-- ...знал, что у него золото, -- шмыгая носом, прошептала вторая.
-- Надо купить газету...
-- ...всегда был какой-то странный. Последнее время совсем не выходил из дома. Его и не видели почти.
-- И вообще непонятно, на что он жил. Разве что летом, туристы. Да и то...
-- ...говорят, в доме страшная грязь...
-- Какой-то чудак!
-- Все-таки ужасно.
-- Теперь только о таком и слышишь. Газеты расписывают всякие преступления, грабежи да кражи.
-- Да. Знаете, я даже как-то не верила во все это. Считала -- не может быть столько ужаса, наверное, эти газетчики придумывают. А вот видите, оказывается, ничего подобного, все правда. Мы сами убедились.
-- Конечно, соблазнительно! Старик с деньжатами. Да и не стерегся. Для грабителей лакомый кусочек!
-- Ну зато я для них не лакомый кусочек!
* * *
Ливень утих, и кумушки ушли.
Жозэ осмотрелся. Слева от него пролегала улица Сент-Катрин, она вела к вокзалу.
Прямо -- длинная улица вела к церкви Сен-Пьер и к знаменитому старинному монастырю. Где-то в том же направлении и находилась нужная Робену улица Кабретт.
Еще дальше должна была проходить железнодорожная линия Тулуза -- Бордо. В той стороне, на фоне грязного неба, вырисовывались смутные очертания какого-то холма.
Репортер пошел в сторону монастыря. Среди тумана показался прославленный портал со стрельчатыми сводами, окаймленными каменными кружевами. Не доходя метров сто до церкви, Жозэ в нерешительности остановился, затем направился к обшарпанному двухэтажному зданию.
У входа на тротуаре стояли три кадки с бересклетом. Под окнами второго этажа висела потрескавшаяся деревянная вывеска: . Буквы напоминали готический шрифт. По обе стороны названия -- две аляповатые виноградные грозди, нарисованные черной краской. Трудно было догадаться, что общего у этой дыры с виноградной гроздью. Серый фасад гостиницы во многих местах облупился, двери и оконные рамы требовали окраски.
Репортер открыл дверь.
В кафе было чисто. На полу, который только что побрызгали, в углу лежала куча сырых опилок. Но стены были покрыты густым слоем грязи и копоти, а висевшие на стенах рекламы были десятилетней, а то и двадцатилетней давности.
За стойкой хлопотала черноволосая женщина с увядшим лицом. Облокотившись на один из мраморных столиков, небритый приземистый человек с брюшком читал газету.
Оба они тотчас взглянули на вошедшего.
-- Здравствуйте, -- сказал Жозэ, садясь рядом с мужчиной. Женщина приветливо ответила, а мужчина с любопытством уставился на посетителя и тихо проговорил:
-- Сегодня не жарко.
-- Да, прохладно, -- согласился Жозэ. -- У вас часто бывают такие туманы?
-- Да не очень. Пожалуй, это впервые с начала ноября... -- ответил мужчина. Все шипящие он выговаривал с присвистом.
-- Можно кофе? -- попросил Жозэ.
-- Минуточку, -- ответила женщина, вытирая стаканы. -- Сейчас получите свеженький.
И хозяину, и хозяйке на вид было лет по сорок -- сорок пять.
Хозяин, наверное, как раз подметал пол, когда ему принесли газету.
Он поставил щетку рядом с собой, прислонив ее к столику.
Он перевернул прочитанную страницу, бегло просмотрел объявления и повернулся к репортеру:
-- А вы не здешний?
-- Нет, я только приехал.
-- Сегодня утром?
-- Да, -- ответил Жозэ, не вдаваясь в подробности.
Мужчина бросил нерешительный взгляд на щетку, но жена приказала:
-- Жино, убери опилки.
-- Да-да, сейчас.
.
-- Вы мне не скажете, как пройти на улицу Кабретт, -- медленно спросил Жозэ.
-- На улицу Кабретт?
Хозяин провел ладонью по седым небритым щекам и поднял брови.
-- Вы приехали насчет убийства?
-- Да, -- ответил Жозэ.
-- Вы из тайной?
-- Нет...
-- Значит, от газеты?
-- Да.