проволочной изгороди, и хотя ему недоставало родных холмов Форта Бьюла, его радовало необъятное небо, открытый простор прерии, манивший в бесконечность, веселое поблескивание озер, окаймленных ивами, тополями, и взлетевшая кверху стайка диких уток Он весело насвистывал, машина неслась вперед встряхивая его на выбоинах.
Он подъехал к унылому желтому дому, к которому когда-то, должно быть, предполагалось пристроить крыльцо, а теперь только некрашеное пятно на передней стене свидетельствовало об этом намерении. Во взрытом свиньям и дворе фермер смазывал трактор. Дормэс весело приветствовал его:
– Уильям Бартон Доббс… представитель демойнской фирмы «Комбайны и новейшие сельскохозяйственные орудия».
Фермер к инулся пожать ему руку.
– Господи, какая честь, мистер Дже…
– Доббс !
– Совершенно верно. Простите.
В спальне в верхнем этаже дома его ждали семь человек, устроившиеся кто на стуле, кто на столе, кто на кровати, at кто и просто на полу. Это были, очевидно, фермеры и владельцы незатейливых лавчонок. Когда Дормэс торопливо вошел, они поднялись и поклонились.
– Добрый день, джентльмены. Есть новости, – сказал Дормэс. – Кун выгнал корпо из Янктона и Сиу Фолз. А теперь докладывайте.
Агенту, работавшему среди фермеров, которые опасались, как бы им не пришлось больше платить сельскохозяйственным рабочим, Дормэс посоветовал использовать следующий аргумент (такой же неопределенный, но доходчивый, как высказывания агента по страхованию жизни о росте автомобильных катастроф): бедность одного означает бедность всех… Это был не очень новый аргумент и не слишком логичный, но он убеждал многих упрямцев.
Для агента, работавшего среди поселенцев-финнов, твердивших, что Троубридж – большевик и ничуть не лучше русских, у Дормэса была припасена вырезка из «Известий», в которой Троубриджа величали «социал-фашистским шарлатаном».
Для фермеров-баварцсв, которые все еще в какой-то мере тяготели к наци, Дормэс припас статью, напечатанную в эмигрантской газете в Праге, доказывающую, правда, без статистических данных и без ссылок на офи циальные источники), что, по соглашению с Гитлером, президент Хэйк обязался, если он останется у власти, передать в германскую армию всех американских немцев, у которых хотя бы дед или бабка родились в Германии.
– Может, закончим бодрым гимном и благословением, мистер Доббс? – спросил самый молодой и самый легкомысленный и при этом самый способный агент.
– Что же, я бы не возражал. Это было бы вовсе не так уж неуместно, как вы думаете. Но, принимая во внимание ваши распущенные вкусы, может быть, мне лучше напоследок рассказать вам новый анекдот о президенте Хэйке и Мэ Вест, который мне довелось слышать позавчера… Всего хорошего. До свидания.
По дороге на следующее собрание Дормэса охватили сомнения:
Что-то мне не верится в эту историю о Хэйке и Гитлере. Пожалуй, лучше перестать ею пользоваться. О, знаю, знаю, мистер Доббс. Как вы говорите, если бы вы сказали правду нацисту, то это все равно будет ложь. Но все-таки надо от нее отказаться. И мы еще с Лориндой думали, что можем освободиться от пуританских представлений!.. Эти кучевые облака лучше всякого галиона. Если бы они могли перенести сюда гору Террор и Форт Бьюла, и Лоринду, и Бака, здесь был бы настоящий рай… О господи, мне очень не хочется, но, кажется, придется приказать напасть на пост ММ у Осакис; все готово. Интересно, это вчера по мне стреляли?.. Мне совсем не понравилась эта модная прическа Лоринды!
В эту ночь он спал в маленьком коттедже на берегу озера, окруженного светлыми березами. Хозяин с женой, поклонники Троубриджа, настояли на том, что-бы уступить ему свою комнату с лоскутным одеялом и раскрашенными от руки кувшином и тазом.
Ему снилось (он раза два в неделю видел эти сны), что он снова в своей камере в Трианоне. Та же вонь, та же узкая с выбоиной койка и неотпускающее чувство страха, что в любой момент его потащат пороть.
Он услышал звуки волшебных труб. Солдат открыл двери и пригласил всех заключенных выйти. Во дворе к ним обратился генерал Эммануил Кун (которь во сне показался Дормэсу очень похожим на Шермана):
– Джентльмены, армия Содружества победила Хэйк взят в плен. Вы свободны.
И вот они выходят, согнутые, иссеченные шрамами искалеченные, с невидящим взглядом, с непроизвольно стекающей на подбородок слюной – некогда пришедшие сюда сильными и смелыми людьми: Дормэс Дэн Уилгэс, Бак, Джулиэн, мистер Фок, Генри Видер Карл Паскаль, Джон Полликоп и Трумен Уэбб. Они направляются к воротам между двумя шеренгами солдат, которые держат винтовки «на караул» и плачут, глядя на с трудом плетущихся, измученных людей.
А за солдатами Дормэс увидел женщин и детей. Они ждут его – добрые объятия Лоринды, и Эммы, и Сисси, и Мэри, а позади них Дэвид, который держится за руку отца, и отец Пирфайкс. Здесь и Фулиш с гордо поднятым хвостом, а из толпы выступает миссис Кэнди со своим неизменным кокосовым тортом.
И вдруг появляется Шэд Ледью, и все бегут…
Хозяин тормошил Дормэса, шепча ему на ухо:
– Сейчас звонили по телефону: вас разыскивает отряд корпо.
И Дормэс снова выехал, и снова его приветствовали жаворонки, и так он ехал весь день, пока не добрался до маленькой хижины, скрытой в северных лесах, где тихие люди ждали вестей о свободе.
И до сих пор Дормэс продолжает свой путь в алом свете зари, ибо Дормэс Джессэп не может умереть.