- Дута, я говорил про тебя этому человеку. Он - русский, но из тех, с которыми наш народ сражался в прошлом веке, а не из тех, которые пришли на нашу землю сейчас. Он, конечно, гяур. Но лучше гяур, чем безбожник, слуга шайтана. Ты знаешь, как наше братство относится к тебе, выделяет тебя из всех остальных?
- Я знаю, воккха стаг, - склоняясь перед стариком, сказал Дута. - Нет на земле другого такого места, куда бы стремилась моя душа.
- Не спеши произносить громкие слова, Дута, - строго сказал старик, тогда не придется кривить душой.
Дута еще раз низко поклонился, на этот раз, чтобы скрыть смущение. Ведь ших был прав, и душа его даже от святых старцев улетала к Дойзал-юрту, к крайнему дому, где жила Айшат. От старцев даже это нельзя было скрыть. Он хотел сказать что-то в свое оправдание, но тут из пещеры порывисто вышел высокий старик в залатанной старой бурке и такой же поношенной высокой войлочной шапке. Это был ших Атабай.
Вытянув худую старческую руку с длинными паучьими пальцами по направлению к Дуте, он закричал срывающимся, отвыкшим от сильных интонаций, голосом:
- Уходи, Дута! Беги отсюда прочь! Нет больше Таштемирова братства! Шихи предали Таштемира! Низкий дух долин и низовий ворвался в нашу пещеру! Шихи решили спуститься с гор, решили поклониться чужеземцу с Запада! Они все забыли, попрали годы молитв и поста. Шайтан прислал джиннов в облике людей во главе с меченым русским абреком. Шихам захотелось земной жизни, им захотелось ведать земными делами!
- Не слушай его, Дута! - выступил вперед Изнавур. - Атабай сам во власти джиннов. Он давно уже болен. Рассудок его помутился...
- Мой рассудок чист, как горный поток, - ответил Атабай, тяжело дыша, растратив силы на крик. - Аллах свидетель! Я слишком стар, чтобы спорить. Я ухожу выше в горы, как учил Таштемир. Кончилось братство шихов, но святому делу можно служить и в одиночку. Или нет? Дута, ты пойдешь со мной? Решайся. Я жду.
Из пещеры медленно, как тени, выходили старики в высоких войлочных шапках. Они останавливались у входа и молча наблюдали за происходящим. Когда же Атабай обратился к Дуте, они стали смотреть на него. Пришельцы тоже смотрели на Дуту, хотя не понимали смысла происходящего. Насту пила тишина, только переводчик чеченец тихо бормотал, наклонившись к человеку со шрамом на щеке.
Дута неуверенно переминался с ноги на ногу, но, испугавшись, что это движение шихи сочтут за шаг в сторону Атабая, тут же попятился. Получилось, что он спрятался за спину Изнавура. Но он все-таки успел поймать полный презрения взгляд Атабая.
- Эту Чечню вы решили спасать, шихи? - спросил старец и, больше не говоря ни слова, пошел прочь от пещеры по едва заметной горной тропинке.
Все долго смотрели вслед медленно уходящему старику. Каждый шаг давался ему с трудом. Поэтому его фигура долго еще маячила на горной тропе, пока та не свернула за выступ скалы.
Шихи также медленно стали заходить в пещеру, не говоря ни слова. Только Изнавур повернулся к Дуте и, коснувшись его плеча почти невесомой рукой, сказал:
- Ты правильно поступил, Дута. Аллах указал тебе правильную дорогу. Теперь ты должен выслушать меня. Давай присядем. Я слишком устал.
Изнавур долго говорил Дуте, часто повторяясь и возвращаясь к уже сказанному, что от Дуты зависит будущее Чечни и он должен сейчас выслушать человека со шрамом и во всем подчиняться ему. Такова воля Аллаха, как ее понимают старцы-шихи.
Дута внимательно слушал. Он понимал, что скоро в его жизни произойдет переворот. Из несчастливого хромоножки он может мгновенно превратиться в большого человека, достойного жениха для Айшат.
* * *
"Дорогая Софи-Катрин, милая моя подружка Соф! Я попала в
совершенно немыслимую и идиотскую, по моему понятию,
ловушку, из которой, может статься, без твоей помощи мне
теперь не выбраться.
После внезапной смерти отца, о которой ты, вероятно,
читала в газетах, все так стремительно изменилось. В
один миг из свободной женщины я превратилась в
средневековую рабыню. Без паспорта, без денег, без
кредитных карточек и даже без мобильного телефона. И это
в наше-то время!
Дядя посадил меня под домашний арест и лишил всех прав
свободного перемещения. Я даже точно не могу тебе
сообщить свой географический адрес, потому что не
покидаю пределов дома и даже не знаю ни улицы, на
которой расположен дом дяди Магомеда, ни района, ни
индекса почтовой связи... Вот уже неделя, как я сижу на
женской половине и пишу статьи по чеченскому
национальному вопросу, включившись в так называемую
идеологическую борьбу своего народа.
Софи-Катрин, милая Соф, мне это так мерзко и противно!
Ты бы только знала...
Ах, зачем я вернулась из Лондона в Москву! Кабы я только
знала, я бы ушла из университета и просто пошла бы
работать, хоть бы и простой переводчицей, и жила бы в
Эдит-Грув в своей квартирке с видом на футбольное поле и
на трубы электростанции...
Ах, Лондон, где он теперь?
И ты представляешь, еще неделю назад я была на концерте
Элтона Джона в Петербурге... А нынче сижу под арестом в
этой проклятой чеченской дыре... И не могу без спроса
даже выйти в туалет.
Милая Соф, давай придумаем, как мне убежать! Пока у меня