- Завтра, рабыня белого шелка, тебя продадут, но Лана так и останется в доме Корпуса, - торжественно произнесла она, наклонившись и поцеловав Ремиуса в затылок Вирджиния не в силах была сделать ни шагу с места, её кулачки беспомощно сжимались, а в глазах заблестели слезы отчаяния.
- Как твое имя? - требовательно обратился Хо-Ту к рабыне красного шелка.
- Лана, господин, - ответила она.
- Завтра ты тоже оставишь дом Кернуса.
- Да, господин, - недоуменно пробормотала девушка, переводя ничего не понимающий взгляд с Хо-Ту на Ремиуса и обратно.
- А сейчас, - распорядился Хо-Ту, - отправляйся в камеру для ожидающих!
У девушки от неожиданности едва земля не ушла изпод ног.
- В камеру для ожидающих?! - воскликнула она.
- Да, - усмехнулся Хо-Ту - Завтра на Празднике Любви тебя выставят на продажу.
- Нет! - закричала она. - Нет!
Вирджиния расхохоталась и захлопала в ладоши.
- Нет! - продолжала истерично кричать Лана.
- Марш в камеру, рабыня! - скомандовал Хо-Ту, снимая с пояса стимулятор.
В глазах девушки появился животный ужас Она бросила последний взгляд на Ремиуса и, опасаясь вывести из себя Хо-Ту, опрометью бросилась из зала Вирджиния Кент опустилась на колени перед Хо-Ту и низко склонила голову.
- Спасибо, господин, - сказала она.
Хо-Ту взял её за подбородок и приподнял ей голову.
- Ты смелая девчонка, маленькая рабыня, - сказал он. - Но к мискам с овсянкой тебя допускать опасно Она снова уронила голову - Ну, хватит' ту-1 же пробурчал Хо-Ту - Живо в камеры!
И Вирджиния Кент, пекоща преподававшая в колледже на Земле древнюю историю, мигом вскочила на
ноги и, босая, в короткой тунике рабыни, побежала в камеры для ожидающих, откуда её поутру вместе с остальными отправят на невольничий Куруманский рынок, где она, стоя на деревянных подмостках рядом с Филлис и Элизабет, будет своим выставленным на продажу телом, как и сотни других девушек, зарабатывать деньги для дома Кернуса.
Хо-Ту поглядел ей вслед и усмехнулся:
- До чего смелая девчонка.
- И весьма опасная, когда у неё под рукой оказывается миска с овсянкой, - напомнил я.
- Да, верно, - согласился он.
Я окинул взглядом опустевший зал. Теперь здесь оставались только охранники и члены обслуживающего персонала. Мне уже хотелось вернуться в свою комнату.
Прощание с Элизабет давалось мне тяжелее, чем я мог предполагать.
Внезапно в зал вошли два охранника, толкая перед собой женщину.
Я заметил, что лицо Хо-Ту покрылось мертвенной бледностью. Его рука потянулась к кривому ножу на поясе.
Женщину подвели к столу, к тому месту, где сидел Кернус. Вокруг её талии был завязан ярко-алый шнурок, с которого свисала длинная полоса красного шелка. Волосы женщины были распущены, а руки стянуты цепями за спиной. На левой лодыжке у неё ещё позвякивали прикрепленные колокольчики, по звон их уже не казался таким мелодичным, как раньше. И шокера для рабов у неё на поясе тоже не было.
- С Кейджералией тебя, Сура, - приветствовал женщину Кернус.
- С Кейджералией, господин, - с неприкрытой злостью ответила она.
Хо-Ту не выдержал.
- Пусть она вернется в свою комнату, - обратился он к Кернусу. - Сура хорошо служила нам Она лучшая наставница во всем Аре.
- Ей следует напомнить, - ответил Кернус, - что она всего лишь рабыня.
- Я прошу вас! - воскликнул Хо-Ту.
- Это решено, - сказал Кернус. - Пусть разыграют, кому она достанется.
Несколько мужчин оставили свои места и собрались вокруг одного из столов, на котором тут же появились игральные кости и пустой кубок. Сура с низко опущенной головой продолжала неподвижно стоять перед Кернусом на коленях. Охранник пристегнул к её ошейнику цепь, а ключ от крохотного замка - кусок загнутой на конце проволоки - повесил себе на грудь. За спиной женщины мужчины возбужденными криками сопровождали каждый бросок игральных костей. Я начинал догадываться, что это уже не просто очередной розыгрыш; за всем стояло нечто большее. Гордость Суры и занимаемое ею в доме положение, хотя она и была всего лишь рабыней, признавались и большинством охранников, и членами обслуживающего персонала. Похоже, даже Кернус решил, что она заходит слишком далеко, поэтому и счел необходимым унизить её, позволив использовать Суру как обычную рабыню красного шелка.
- Она - моя! - радостно воскликнул один из бросавших кости. - Я буду с ней первым!
Послышались завистливые возгласы его товарищей, и дележка женщины продолжилась с удвоенной силой.
До меня наконец дошло, что они разыгрывают очередность обладания ею и что ей предстоит обслужить каждого из них.
Я взглянул на Хо-Ту. К моему удивлению, его глаза уже не горели злобой, в них стояли слезы. Но рука судорожно сжимала рукоятку кривого ножа.
Сура застыла на коленях на каменном полу с низко опущенной головой и рассыпавшимися по плечам густыми волосами, лишь бедра были прикрыты клочком красного шелка, с руками, стянутыми цепями за спиной. Я заметил по её плечам, что она плачет.
Тогда я неторопливо поднялся с места, подошел к не замечающим ничего вокруг возбужденно бросающим игральные кости мужчинам, не юворя ни слова в ответ
на возмущенные выкрики, раздвинул их и забрал у очередного игрока кубок с костями Тот недовольно нахмурился, но возражать не посмел Я пристально посмотрел каждому из них в лицо и вытряхнул игральные кости из кубка прямо под ноги Бросок был плохой, очков выпало мало. Кое-кто из стоявших вокру! меня рассмеялся. Но тут я обнажил меч и концом лезвия перевернул кубики так, что они стали показывать наибольшее количество очков.
Лица игравших исказила злобная гримаса У кого-то вырвался гневный крик. Они едва сдерживались от возмущения.
- Она - моя, - произнес я, стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость. - И я буду пользоваться ею один.
- Нет! - закричал стоящий рядом охранник, бросаясь на меня.
Я внимательно посмотрел на него, и он, сжимая побелевшие пальцы в кулаки, резко развернулся и, бормоча себе под нос проклятия, быстрыми шагами оставил зал.
- Каждый из вас, кто захочет, - предложил я, - может оспорить у меня это право.
Переругиваясь вполголоса и бросая на меня ненавидящие взгляды, они медленно разошлись по залу.