115863.fb2
— Потом я тщательно опросил Абу-Бакра. Мол, не встречались ли в городе необычные храмы? Святилища, которые резко отличались от всех прочих? Туранец поразмыслил, и вдруг просиял: были такие! Выглядели они обычной ямой, которую окружали мраморные колонны. Прихожане выбрасывали туда мусор, отходы, мертвых животных, содержимое выгребных ям... Удивительно, правда? Но возле каждой такой ямы был собственный жрец и несколько служек, на мозаиках изображены богослужения, посвященные богу мусора. Согласись, необычный культ!
— Всегда подозревал, что эти Первородные были слегка не в себе. Поклоняться дерьму? Даже в нашей старой Хайбории до такого не додумались!
—Ты послушай, не перебивай! Это были святилища Мархорта. Бога, посвятившего себя времени и расстоянию. Его символ — загнивание, ибо с течением времени жизнь превращается в смерть, живое в не-живое и так далее до бесконечности. Это божество не злое и не доброе — оно просто существует. И сейчас мы едем к нему!
— К нему? — фыркнул Конан. — И где прикажешь его искать? Да жив ли, этот твой чумазый Мархорт? Сколько столетий прошло!
— Турудис уверял, что живехонек! Мархорт жил всегда, до Первородных и после них. По-моему, он просто живет. И ничуть не обращает внимания на прогремевшие над Аурусом бедствия. Он сам по себе.
— Далеко?
— Далековато, — вздохнул Гвай. — Турудис, желая побыстрее от меня избавиться, описал дорогу. Ехать строго на полночь, мимо каких-то «красных» холмов, сразу за холмами повернуть левее, к большому лесу, а в лесу искать самого Мархорта. При Первородных эти дебри полагались священными и охраняемыми, но сейчас там наверняка безопасно. Расстояние — тридцать с небольшим лиг. Если поспешим, до вечера успеем. Демон Синей Грозы был уверен, что старое божество сумеет нам помочь. Если, конечно, примет нашу жертву.
— Жертву? — насторожился Конан. — Какую такую жертву? Золото, животное на заклание?
Гвай откровенно фыркнул:
— И проще, и сложнее одновременно. Разберемся на месте. Главное, не сбиться с пути и отыскать Мархорта до заката, иначе нам придется тяжко... Надеюсь, в густом лесу у нас будет гораздо больше возможностей спрятаться от летунов. Ничего не получится — вернемся на другой день в крепость Арнульфа и будем устраивать жизнь на ближайшие шесть лун... Асгерд и
Эйнара жалко — невесть что о нас подумают. Погибли, дезертировали, попали в плен? Оставим! Я убежден, что богиня удачи не покинула нас!
— Твоими бы устами да пиво хлебать...
Красными холмами оказалась гряда скалистых возвышенностей, довольно нелепо смотревшихся среди золотистых полей Ауруса. Казалось, в этих местах погиб некий древний великан, его остов со временем покрылся землей и травами, и только огромная челюсть с поднятыми к небу гнилыми коричневыми зубьями осталась на виду.
Чем дальше всадники отходили от обжитых мест, тем больше диких животных встречалось по пути. Неподалеку толстый буллет охотится на здоровенных бескрылых птиц с гигантскими загнутыми клювами, тяжеловесно бродят рогатые гиганты, на чьих спинах свили гнезда яркие, синевато-оранжевые птички отдаленно напоминающие зимородков. В полулиге от подножия скал прошествовали два удивительных гиганта — тело слоновье, только ноги подлиннее, а шея вообще напоминает толстенную змею в пятнадцать локтей с маленькой головой, украшенной загнутыми рожками. В небесах порхали десятки разнообразных птиц и ящерок с протянутой вдоль туловища летательной перепонкой. Идиллия
— Гвай, хватит играть в секреты! — возмущался киммериец. — Если в твоем зачарованном лесу мы ничего не найдем, то вернуться до заката в крепость просто не успеем. Последствия ясны? Я всегда рассчитывал закончить свои дни в центре какой-нибудь великой битвы, вцепившись зубами в глотку врага, а не безвестно сгинуть в желудке летучего чудовища, испытывающего к человеку неодолимую ненависть.
— «Залитые кровью луга и оскверненные нивы, омоем мы кровью врага!» — продекламировал Гвайнард, но вернулся к прозе. — Конан, ты никогда стихи писать не пробовал? Хочешь узнать правду? Такие любители приключений как ты, всегда погибают не в грандиозных сражениях, под грохот барабанов, рев труб и победные вопли соратников «Да здравствует король!». Все будет прямо наоборот. Напьешься зимой, замерзнешь в канаве. Будешь зарезан низкопробной шлюхой из-за денег. Отравишься дурным пивом. Заболеешь холерой... Всем этим неприятностям подвержены как раз такие люди, как ты.
— Это почему же? — прищурился варвар.
— Потому, что самые опасные опасности обходят тебя стороной. Бойся опасностей маленьких, незаметных. И поменьше бравируй — скромность украшает. Бравада нужна только в серьезном деле — помогает победить.
Спор начал разгораться — киммериец даже припомнил несколько пророчеств, услышанных в разное время и от разных людей. Все они, почти в один голос, сулили Конану королевский трон в одной из держав Заката. Гвай отнесся к этому сообщению скептически.
— Давай рассудим, — усмехаясь, сказал он. — Немедии тебе не видать как своих ушей — у старого короля четыре сына и множество других родственников. Власть Трона Дракона неколебима! Зингара? По смерти старого Фердруго трон перейдет к принцесе Чабеле, и если ты не женишься на ней, королем не станешь. Династии Офира, Аргоса и Кофа слишком крепко держатся за власть, а у императора Илдиза Туранского не меньше полусотни собственных отпрысков, жаждущих дорваться до папашиного венца. Остаются Бритуния и Пограничье. Но становиться королем Пограничья просто неприлично — это же не страна, а смех один! Только за последние два года там сменилось девять монархов!
— Ты про Аквилонию забыл, — буркнул киммериец, вызвав у Гвая приступ долгого хохота.
— Ак... Аквилония? — всхлипывал Гвайнард. — Согласен, Нумедидес — один из самых неудачных государей, сиживавших на Троне Льва, хотя, конечно в слабости, ничтожности и бездарности он не может соперничать Гарольдом Проклятым, которого лет четыреста назад убили его же собственные гвардейцы, а тело вышвырнули в Хорот! Но ты забыл, что на старике Нумедидесе не заканчивается династия Эпимитриев — у него есть племянник, граф Дион. Тоже, конечно, не светоч разума. А самые веские претенденты на корону живут в Пуантене — великий герцог Троцеро и его разудалый молодой племянничек Просперо. Прав на трон у этих двоих достаточно — они племянники прежнего короля Вилера, за ними стоит богатейшая провинция, сильная армия... Знаешь, что подозрительно? Я ведь отдал несколько лет молодости Латеране, тайной службе Трона Льва, и научен видеть необычное в обычном. Троцеро на собственные деньги собирает наемничью армию в Боссонии, у границ Пущи, хотя мог бы использовать для борьбы с пиктами и регулярную аквилонскую армию. Старику позарез нужно войско, которое подчинялось бы только ему самому!.. То есть как — зачем? От Галпарана Боссонского до Тарантии — два дня спешного марша. Крупные отряды кавалерии и пешие легионы стоят на границах с Немедией и Кофом по Красной реке — верные Нумедидесу войска просто не успеют подойти к столице вовремя. А дальше все просто — да здравствует король Троцеро Первый!
— Ничуть не просто! — помотал головой Конан. — Руку даю на отсечение, сразу начнется гражданская война, что похуже любого вторжения извне. Против пуантенской партии немедля восстанут магнаты Таурана, Боссонии и Гандерланда, герцогство Шамарское тоже в стороне не останется. А любезные соседи, задушевные дру зья Аквилонии, под шумок оттяпают часть территорий, захваченных Сигибертом Завоевателем.На месте Троцеро, если он действительно задумывает переворот, я бы подыскал какого-нибудь малоизвестного, но умного человека, никак не связанного с древними благородными фамилиями и, чтобы никому не было обидно, именно его посадил на трон...
— Тебя, например!..
Тут уже рассмеялись оба. Слишком уж плохо вязались между собой Конан Канах и пятизубая корона Тарантии.
Но разговор этот Конан запомнил надолго — выводы Гвая показались киммерийцу вполне разумными.
Действительно, если Пуантенская партия постепенно начинает готовить почву для устранения с престола никчемного Нумедидеса, то почему бы не поучаствовать в грядущем веселье? Жаль, конечно, покидать Гвайнарда и компанию, но седмиц через пять-шесть надо будет собраться и выехать на Закат — вдруг получится ухватить и свой кусок сладкого пирога?
Ехать ранней осенью смысла нет никакого — попадешь в распутицу, придется подождать до середины второй осенней луны, когда почву схватит первый мороз... Через Пограничье, полуночные перевалы Немедийских гор, Темру, Гандерланд...
«Дурак! — обругал себя Конан. — Какая Темра? Откуда здесь Гандерланд? А Хайбория кА - жется блеклой точечкой на звездном небе! Не за будь, тебя занесло к демонам на куличики, и выхода отсюда нет никакого! Огромная, богатая, красивая и опасная тюрьма, доверху набитая чудовищами и нечистой силой! И ведь подкоп не сделаешь, и решетки не перепилишь!
— О чем ты договорился с Турудисом? — спросил Конан, желая отогнать дурные мысли. — Неужели демон согласился переговорить с крылатыми летунами?
— Его условия ты уже слышал, — сказал Гвай. — Персональный склеп, охрана и все такое. Выполнят — он сходит к летунам. Вот, кстати, Турудис потребовал, чтобы ему устроили встречу с таном. Ничего, Арнульф переживет. Я думаю, что со временем дело уладится — Турудис откровенно скучает в бездействии, а мы предложили ему несколько поразвлечься. Сам понимаешь, каково это — столетиями сидеть в стене и дожидаться, пока не заявятся осквернители гробниц. Демон владеет магией, значит сможет общаться с летунами. Если они его примут и согласятся с нашими доводами... Глядишь, конфликт двух разумных рас окажется разрешен с помощью нечистого духа из Черной Бездны. Если сейчас вернемся домой, через полгода обязательно наведаюсь на Аурус, узнать, есть ли изменения к лучшему.
—Посмотри, скалы закончились. Теперь куда ехать?
Цепь каменных нагромождений кирпичнокрасного цвета оборвалась, открывая обзор. Впереди простиралась бесконечная травянистая равнина, а слева, на полуночном закате темнела пушистая лесная полоса. На взгляд Конана до опушки оставалось около полутора лиг.
— Приметы сходятся, — кивнул Гвай. — Турудис сказал, будто отыскать этого полубога будет довольно просто, не промахнемся. Насколько я понял демона, Мархорт изначально принадлежит Кертару — как солнечный свет, воздух или деревья. Он не порождение этого мира, а его часть.
— Ты что-то говорил про ловушки? — настороженно сказал варвар. — Едем шагом, со всей осторожностью — очень не хочется сверзиться в яму с кольями на дне!
Чащоба встретила путников полнейшей тишиной — лишь изредка в дебрях щелкали сухие веточки. Подлесок состоял из кустарников и огромного количества ярких цветов, которые Гвай запретил трогать — вдруг ядовитые? Тропинок не наблюдалось вовсе, будто в лесу не ходили даже животные, обычно протаптывавшие дорожки в сторону водопоя или берлоги.
Больше всего людям не понравился воздух — густой, без единого движения, затхлый. Заберитесь в подвал давно заброшенного дома и почувствуете то же самое. Запах плесени, сырости, подгнивающих листьев; очень слабо пахнет еще чем-то мерзким, напоминающем о разлагающихся трупах или испорченной пище. Лес выглядел мертвым.
—Приятное местечко, — поежился Конан. — По моему разумению, боги обязаны выбирать для своей обители нечто более возвышенное и удобное. И чтоб нектаром пахло!
Охотники блуждали по лесу не менее колокола, старательно обходя черные болотины и поваленные стволы. Пусто! Никаких признаков жилья или святилища — только серая пыльная паутина, тягучая мерзкая слизь, свисавшая с трухлявых подгнивающих веток, на некоторых деревьях замечались желтые шарообразные плоды, видом сходные с дыней. От любопытства Конан сорвал одну такую дыньку, принюхался и едва не сплюнул — пахло тухлятиной. Разозлившись, варвар запустил плод в ствол близлежащего дерева...
— Рехнулся?! — это был первый возглас Гвая, который разобрал слегка оглохший варвар. Оказалось, что Конан валялся на прелой влажной траве, сартак беспокойно гарцевал шагах в тридцати поодаль, а на правом бедре киммерийца зияла небольшая, но весьма болезненная рана, из которой торчало что-то темное и твердое.
Желтый плод, ударившись о твердую кору дерева с грохотом взорвался, разбросав едкое сероватое облако пыли и десятки звездочек-семян, которые могли поранить не хуже любого шурикена. К счастью, пострадал только Конан, а у гваевского коня оказалась перерезана упряжь. Окажись всадники поближе, могло и убить.
Гвай двумя пальцами извлек из ноги киммерийца жесткое, как железо, треугольное семечко, отбросил подальше и кое-как перетянул рану, Конан сквернословил сквозь зубы — больно, кровь течет, а зловоние усилилось до полной невозможности. Словно в выгребной яме сидишь!
Пока Гвайнард возился с повязкой, раздирая на ленты запасную нижнюю рубаху, добытую из дорожного мешка, Конан озирался по сторонам, ожидая очередных пакостных сюрпризов. Он и прежде слыхал о растениях-хищниках, в Дарфаре их множество, но такие растения охотятся только на мух или совсем крохотных птичек. Зачем же природа Ауруса создала плоды, больше похожие на взрывающиеся горшки с зингарским огнем, где в сместь земляной смолы, угольной пыли и некоторых других горючих составляющих обязательно добавляют железные обрезки — чтобы раненых было больше?
Желтых плодов на поляне наблюдалось великое множество. Упади они все одновременно, о Ночной Страже на Аурусе никто больше никогда не услышит — охотников изрешетит тысячами осколков. С другой стороны прогалины возвышается огромный завал бурелома — десятки поваленных и гниющих деревьев. Больше ничего привлекающего внимания — древний, умирающий лес.
— Встать можешь? — Гвай поднял Конана за руку. Варвар морщился, но терпел.
— Мы не заблудились? — угрюмо спросил киммериец, попутно размышляя о том, не было ли в поранившем его зернышке какой-нибудь заразы. — На мой скромный взгляд, в таком лесу не то, что бог, самый грязный демон не поселится! Надул нас Турудис, вот что я скажу. И солнце садится.
— Поездим еще немного, а когда начнется закат, поскачем обратно в крепость, — решил Гвай. — Конан, погляди, куда это твой Гнедой собрался?
Сартак вовсе не по-лошадиному пропищал неразборчивую тираду, смысл которой от охотников ускользнул, вломился в напоминавшие шиповник колючие кусты и сгинул в дебрях, обходя гору бурелома. На яростные оклики хозяина Гнедой отзываться не желал.
Припомнив несколько особо ярких словечек из утренней речи тана Арнульфа, киммериец пошел вслед за упрямой скотиной. Колючки вытягивали из дивных плащей нити, царапали голые предплечья, путались в длинных волосах, но киммериец твердо решил выяснить, что привлекло его зубастого приятеля.