— Даже не думай! — воскликнул Гвайнард. — Днем отоспимся! Стоит задремать, и мы из охотников превратимся в добычу. Лучше расскажи, как ты пиратствовал на Полуденном побережье. Историю с Короной Кобры в прошлый раз ты не закончил, а мне хочется узнать, как вам удалось выкрутиться.
— Не пиратствовал, а командовал судном королевских корсаров, присягнувших Золотой Башне Кордавы, — наставительно сказал киммериец. — Две большие разницы! Обычные пираты трудятся только ради своего кармана, а каперы короля — за идею. Ладно, слушай...
Повествование, как и положено, насыщенное не только реальными событиями, но и откровенной фантазией Конана (так оно покрасивее!), было прервано на самом захватывающем моменте — варвар живописал стычку команды карака «Вестрел» со знаменитым стигийским колдуном Тот-Амоном, крайне рассерженным похищением его законной собственности, венца Сета Змеенога.
Навес содрогнулся. По прочной, обитой железом и серебром крыше, заскрежетали когти, но таинственное чудище не удержалось, соскользнуло по скату и рухнуло наземь. Второй удар был еще сильнее - поддерживавший крышу столб качнулся.
—Началось, — процедил Гвай. — Теперь они не уйдут, пока нас не достанут. Зажигай факелы, попробуем отогнать тварей и огнем, и железом.
Удары по навесу продолжались — летучие хищники явно старались его разрушить, но постройка пока держалась. Свалившееся с крыши существо решило атаковать с земли — тень поднялась, встрепенулась и вошла в круг света костра.
— Демонова мамаша и ее зубастые отпрыски... — ошарашено проговорил варвар, выхватывая из-за спины клинок. — Откуда оно взялось?
— Прилетело, — коротко бросил Гвай, швыряя в чуду зажженный факел. Как ни странно, не попал. — В Хайбории ничего похожего я невстречал.
Прежде всего, оно было очень большим. Не огромным, конечно, но большим. Мощное широкое туловище поддерживали толстые задние лапы с кинжалами-когтями, дополнительной опорой служили кожистые крылья — существо двигалось, переставляя «локти» и сложив летательную перепонку.
Короткая шея венчалась почти птичьей головой — округлый череп заканчивался длинным, в три локтя, клювом, который был усеян по краям рядами маленьких конусообразных зубов. Из затылка вырастал острый роговой гребень, придававший голове твари вид кузнечного молота.
Глаз вообще не наблюдалось, однако сказать, что животное было слепо, никак нельзя — оно поворачивало морду вслед за движениями людей и явно видело огонь факелов. Конан прикинул, что размах крыльев зверя должен быть не менее полутора десятков локтей, а то и побольше.
— Остерегайся клюва — с одного удара башку пробьет!— крикнул варвар, когда Гвай неосторожно высунулся наружу. Зверь мигом сделал быстрый выпад, но человека не достал. Гвайнард, не оставшись в долгу, выпустил арбалетную стрелу — болт пробил крыло и с неприятным визгом улетел в темноту. Следующий выстрел оказался более точен: стрела вошла в грудь твари, заставив ее громко вскрикнуть и отпрянуть назад. Брызнула темная кровь, но чудище словно и не обратило внимания на рану — каркнуло по вороньи, и опять бросилось в атаку.
Конан попробовал рассечь клинком перепонку и тонкие кости крыла, но зверь довольно ловко увернулся, хлопнув перед лицом варвара клювом, будто дверью. Окажись монстр самую малость проворнее, киммериец остался бы без головы. Лишь после седьмого или восьмого арбалетного выстрела в упор безглазый летун начал отступать. Казалось, смертельный металл его не особо беспокоил.
Убил чудовище Рэльгонн, использовав тактику противника — упырь сложил крылья и камнем рухнул на зверюгу с высоты тридцати саженей. Хрустнули шейные позвонки, существо тяжко повалилось на брюхо, а каттакан снова унесся в темноту. Удары по крыше навеса возобновились с удвоенной мощью — твари, почуяв гибель собрата, обуялись невиданной яростью. Деревянная постройка начала угрожающе раскачиваться.
Теперь монстры не таились — они тонко и злобно верещали, ненадолго усаживались на землю возле навеса, не опасаясь стрел или шурикенов, потом снова поднимались в воздух... Стало ясно, что крыша очень скоро обвалится и тогда летуны запросто отыщут людей среди обломков...
— Быстро хватайте меня за крылья, — резко проскрипел Рэльгонн, возникнув рядом с Гваем и варваром, которые уже начали тихо паниковать. — И во всех подробностях представьте себе ваши покои в башне тана! Иначе я не смогу перенести вас туда! Ну же!
Конан, которому еще не доводилось проходить через Ничто вместе с каттаканом в другое время счел бы подобный способ передвижения слегка не подходящим для человека, однако теперь долго раздумывать не следовало — столб не выдержал; треснул, разломился и все сооружение начало медленно заваливаться набок.
Прикоснувшись к сухой и холодной коже упыря киммериец закрыл глаза и мысленно нарисовал знакомую по прошлой ночевке картину: две пышных постели в гостевой комнате жилища вельможного Арнульфа, безвкусные парчовые драпировки, дурацкий офирский столик с изразцами на гнутых ножках...
Легкое головокружение и неприятное чувство тошноты длились один миг. Упырь не подвел — исчез костер и разбросанные на утоптанной траве серебряные монетки и безделушки, затих злобный грай летучих хищников, запахло дорогими благовониями и сгустился аромат пережаренной пищи.
Прыжок сквозь Пустоту произошел мгновенно, Конан даже вздохнуть не успел.
— Ох, ошибся слегка, — чуть обескуражено сказал Рэльгонн. — Простите, но я обязан вернуться, дело не доведено до конца... После побеседуем.
— Что значит — ошибся? — нахмурился Гвай, но каттакан уже сгинул. Доблестные Ночные Стражи стояли посреди освещенного тусклыми масляными лампами помещения, большую часть которого занимало грандиозное ложе под резным балдахином, заваленное меховыми одеялами и красными, обтянутыми шелком, подушками.
— А?! Что?! Это кто тут?!
Ложе зашевелилось, и из-под груды одеял, словно всплывающий кит, появилась громадная туша, вполне подходящая по размерам к необъятной кровати. По ближайшему рассмотрению туша принадлежала вельможному тану Арнульфу.
Конан похолодел, представив, как это должно выглядеть со стороны. Двое взлохмаченных громил, у одного из которых в руке самострел, а у другого меч, врываются среди ночи к мирно спящему правителю маленького, но богатого золотом государства... Какие мысли возникнут у толстяка Арнульфа? Верно, попытка переворота, покушение, смертоубийство и прочие ужасы! Сейчас кликнет стражу, а утром оба злоумышленника будут сушиться на жарком солнышке Ауруса в удобных веревочных петлях.
Мрачные предчувствия киммерийца не оправдались — похоже, тан полностью доверял своему окружению и не опасался людей, живших с ним в одном доме. Продрав глаза, Арнульф вопросительно уставился на внезапно объявившихся в спальне охотников.
—Рассвело, что ли? — проворчал тан, оглаживая пятерней бороду. — Нет, солнца не видно... Вы откуда взялись, разбойники? И какого демона лишаете меня ночного отдыха?
Гвай опомнился первым.
— Светлейший, мы убили одно из чудищ, которых на Аурусе ошибочно полагали нечистой силой, — спокойно сказал он. — И пришли известить...
— Пришли?! — изумился Арнульф. — Каким образом? Ворота закрыты, в городе все спят! И вы еще от нежити ухитрились оборониться? Как?
— Это — магия, — ухмыльнулся Гвайнард. — Магия Ночной Стражи. Можно идти? После хорошей драки надо отдохнуть.
Конан не сдержался и прыснул: если нынешнее приключение Гвай горделиво именует «хорошей дракой», то какова же плохая?
—Если не врете — озолочу, — зевнул вельможный, повторяя старую угрозу по уши засыпать охотников золотом в случае благополучного завершения их предприятия. — Когда в следующий раз захотите войти, хотя бы постучите — вдруг я буду не один?..
Танова домоправительница, пышногрудая Анита, колыхая телесами под кружевной ночной рубашкой сонно доставила охотникам слегка подогретые овощи с мясом ездовых ящеров и кувшин эля, после чего уплыла обратно к себе. Конан сбросил кольчугу, надетую под куртку, умылся и устроился за столом.
— И что ты думаешь обо всем случившемся? — спросил он у хмурого Гвайнарда, пренебрегшего тушеным окороком «зеленой коровы» в пользу крепкого ячменного напитка. — Согласен, мы доказали, что призраки Ауруса являются всего лишь неприятными соседями человека и жалкими остатками чужого зла, сохранившегося со времен Первородных. А вот с зубастыми птичками будет посложнее — они слишком крупные и опасные.
— Меня смущает вовсе не кровожадность летучих тварей, — сказал Гвай. — Одну загадку мы, безусловно, разрешили, и сразу получили несколько новых. Первое: почему они охотятся именно за человеком и привезенными из Хайбории домашними животными? Летуны тысячелетиями охотились на здешних зверей, а тут вдруг резко поменяли вкусы,. словно люди являются самой лучшей и легкой добычей. Второе: чудища не появляются днем, как будто обладают такой же нежной кожей как и каттаканы, опасающиеся ожогов от лучей солнца. Они слепы, как кроты, но замечают движение... Они агрессивно настроены именно к чужакам, к непрошенным гостям из другого мира. Отчего? Я в тупике.
—Рэльгонн все разнюхает, — уверенно заявил Конан, отлично зная, насколько дотошен упырь. — Он всегда докапывается до правды.
Действительно, озадаченным новыми секретами Ауруса охотникам оставалось уповать только на каттакана, увлекающегося всевозможными тайнами, будь они как вполне безобидными, так и способными доставить самому Рэльгонну и его друзьям массу неприятностей. Упырь называл свою страсть «изучением строения мира», варвар же уверял, что у Рэльгонна в известном месте торчит даже не шило, а здоровенный кол, не позволяющий ему «жить как все». Данное мнение
Конана всерьез не принималось, ибо «таким, как все» Рэльгонн не был, да и быть не мог в силу своего нечеловеческого происхождения.
—Просыпайтесь! — задремавший киммериец встрепенулся, заслышав высокий голос упыря. — Скоро рассветет, и я должен буду уйти.
Каттакан, появившийся как всегда неожиданно, стоял возле окна и кутался в драный балахон. Вопреки обязательному приказу тана, ставни были открыты — на восходе небо начало розоветь.
— Может быть, достойный месьор Гвайнард соизволит взглянуть, что валяется на площади возле башни? — ядовитеньким тоном осведомился Рэльгонн, лакейским жестом указывая на оконный проем. Оба охотника высунувшись наружу едва не по пояс рассмотрели в предутренних сумерках непонятное черное пятно, распластаннре далеко внизу, на камнях мостовой. Упырь пояснил: — Это ваша законная добыча. Предъявите тану и его ближним. В настоящем и будущем поселенцам Ауруса придется воевать именно с нашими крылатыми приятелями. Кто одержит победу, мне неведомо, но у человечества есть определенные шансы.
— Воевать? — переспросил Конан. — Победу? Ты что несешь?
— Заткнись и выслушай, времени мало, — Рэльгонн прошелся по комнате, соображая, как бы попроще объяснить людям свои мысли. — Итак, мне удалось разрешить поставленные вами вопросы. Не без труда, само собой. То, что сначала было принято за борьбу человека, начавшего заселять Аурус, с примитивными хищниками, есть конфликт между двумя разумными сообществами.
— Что? Повтори! - Гвай с размаху плюхнулся в кресло, словно его перестали держать ноги. - Разумными? Кто это здесь разумен?
— Вы привыкли к тому, что мысль, разум, выражается в материи, — сказал упырь. — В вещах, которые человек может сделать собственными руками используя свои способности к размышлению. Стул, меч, королевский дворец, книга, корабль или сапоги — явления одного порядка. Все свершения человека заключены в бесчисленных произведениях его мастерства, которые помогают вам обороняться от врагов, вкушатьпищу, услаждать свой взор и тело... Ваши мысли записаны на свитки, глиняные таблицы или страницы фолиантов, чтобы другие люди могли с ними познакомиться. В этом человек и каттакан очень похожи — наши расы двигались по одной дороге. Первородные, прежнее население Ауруса, также были похожи на нас, только творили не с помощью рук, а силой разума. Это называется волшебством. Я и раньше предполагал, что в одной из Сфер Вселенной возможно появление расы, которая вообще не умеет ничего создавать... И оказался непогрешимо прав. Можно назвать это «нематериальной цивилизацией». Понимаете мои слова?
— Понимаем, не понимаем — неважно! — отмахнулся Конан. — И дальше что?
— Да то, что существа, с которыми мы так неудачно познакомились этой ночью, как раз и являются детьми такой цивилизации. Они умеют только думать, обмениваться мыслями, для них красота мира состоит не в искусственно созданных вещах, а в единении с самим тварным миром. И они насмерть перепуганы появлением человека, способного этот мир разрушить, переделать его под свои нужды и устранить других претендентов на право повелевать Аурусом.
— Откуда ты все это узнал? — озадаченно спросил Гвай. — Слишком неправдоподобно звучит!