Как и следовало ожидать, к тому времени, когда я утром вернулся в свою комнату и освободил наконец Элизабет, она была в высшей степени раздражена и измучена, хотя ей каким-то чудом удалось ненадолго забыться тяжелым сном. Она, конечно, так и лежала там, где я её оставил.
– Мне нежелательно было выказывать по отношению к тебе какую-то повышенную заботу в присутствии Хо-Ту, старшего смотрителя, – прикоснувшись губами к её щеке, пояснил я.
– Думаю, что да, – проворчала она, натягивая на себя тунику и, поморщившись, растирая затекшие запястья и лодыжки. – В следующий раз, когда тебе необходимо будет произвести на кого-нибудь подобное впечатление, лучше ударь меня пару раз хлыстом.
– Неплохая мысль, – согласился я.
Она окинула меня хмурым взглядом.
– И все равно мои узлы гораздо аккуратнее твоих, – заявила она.
– Ты просто вредина упрямая, – рассмеялся я и поднял её на руки.
– Ничего подобного, – вырываясь, воскликнула она. – Это так и есть.
Я поцеловал её.
– Да, твои узлы действительно лучше моих!
Она недоверчиво посмотрела на меня и, несколько смягчившись, улыбнулась.
– Но вот это твое пощелкивание пальцами было совершенно излишним, – снова внезапно разозлившись, заметила она. – Я имею в виду кормление из твоих рук.
– Зато какое впечатление это произвело на Хо-Ту!
– Кажется, да, – согласилась Элизабет.
– Не кажется, а точно! – подтвердил я.
– Все равно, – заявила Элизабет, – только попробуй выкинуть что-нибудь подобное, когда мы одни! Я тебя всего искусаю!
– Обязательно попробую, – пообещал я, и она тут же накинулась на меня. – Кажется, тебе и эту ночь придется провести связанной, – сказал я.
– Ты не посмеешь! – воскликнула она и принялась лягать меня ногой, один раз довольно серьезно задев меня по колену.
Я сжал ей руки и отступил назад, уворачиваясь от её пинков. Она сопротивлялась вовсю, стараясь вырваться и достать меня своими кулачками. Я только посмеивался. Хотя, честно говоря, колено болело.
– Успокойся, рабыня! – властным голосом бросил я ей.
Она постепенно утихомирилась, хотя все ещё продолжала сердито сопеть. Я начал развязывать у неё на левом плече удерживающий тунику узел.
– Кстати, ты знаешь, который уже час? – спросила она.
– Нет, – ответил я.
– Вот, – наставительно заметила она. – А если бы ты прислушивался к сигналам гонга, ты бы знал.
– Ну, так сколько же сейчас времени? – поинтересовался я.
– Восемь ударов большого гонга уже давно прозвучали, – сообщила она.
– Ну и что?
– А то, что я ничего не ела со вчерашнего утра, а если не вернусь в комнату для женского обслуживающего персонала до сигнала малого гонга, следующего после восьми ударов в большой гонг, то я пропущу ещё и завтрак. Я ведь не могу просто отправиться на кухню, как ты, и потребовать себе пяток яиц!
– В этом и состоит мой метод приучения тебя к послушанию, – рассмеялся я.
Она вырвалась из моих рук и снова накинула узел, поддерживающий тунику, на плечо.
– Мое обучение может подождать, пока я позавтракаю, – сказала Элизабет.
– Мне кажется, ты просто на меня обиделась.
Она улыбнулась.
– После завтрака наше приучение к повиновению пойдет полным ходом!
С этими словами она повернулась и выскользнула в коридор.
Я сбросил шкуры с ложа любви на пол и улегся.
Разбудило меня легкое потряхивание Элизабет, вернувшейся после завтрака повеселевшей и оживленной.
– Ожидание пошло на пользу? – поинтересовалась она.
– Мне кажется, ты слишком долго завтракала, – заметил я.
– Овсянка из корыта для животных была сегодня особенно хороша, – ответила Элизабет. – Никак не могла оторваться.
Я закрыл дверь и запер её на засов.
– У меня, кажется, начинают появляться какие-то проблемы, – сказала она.
Я вопросительно посмотрел на нее.
– Я пыталась выяснить, но так и не смогла узнать, когда начнется мое обучение.
– Вот как, – глубокомысленно заметил я.
– Вместе со мной, кажется, будут и другие девушки.
– Вероятно, – сказал я. – Зачем им тратить столько времени понапрасну, обучая каждую из вас в отдельности.
Мне подумалось, что это вряд ли будут те девушки, которых я видел ночью. Очевидно, пока они не начнут говорить по-гориански, их не будут подвергать дополнительному обучению. Насколько я знал, земных девушек обычно распродают как самых диких варваров по очень низким ценам. С другой стороны, могло случиться и так, что доставленные прошлой ночью девушки или хотя бы часть из них будут проходить курс обучения вместе с Элизабет, одновременно с местными нравами изучая и язык. Тот факт, что тренировка Элизабет не началась немедленно, наводил на предположения, что именно так с ними и решено поступить.
– Сегодня вечером, – продолжала Элизабет, – после шестнадцати ударов большого гонга мне нужно явиться к кузнецу.
– Кажется, маленькой тачакской рабыне снова придется носить в носу кольцо.
– Оно тебе нравилось? – поинтересовалась Элизабет.
– Очень, – признался я.
– Впоследствии я тоже его полюбила, – сказала она.
– На этот раз вставить кольцо не будет так болезненно.
– Да, я тоже так думаю, – она опустилась на пол так же просто и естественно, как истинная горианка. – Что ты узнал нового о доме Кернуса сегодня ночью?
– Обязательно сейчас тебе расскажу, – сказал я, усаживаясь рядом с ней.
– Сама-то я узнала не так уж много. Сидела тут, понимаешь, на одном месте как привязанная.
– Очень точное сравнение, – подметил я – Зато я узнал столько, что хватит для нас обоих.
И я подробно рассказал Элизабет все, что мне довелось увидеть в доме и в горах. Она была чрезвычайно заинтригована, хотя временами на её лице отражался испуг, когда я поведал о том, что здесь называли «зверем», или глубокая печаль, когда я упомянул о доставленных с Земли девушках, которых, вероятно, дом Кернуса выставит на продажу.
– И что мы будем делать дальше? – спросила она.
– Прежде всего следует собрать как можно больше сведений о доме Кернуса, – ответил я. – Ты хорошо знаешь его внутреннее расположение?
– Некоторые части дома мне известны довольно хорошо. А кроме того, я смогла бы получить у Капруса глиняный пропуск для посещения большего количества помещений в доме.
– Но здесь есть, наверное, и запретные территории?
– Да, – ответила она.
– Очевидно, придется заняться самостоятельными исследованиями.
– Прежде всего разузнай, в какие части дома ты можешь свободно заходить. Думаю, ты сможешь беспрепятственно посещать множество мест, запретных для меня. С другой стороны, передо мной открыты помещения, проникнуть в которые тебе не удастся. Контора Капруса, например. Хо-Ту, я уверена, будет только рад показать тебе дом. Таким образом, ты не только познакомишься с расположением комнат в доме, но и узнаешь, вход в какие из них для тебя запрещен.
Некоторое время я размышлял над её предложением.
– Да, план хорош, – признал я. – Он прост и, вероятно, вполне осуществим.
– После хорошего завтрака я становлюсь очень сообразительной, – призналась Элизабет.
– Это верно, хотя и до завтрака отсутствием сообразительности ты не страдала, – заметил я.
– Но после завтрака – совсем другое дело, – улыбнулась Элизабет. – В такое время я становлюсь просто гениальной.
– Сейчас как раз настало это самое «после завтрака».
– Ну, значит, тебе самое время оценить всю мою гениальность, – сказала она, положив руку мне на плечо.
– А вот я, между прочим, как раз ещё не завтракал.
– Ну вот, – она обиженно надула губы.
– Покажи мне, где обедают свободные слуги в этом доме.
– Это единственное, о чем ты все время думаешь, – заметила она.
– Я думаю не только об этом.
– Да, это верно, – признала она.
Элизабет привела меня в комнату, примыкающую к кухням. Здесь мы застали несколько охранников, двух булочников, оружейных дел мастера и писца. Столики были небольшими. Я занял один из них, и Элизабет опустилась на колени слева от меня. Она подняла голову и к чему-то принюхалась. Следуя её примеру, я тоже потянул носом. Мы изумленно переглянулись.
К столику подошла обслуживающая рабыня в белой тунике и покрытом белой эмалью ошейнике и опустилась передо мной на колени.
– Чем это пахнет? – спросил я.
– Это черное вино с Тентисских гор, – ответила она.
Мне приходилось слышать о черном вине, но не доводилось его пробовать. Оно довольно распространено в Тентисе, но я не знал, что его употребляют в других городах.
– Принеси два бокала, – приказал я.
– Два? – спросила девушка.
– Рабыня, – кивнул я на Элизабет, – попробует его первой.
– Конечно, хозяин, – ответила девушка.
– Поджарь хлеба, – продолжал я, – и принеси меду, несколько яиц вулоса, кусок жареного мяса боска и тарианских фруктов.
Девушка послушно кивнула, грациозно поднялась на ноги, сделала два-три шага назад, склонив голову в поклоне, и, повернувшись, быстро отправилась на кухню.
– Я слышал, – сказал я Элизабет, – что черное вино употребляют горячим.
– Невероятно! – улыбнулась она.
Вскоре у нас на столе уже стояли два бокала с кружащимися над ними тонкими струйками пара.
Я долго приглядывался к темной дымящейся жидкости, вдыхая её неповторимый аромат. Элизабет, стоя на коленях, также, насколько позволяла её поза, старалась сунуть нос в бокал. Наконец, убедившись, что за нами никто не наблюдает, я протянул один из толстостенных бокалов ей, мы тихонько чокнулись их гранеными краями и поднесли вино к губам.
Оно оказалось чрезвычайно крепким, насыщенным приправами, но ошибиться было невозможно – это был кофе.
Я поделился завтраком с Элизабет, сообщившей, что он понравился ей гораздо больше, чем овсянка, которую ей пришлось есть прямо из корыта в комнате для женской прислуги.
– Завидую я вам, свободным людям, – призналась Элизабет. – В следующий раз ты будешь рабом, а я убийцей.
– На самом деле все это очень странно, – заметил я, занятый собственными мыслями. – Тентис не торгует зернами для черного вина. Я как-то слышал, что чашка этого напитка в Аре несколько лет назад стоила почти целую серебряную монету. Но даже в самом Тентисе черное вино употребляется только в домах представителей высших каст.
– Может, зерна доставлены с Земли?
– Первоначально зерна действительно были завезены на Гор с Земли, – сказал я. – Как и множество других семян. Однако я очень сомневаюсь, чтобы корабль, который я видел прошлой ночью, среди прочего груза доставлял сюда нечто столь тривиальное, как зерна для черного вина.
– Ты, вероятно, прав, – заметила Элизабет, с зажмуренными от удовольствия глазами делая очередной глоток горячего черного кофе.
На какое-то мгновение мне припомнилось, что воин, убитый, очевидно, по ошибке вместо меня на мосту в Ко-Ро-Ба, тоже был из Тентиса.
– Прекрасный напиток, – сказала Элизабет, заглядывая в опустевший бокал.
Завтрак подошел к концу, и мы вернулись в мою комнату, предварительно развязав сделанный мной на двери личный узел. Когда мы вошли, я плотно закрыл дверь на засов и снял с себя пояс с мечом.
Элизабет собрала сброшенные мной на пол шкуры и расстелила их на каменном ложе. Затем, словно ощущая непреодолимую усталость, она улеглась на них, поглядывая на меня и сладко зевая.
– Когда тебе нужно идти на доклад к Капрусу? – спросил я.
– Он – один из нас, – ответила Элизабет, – поэтому не придерживается в отношении меня строгого распорядка и позволяет мне уходить из дома, когда я того пожелаю. Однако время от времени мне следует показываться ему на глаза.
– У него много помощников?
– В его подчинении несколько писцов, но они работают не в его кабинете. Есть и несколько девушек-посыльных, но Капрус к нам довольно снисходителен, поэтому мы расхаживаем, где пожелаем. Если я и не явлюсь вовремя на доклад, все решат, что меня что-нибудь задержало.
– Понятно.
– Тебе всю ночь пришлось быть на ногах, – заметила она, – ты, наверное, устал?
– Очень, – ответил я, опускаясь рядом с ней на шкуры любви.
– Бедный хозяин, – сказала она, поглаживая меня ладонью по плечу.
Я перевернулся на бок и стиснул её в объятиях, однако она отвернулась, отстраняя губы.
– Так чьи узлы лучше? – смеясь, спросила она.
– Твои, твои, твои, – пробормотал я, понимая, что тут-то она меня и поймала.
– Прекрасно, – ответила она. – Можешь меня поцеловать.
После недолгого ворчания, ответом на которое был её смех, я так и сделал. Однако потом у меня взыграло чувство мести.
– Ну так что, будешь есть из моих рук? – поинтересовался я.
– Буду, буду! – воскликнула она.
– Даже когда мы одни? – допытывался я.
– Да, да!
– И даже сама будешь просить меня об этом?
– Да, буду! – кричала она.
– Проси!
– Велла просит покормить её из рук господина! – завопила она. – Велла просит хозяина её покормить!
Я рассмеялся.
– Ты просто животное! – улыбнулась она.
Мы обменялись поцелуями.
– Ты всегда мог заставить меня есть из твоих рук, Тэрл Кэбот, – призналась она. – Ты настоящее животное!
Я снова её поцеловал.
– Но узлы у меня все равно получаются лучше, – не могла успокоиться она.
– Это верно, – согласился я.
Она рассмеялась.
– После завтрака нет ничего лучше чашки кофе и хорошенькой девушки рядом, – признался я.
– Я же тебе говорила, – заметила она, – что после завтрака я просто необыкновенная.
– Вот тут ты права, – сказал я.
– Совершенно права!
Поцеловав её напоследок ещё раз, я перевернулся на бок и вскоре уснул, а Элизабет занялась наведением порядка в комнате и потом часу в двенадцатом отправилась в кабинет Капруса, опечатав предварительно дверь снаружи своим личным узлом. С внутренней стороны двери мы разрезали веревку и соединили её концы простым узлом, чтобы иметь таким образом возможность выходить из опечатанной снаружи комнаты, не разрезая веревку каждый раз.
Я проспал довольно долго, и за это время Элизабет успела несколько раз вернуться и снова уйти, занимаясь какими-то своими делами, пока наконец под вечер она не закрыла дверь на засов и не улеглась на шкуры рядом со мной, положив голову мне на плечо.
Я заметил у неё в носу сияющее тоненькое золотое тачакское кольцо.