115863.fb2
— Не люблю привязывать себя к одному месту и одному человеку, — совершенно правдиво ответил Конан. — Эйнар вот вообще живет бобылем, на девиц даже не смотрит. К нему же ты не цепляешься?
— Я не-человек, мне можно! — немедленно возмутился Эйнар. — За несколько тысяч лет все надоедает... Постойте-ка, что происходит? Гвай, Гвай...
Броллайхэн затрясся будто в судорогах — всем показалось, что воплощенному Духу Природы стало очень нехорошо. Так оно и было — Эйнар, своим нечеловеческим существом почувствовал нечто очень и очень скверное...
— Тише, я в порядке, — промычал броллайхэн, вставая, опершись на Конана и Гвая, подбежавших на помощь. — Посмотрите в лес!
Эйнар вытянул подрагивающую руку, указывая на отлично просматривавшуюся с холма лесистую низину, в глубине которой скрывалась деревня Торгал. Пока не наблюдалось ничего особенного — черно-зеленая бесконечная полоса диких пущ, вдали синеет освещенная закатом полоса Кезанкии, за горами начали тускло вспыхивать первые вечерние звездочки. Мир и тишина.
Рр-ду-ум! Этот глухой удар буквально втолкнулся в уши каждого, будто ударили тяжким молотом. В голове зазвенело и помутилось. Но перед звуком пришел свет. Безжалостный неопределенно-белый свет, ярче звезд и ярче солнца. Конан и все остальные потом долго жаловались, что перед глазами стоит непроглядное пятно, как отпечаток этого неживого света.
Первая вспышка — чуть растянутый над землей круг — полыхнула мгновенно, до нетерпения ярко, обжигая открытую кожу. Потом круг померк до пронзительного желтого, оранжевого и багрового, заместившись поднимающимся в небо клубом пыли, смешанной с жидким пламенем. Еще несколько мгновений спустя лес на холме, облюбованном охотниками колыхнулся под порывом теплого ветра. Серебристые облачка над головой шустро разбегались по сторонам, словно испугавшись невиданной ярости чужой силы. Земля мягко качнулась — так качается привязанная у берега лодка на волнах прибоя.
Амулеты, висевшие на груди у каждого, заледенели и перестали вздрагивать — теперь они просто били в грудь непрестанным набатом.
Простенький оберег мага Пелиаса Кофийского видел невыразимую черную силу. Силу, которой не мог противостоять. Впрочем, надежда оставалась — амулеты не рассыпались и не расплавились, что означало бы гибель для их носителей.
Внизу, в подхолмье, разгоралось лесное пожарище, распространявшееся кругом от центра, в котором прежде находилась деревня Торгал. Кольцо огня было особенно хорошо заметно с высотки, на которой находились Ночные Стражи.
— Эйнар! — почти панически выкрикнул Гвай. — Убери огонь! Как хочешь, но убери! Немедля!
Вот теперь Конан впервые воочию увидел, на что способен броллайхэн, Дух, порожденный самим тварным миром, существо, принявшее воплощение человека, хранящего вечную молодость.
Эйнар необычно насупился, мальчишеские черты лица стали резкими и злыми, он за один миг словно постарел не полсотни лет, потом силуэт молодого человека растекся на струйки тумана, даже вполне материальная одежда исчезла в колдовском зареве. Сероватые ручейки потянулись вверх, набухая и разрастаясь, и вдруг вспухли в облако, тучу, сверкающую проблесками молний...
— Это Эйнар? — выдавил задравший голову Конан. — Гвай, поклянись именем своих предков, что это Эйнар!
—Клянусь всем, чем пожелаешь! Он же броллайхэн, создание природы и Алого Пламени Равновесия!
Вскоре на разраставшийся лесной пожар хлынул долгий, тяжкий и молчаливый ливень, уничтожающий оранжевые цветы огня и распространяющий густой гаревый дым. Сама природа, устройство мира, в лице своего отпрыска, восстало против явившегося из ниоткуда чужого зла.
В небесах грохотало до середины ночи, затем дождь стих и прекратился.
К третьему колоколу после полуночи бессонные Гвай и Конан, оставшиеся сторожить измученную и заснувшую Асгерд нашли возле погасшего кострища Эйнара. Броллайхэн безмятежно спал и почему-то улыбался. Только лицо выглядело осунувшимся. По скулам и вискам бродили серые тени. Обычные, живые тени, присущие уставшему человеку.
—Ты думал, облако и Гроза — это я сам? Ничего подобного, я лишь использовал свое волшебство Равновесия, чтобы создать бурю. Конечно, это можно было сделать и не покидая собственного тела, но зато вышло гораздо добротнее. Столько времени бушевало! Последний раз подобный трюк я делал лет шестьдесят назад, когда засуха в Бритунии вызвала лесные пожары, захватившие половину Райдора. Силы израсходовал безмерно... Отоспаться бы сутки-двое.
Конан слушал затаив дыхание.
— В седле отоспишься, — безжалостно сказал Эйнару Гвайнард. — Если уж некто уничтожает целые деревни используя столь мощную магию, мы должны спешить, как никогда не спешили!
— Куда спешить? — уныло вопросил Эйнар. — С соломинкой против двуручного меча не попрешь. И потом, ты неверно выразился. Не «некто», а «нечто». Пускай я никакой не волшебник, но колдовстве разбираюсь. Выброс магии, который мы наблюдали вечером, не был направлен чьей-то волей. Привожу пример. У всякого знаменитого мага есть волшебное кольцо, в которое он вкладывает часть собственной силы. Если кольцо разрушить, например, бросить в кузнечный горн и расплавить, сила высвободится и произойдет почти то же самое — кузню разнесет в мелкую щепку, а неконтролируемая хозяином магия либо вызовет Бурю Перемен, либо сожжет все вокруг на расстоянии лиги.
— Вот как? — опешил Гвай. — Точно, никаких фантазий? Но позволь узнать, откуда в нашей непролазной глуши появляется так много «ничьей» черной магии? В Бритунии и колдунов-то стоящих никогда не было, не одарен наш народец этим сомнительным искусством! Я понимаю там в Стигии, Гиперборее... Но не в Бритунии!
—А ну, постойте! — подался вперед Конан. — Это, конечно, только догадка, но меня зацепили слова «ничья магия». Что значит — ничья? Есть непререкаемый закон: волшебство само по себе возникнуть не может! Не бывает же книг, написанных никем, или детей, не рожденных родителями! Предположим, что с очень давних времен в горах остался некий артефакт. О нем не знали даже искушенные в колдовстве кхарийцы, иначе старинная карта герцога Райдора давала бы пояснения... Что остается? Валузия? Сомнительно — валузийцы не оставили бы настолько сильный артефакт без присмотра. Атлантида? Об этом и думать дико — атланты были не особо талантливым народом. Лемурия? Уже ближе, но государство лемурийцев лежало далеко в океане, а мы находимся в центре материка. Или этот никому не известный Рота-Всадник, эпоха не-человеческих цивилизаций?
—Может, перестанем гадать на фасолевых зернышках и поедем дальше? — предложила Асгерд. — Валузия, Лемурия, Роту зачем-то приплели... И тем не менее внизу, под холмом, словно вулкан извергался. Я не разделяю мнения о зловредных предках, тысячелетия назад планировавших насолить человечеству — просто не понимаю, зачем это было им нужно. Бессмыслиица... Седлайте лошадей, уже достаточно рассвело, чтобы продолжить путь. Лично я не жажду проезжать мимо Торгала, но, видимо, придется.
Пришлось, конечно. Дорога спустилась с холма, попетляла между болотин, опять вернулась под своды леса, теперь нестерпимо пахнущего гарью. Вскоре обнаружились и следы пожара — обугленные и поваленные стволы. Пришлось двинуться в объезд, ибо несколько огромных деревьев, вывороченных с корнем, перегородили тракт.
— Ай, как скверно, — качал головой Эйнар, наблюдая под копытами лошадей тушки почерневших, мертвых птиц, сгоревших прямо в полете. — Мы находились в семи лигах от деревни, окажись ближе — попали бы под удар. Любопытно, что осталось от Торгала?
Интерес Эйнара вскоре был удовлетворен в полной мере. На месте деревни теперь чернело ровное, как стол, поле. Смело все строения, тын, от невероятного жара земля спеклась в потрескавшийся камень. Не уцелело ни одного столба. И вот какая странность: окружавший Торгал густой лес сильно пострадал от огня, часть деревьев рухнули, но полные разрушения наблюдались только по периметру деревенского тына. Поселение выжгло ровнехонько по его границам, вернее не выжгло, а напрочь испепелило. Дома, люди, животные точно испарились.
Гвайнард не преминул исследовать огромную черную проплешину, надеясь отыскать место, где возникло колдовское пламя, однако не преуспел — никаких следов. Торгал будто срезали с поверхности земли гигантским ножом. В живых, разумеется, никого не осталось.
— Похоже на заклинание Белого Пламени Оридата, — мрачно сказал Эйнар, когда выжженное поле осталось позади. — Применялось в Кхарии, боевая магия Ахерона, я читал. Откуда это безобразие в наши просвещенные времена вынырнуло это безобразие? Не понимаю, хоть мне кол на голове тешите!
И вновь потянулся долгий дорожный день с редкими привалами, остановками возле речушек, чтобы напоить лошадей, и бессмысленными разговорами. Когда варвар почти уверил всех остальных, что в горах скрывается могила Роты-Всадника, Асгерд не выдержала, поименовала размышления соратников «неприкладным умствованием» и посоветовала тщательнее смотреть по сторонам, а не трепать зазря языками.
Незадолго до третьего полуденного колокола, охотники узрели на дороге удивительную процессию: тракт пересекали два десятка низеньких, обросших бородами как мхом, созданий, в лиственных одеждах и с посохами сделанными из древесных веточек. Человечки, достигавшие Конану едва ли высоты колена, шли цепочкой, и только заметив всадников, рассыпались по придорожным кустам — прятаться.
— Данхан, лесные карлики, — пояснил Гвай, хотя варвар прежде видел подобное существо, помогавшее Ночной Страже в поимке ронинского упыря. — Да как много! Наверное, целая семья. Очень необычно: лешаки привязаны к собственному участку леса и никогда не переселяются в другие места. Что их напугало?
— То же, что и нас с тобой, — разумно ответил Конан. — Если вернемся в Райдор живыми, придется взять с герцога двойную плату. За особую опасность предприятия.
— Кстати, о герцоге, — Гвай повернулся к Эйнару. — На следующей стоянке возьми пергамент со стилом, да отправь сокола к вельможному. Особенно Райдора не пугай, но о разрушении Торгала обязательно сообщи. Пусть знает, что мы пока живы и пытаемся действовать.
К Драконьей Лапе и четырем долинам удалось выйти только к вечеру следующего дня. Горы теперь воздвигались прямо впереди темной зубчатой стеной, вершины синели ледниками, а левее, за скалами Лазурного кряжа, и впрямь угадывалось темное неподвижное облако, укрывшее Исчезающую долину.
Особых приключений по пути не претерпели — ничейная магия если и буйствовала, то в других местах. Зато встретили довольно много знакомых тварей, которых нормальные люди привыкли именовать «чудовищами».
Предгорья обеднели на двух этеркапов — пузатые мерзавцы по им одним известной причине решили перегородить ядовитой паутиной дорогу. Спасибо остроглазому Эйнару да хорошему чутью принадлежавшего варвару сартака — Гнедой остановился как вкопанный, отказавшись идти в западню. Вновь пошли в ход серебряные дротики и склянки с зингарским огнем, оба любителя расставлять сети на проезжих трактах расстались со своей странной жизнью, а охотники отправились дальше. Однажды встретили довольно крупного липера — сиречь некое подобие громадной хищной блохи — но чуда перепугалась людей, оттолкнулась от грунта дороги мощными задними лапами, взвилась в воздух и с впечатляющим грохотом рухнула где-то в буреломе за деревьями.
Ночью, стоявший на страже Конан подстрелил неосторожно приблизившегося к стоянке гримлока — человекоподобное существо с сине-черной гладкой кожей, гривой светлых волос, тянущихся вдоль хребта и удивительными глазами — невидящими и белоснежными. Гримлоки слепы, добычу находят по звуку, и атакуют при помощи молний, срывающихся с рук. Варвар, пускай и не обладавший чувствительным слухом гримлока, первым заметил противника и угостил невнятную тень арбалетной стрелой. На этом неприятные встречи и закончились — вся лесная нечисть будто сговорилась обходить отряд Ночной Стражи десятой дорогой.
Путь теперь лежал вверх по возвышенностям, означавшим, что равнины Бритунии остались позади и начинается царство Кезанкийских гор. Когда солнце отстояло от закатного горизонта меньше, чем на три ладони, наконец-то показалось знаменитое Четырехдолье.
Горы и впрямь напоминали лапу титанического дракона — в холмистую равнину врезались пять скальных хребтов-когтей, рассекая зеленые поля на широкие длинные межгорья. Судя по картам, замок барона Дортона находился в глубине правой, самой полуденной долины. Как раз в ту сторону и вела дорога.
— Вот и приехали, — Гвай, вытянув руку, указал на солидный каменный столб, украшенный как бритунийскими буквами, так и рунами Нордхейма и Гипербореи. Надпись гласила вполне ожидаемое: «Здесь начинаются ленные земли баронов из славного рода Дортон, милостью лучезарного Митры!»
Насчет «приехали», Гвайнард ошибался. Расстояния в предгорьях нельзя оценивать на глаз — скалы Драконьей Лапы оказались довольно далеко, в восьми лигах. Вечерело, а потому следовало поторопиться. Вламываться в дом к барону среди ночи было бы и неосмотрительно и невежливо — в сложившейся ситуации, когда вокруг происходит один Нергал знает что, его милость Олем Дортон вполне способен не пустить на порог столь поздних гостей.
Лошади пошли переменчивым аллюром, с галопа на рысь и снова в галоп — надо успеть к замку до заката. Тем более, что возле скал началось довольно непонятное, а учитывая все события минувших дней, настораживающее явление. Появился туман.
Признаться, туман в горах не редкость, но только не в разгар жаркого лета и не на границе с равниной. Тем более, что клубы серого марева вели себя как-то странно — появившись на отдаленных склонах Лазурного кряжа, они начали постепенно сползать вниз, напоминая снежную лавину. Пока это происходило медленно, но если отряд не успеет к замку за три-четыре квадранса, облако запросто накроет долину. И течет оно слишком целеустремленно, слишком неотвратимо, будто океанская приливная волна.
—Времена тумана, а? — крикнул варвар Гвайнарду, подталкивая шпорам Гнедого. — Это зрелище мне напомнило слова Асгерд. Необычное облако, согласись!
—Соглашаюсь, — рявкнул Гвай. — Может ты на время заткнешься? Вот замок, поддайте ходу!
И точно, замок. Родовое гнездо Дортонов устроилось на широком каменном уступе в лиге от устья долины. Не заметно, что баронское семейство было излишне озабочено возможностью нападения на замок — с кем здесь воевать прикажете? Подъезд свободен, никакого рва или могучих бастионов, дополнительные укрепления отсутствуют. Архитектура, как и везде в Бритунии, простая, без изысков — чуть вытянутый квадрат стен, с полуночной стороны высится довольно изящный донжон с островерхой крышей и флагштоком, по углам возведены круглые башенки, имеющие больше декоративное, чем оборонительное значение. Солнце еще не зашло, а на стенах вовсю пылают огоньки факелов — прекрасно, хозяева дома!
Дома-то дома, но ворота негостеприимно закрыты, что есть нарушение традиций. Створки запираются только когда солнце окончательно скроется за горизонтом, таково правило, установленное дворянским этикетом. Закрыто — значит Дортон имеет основания чего-то опасаться.