-- Я уже об этом думал, -- медленно проговорил Жозэ.
-- К каким же выводам вы пришли, Робен? -- спросила Рози Соваж, устремив свои красивые темные глаза на трубку Бари, которую тот нежно поглаживал.
-- Пока ничего не могу сказать. У меня есть несколько предположений, но они очень туманны. Правда, солнце еще не встало, -- рассмеялся репортер, -но и ночь на исходе... -- И, обернувшись к Бари, Жозэ спросил: -- Кстати, каков наш тираж?
-- Неплохой. В начале этой истории мы здорово вырвались, и первые номера с вашими репортажами были нарасхват. Сейчас все слишком затянулось, да и просвета никакого не видно, поэтому читателю поднадоело. Нам бы стоило дать либо заключение, либо какой-то неожиданный поворот... Все зависит от вашей проницательности, дорогой мой.
Жозэ выпустил изо рта дым, небрежно сдул с рукава крошки табака.
-- Я сегодня разговаривал с коллегой из . Этот парень очень хорошо ко мне относится, и он рассказал, что готовит на завтра небольшую бомбочку -- статью Воллара, которая будет называться что-то вроде . Как видите, он придерживается моего мнения.
-- Воллар? -- переспросила Рози. -- Вы говорите о Жюле Волларе, о том писателе, который сам рассчитывал на премию и в последнюю минуту был отвергнут?
-- Совершенно верно. Говорят, он довольно тщеславный молодой человек.
-- У него есть бесспорные качества, -- заметил д'Аржан. -- Он пишет остро, очень своеобразным стилем. Его статья, несомненно, вызовет большой интерес. Ведь до сих пор никто не останавливался на недостатках . Но на мой взгляд, это какой-то маневр. Воллару не следовало бы вмешиваться.
-- Почему же? О каком маневре вы говорите?
-- А вот о каком. Жюри высказалось за Дубуа, но большинство членов жюри, голосовавших за скандальный роман, не прочь теперь переиграть и свалить вину на Симони, который заварил всю эту кашу и с первого же момента объявил себя рьяным сторонником неизвестного писателя.
-- В дальнейшем Симони очень сожалел об этом, -- вставил Робен.
-- Правильно, -- согласился д'Аржан. -- Я могу вам сообщить еще один секрет. Сегодня вечером все члены жюри собираются у Морелли, возможно, там будет и Воллар.
-- Они найдут способ аннулировать первое голосование, -- заметила Рози. -- И тогда жюри снимет с себя ответственность, и вся эта история потеряет свою притягательную силу, раз убийца не получит, вернее, раз его лишат Гонкуровской премии. И погорит ваш броский заголовок, -- улыбаясь Бари, добавила девушка.
-- Я как раз подумал об этой концовке, -- сказал Жозэ. -- Обидно за убийцу. Значит, убийца будет лишен Гонкуровской премии...
* * *
В тот же день, около трех часов после полудня, Жозэ Робен сидел у себя в отделе. Зазвонил телефон.
-- Мосье Робен, вы у себя? -- спросила девушка с коммутатора. -- Вас вызывает Муассак.
-- Алло! -- сказал Жозэ.
Он услышал далекий сухой голос:
-- Алло, это вы, Робен? Алло... Я бы хотел поговорить с мосье Жозэ Робеном, репортером ... Алло...
-- Я у телефона, мосье Рамонду, -- ответил Жозэ.
-- Ах, это вы, Робен! Говорит следователь Рамонду. Вы меня узнали? У вас все в порядке? Прекрасно.
-- Что случилось?
-- Еще одна странная история... Сейчас все объясню... Я только что получил анонимное письмо. Алло!
-- Анонимное письмо, я понял. А откуда оно прислано?
-- Из Муассака. Оно было опущено в Муассаке. Я очень обеспокоен за вас.
-- Почему же за меня?
-- Алло, вы меня слышите? Я читаю... Оно составлено из букв, вырезанных из газеты. Прием обычный. Слушаете? Так вот: . Вот и все. Что вы об этом думаете?
-- Ничего.
-- Ну а все-таки? Ваш главный редактор пишет стихи?
-- Кажется, иногда пописывает.
-- Ах так? А я, признаться, подумал, что это вранье...
-- Возможно, и вранье...
-- Я решил, прежде чем передать все это газетчикам, поделиться с вами. Знаете, к нам понаехало столько парижан!
-- Вы им уже сообщили об этом письме?
-- Нет еще.
-- Мне кажется, что благоразумнее повременить. Обещаю навести справки. Я сегодня же позвоню вам в полицию.
-- Рассчитываю на вас. Но это наверняка вранье. Письмо было опущено вчера вечером. Подождите, я вам расскажу некоторые подробности, которых, я уверен, вы не знаете.
-- Вы очень любезны, мосье Рамонду.
-- Это по поводу золота.
-- Какого золота?
-- Ну, пятнадцати монет Латинского союза, которые были отобраны у Фризу.
-- Простите, мосье, у Фризу было изъято четырнадцать монет, а пятнадцатую нашли у порога дома.
-- Ваш хозяин пришел ко мне и признался, что он продал эти монеты букинисту.
-- Какой хозяин? Итальянец, хозяин гостиницы, где я останавливался?
-- Да, некий Жино Роберти, женатый на Франсуазе Лескар. Он весь дрожал, перепугался, что его втянут в это дело. Он клянется, что ни в чем не замешан... Он продал эти монеты старому букинисту с полгода тому назад. Букинисту потребовалось золото, а Роберти нужны были деньги, чтобы отремонтировать гостиницу. Он мне божился, что продал их по нормальному курсу и не имеет никакого отношения к тому, что произошло потом.
-- Вот как! -- воскликнул Жозэ. -- Это может пригодиться. Но зачем же он признался? Сидел бы себе да помалкивал.
-- Насколько я понял, он побоялся, что это как-нибудь всплывет. Тогда ему пришлось бы отвечать. Я выясню, что за этим кроется...