Ван Хох проснулся, как всегда, рано. Он уже успел привыкнуть к разнице во времени, которая изрядно выматывала его в первые несколько дней в Европе, и теперь все снова встало на свои места. Он распахнул шторы и окинул взглядом Вечный город, еще тихий и будто застывший в собственном величии в эти последние предрассветные минуты. Сегодня был решающий день, Ван Хоха ждала очень важная встреча, от которой во многом зависело если не его будущее, которое с недавних пор его заботило мало, то будущее Европы и может быть, даже всего мира. Старый художник был почти спокоен - в своей долгой жизни он попадал в куда более сложные и драматические ситуации, так что сегодняшняя аудиенция была лишь очередным эпизодом в его богатой на приключения биографии. Тем не менее, человек, с которым он должен был увидеться, занимал настолько высокое положение, что Ван Хох, не поддерживавший последнее время тесных контактов с великими мира всего, все-таки в самой глубине души немного робел, в чем не смел признаться даже самому себе.
Трагическая гибель бразильского принца, семья которого была вхожа во все европейские кабинеты власти и который должен был стать посредником в организации сегодняшней аудиенции, едва было, не разрушила планы старого художника. Но он, видимо, продолжал оставаться любимцем судьбы, и она тут же послала замену бедному Педру. Ван Хох так до конца не понял, был ли на самом деле его гид Василий русским или греческим принцем, но его связи сработали скоро и эффективно.
По привычке плотно позавтракав в отеле - именно поэтому и еще, наверное, из патриотических соображений он предпочитал немецкую сеть Kempinski всем остальным - Ван Хох сел в такси и отправился на аудиенцию.
***
Бенедикт XVI мало отличался от своего растиражированного СМИ образа: всем видом он демонстрировал благость и учтивость и держался весьма бодро для своего почтенного возраста. Ван Хох решил не тратить драгоценного времени понапрасну и сразу же приступил к делу. Едва швейцарские охранники закрыли за ним дверь, как он бодрым шагом подошел к Папе, и, не давая тому вставить ни слова, произнес:
- От имени великой Германии и организации "Единая Европа" я хочу поблагодарить вас, Ваше Святейшество, за то, что вы делаете, чтобы наш континент занимал подобающее ему ведущее место в современном мире, - своим торжественным вступлением Ван Хох немного сбил с толку понтифика, не ожидавшего от него таких откровений в самом начале беседы. - Я должен вам признаться, что ваша блестящая карьера стала самой выдающейся историей успеха, к которой приложила руку "Единая Европа".
Бенедикту был явно не по душе этот разговор. Он осторожно прокашлялся и заметил:
- Ну, вообще-то я тоже приложил к ней руку.
Но Ван Хох его уже не слушал, потому что давно не посещавшее его красноречие вдруг овладело им, и старого художника понесло:
- Сейчас, когда Европа оказалась перед двойной угрозой - утраты независимости и полного подчинения "атлантистам" с одной стороны и завоевания ордами новых варваров - с другой, такие великие люди, как вы, высоко несут свет европейской традиции, являя собой пример для подражания как политикам ЕС, так и рядовым ее гражданам. Глядя на вас, я отчетливо понимаю, что война по большому счету не была проиграна, и с таким трудом спасенное золото нашей страны не было потрачено понапрасну. Вы даете надежду миллионам немцев и других настоящих европейцев, и я горжусь вами. Молодец, Ратцингер! Я всегда верил в вас, и теперь вижу, что не ошибся. И я верю, что смогу на вас рассчитывать!
Пока Ван Хох произносил этот экспромт, понтифик инстинктивно подтянулся, выпрямил спину и подсознательно принялся ловить каждое слово некогда великого оратора.
- Так вы готовы послужить общему делу, Ратцингер? - Ван Хох пристально посмотрел в глаза Папы.
- Яволь, мой фюрер, - на автомате выпалил тот и даже попытался щелкнуть каблуками красных туфель Prada, но вовремя спохватился, смущенно закашлялся и пригласил Ван Хоха присаживаться.
- Какой помощи вы ждете от меня, господин Ван Хох? - спросил понтифик, устраиваясь в темно-красном бархатном кресле. Здравый смысл все еще отказывался верить, что перед ним сидел тот самый великий вождь немецкого народа, сначала превозносимый до небес, а потом преданный наилютейшей из анафем. По законам природы, фюрер не мог так долго оставаться в живых, к тому же он выглядел моложе самого Бенедикта и не был похож на свои портреты. Но он узнал его каким-то шестым чувством, и это чувство заверяло Папу, что перед ним был Адольф Гитлер собственной персоной. "Неисповедимы пути твои, Господи", - вздохнул понтифик, - "И да не введи нас во искушение, и избави нас от лукавого".
От слов молитвы Ван Хох не рассыпался в золу и не рухнул в конвульсиях на пол. Напротив, он тоже постарался сесть поудобнее и только тогда начал свой рассказ:
- Мне скорбно признавать это, Ваше Святейшество, но миру грозит большая опасность. Существует одна вещь, Объект, природа которого до сих пор не изучена и который мои люди, ослепленные гордыней, доставили в свое время в Германию из Тибета. Этот Объект обладает сверхъестественной силой и, попади он в недостойные руки, может изменить существующий в мире порядок. Я понял эту истину осенью 43-го и распорядился вернуть его на место. Там он до сих пор и обретается - среди снегов и горных вершин, но информация об Объекте перестала больше быть тайной. Нашлись деструктивные силы, сектанты, которые активно занимаются его поисками, и поскольку они располагают значительными финансовыми средствами, то рано или поздно его обнаружат. И тогда они попытаются с его помощью переделать мир на свой манер.
- О какой секте вы говорите? - осторожно поинтересовался Папа.
- О саентологах.
Бенедикт не был хорошо знаком с саентологией, но считал это учение богопротивным уже по той причине, что оно подменило Господа "звездными войнами":
- И как же я смогу уберечь мир от заговора саентологов? - мягко спросил он.
- Вы укроете Объект в одном из ваших тайных хранилищ, - уверенно заявил Ван Хох.
- Я должен детально изучить и сам вопрос, и ваше предложение, чтобы понять, что я могу для вас сделать, - ответил Бенедикт, - так что оставьте всю информацию по этому делу моему личному помощнику. Чем я еще могу быть вам полезным, господин Ван Хох?
Старый художник немного замялся:
- У меня к вам есть просьба личного характера, - наконец, немного смущенно произнес он и даже отвел глаза.
- Я вас слушаю, - все тем же мягким голосом произнес Бенедикт.
- Дело в том, что я очень давно не исповедовался, а тяжесть моих грехов столь велика, что я не осмелюсь доверить их простому священнику и даже непосвященному иерарху вашей церкви.
Папа тяжело вздохнул, поднялся с кресла, сцепил руки за спиной и, немного ссутулившись, подошел к окну. Несколько минут он молча смотрел на сады Ватикана, а Ван Хох в это время не сводил с него глаз. Наконец Бенедикт повернулся к нему и, стараясь не встречаться глазами, с искренней печалью в голосе произнес:
- Тяжесть ваших грехов столь велика, что в нашей церкви не найдется священника, который смог бы отпустить их вам...
Ван Хох не проронил ни слова, встал, развернулся на месте и быстрым шагом направился к двери. У выхода он остановился, оглянулся и бросил отрывисто:
- Простите.
- Ступайте с Богом, - ответил Папа, - и да пребудет с вами мир, сын мой.
***
Мира не было в душе Ван Хоха, когда он покидал город-государство. В ней царило опустошение, а на плечи непосильным грузом навалилась огромная тяжесть - то ли неотпущенных грехов, то ли дарованной Объектом неправедно долгой жизни. Он медленно прошел всю площадь, зажатую в тиски объятий двух крытых колоннад, перебрался на теневую сторону улицы, прошел скопление туристических автобусов и остановился в поисках такси.
Машина подкатила сразу, будто специально ждала его, и он почувствовал неладное, когда сел и уже собирался захлопнуть за собой дверцу. Ван Хох попытался выйти, но чьи-то сильные руки втащили его внутрь, кто-то захлопнул за ним дверь, а кто-то прижал к лицу маску, пропитанную едко пахнущей жидкостью. Он вдохнул отвратительную субстанцию и тут же погрузился в бесцветное и бесформенное небытие.
***
Василий до вечера прождал возвращения Ван Хоха из Ватикана, все больше волнуясь и раззадоривая себя душераздирающими сценами, в которых старый художник то попадал под машину, то становился жертвой румынских цыган-грабителей, а то валился в безлюдном месте на землю, сраженный сердечным приступом. Когда над Римом зашло солнце и в небе зажглись первые еще бледные звезды, у Василия больше не осталось сил на терпеливое ожидание, и он заявил в полицию о пропаже туриста - гражданина Бразилии Жозе-Криштиану-Хорхе-Алоиша да Сильва Шикльгрубера Ван Хоха.
11 июня 2009 года
Отель Ritz-Carlton - Вилла "Савона"
Рим, Италия
Саша проснулась от звуков знакомой с детства мелодии, что-то из кино 70-х, кажется, "Эммануэль". Мелодия все время крутилась по кругу, как будто играла неисправная пластинка, и, наконец, она сообразила, что это был рингтон мобильника ее нового знакомого. Вчера в баре отеля он сравнил ее с Пенелопой Крус, а ей всегда это льстило. Кинозвезда, на которую аргентинская модель Саша Родригес внешне немного походила, была в числе ее кумиров, так что, неудивительно, что романтический вечер закончился в ее номере.
Телефон не умолкал, Саша нашла его на ощупь, взглянула на экран и прочитала: "Круз". "Неужто сама Пепа?" - усмехнулась она и решила ответить. Она ошиблась - на другом конце линии прозвучал немного раздраженный мужской голос:
- Где Норман?