— Да, тонкая кишка тонка, а вот толстая — нет. Конечно, рукописей Неелова, скорее всего, больше не существует в физическом мире, конечно, Цокотухин передирал Неелова в своем кондовом стиле, но дело в том, что Степин роман обо мне. Там масса вещей, тиснутых из моей биографии. Он их знал, я ему рассказывал и разрешил пользоваться. А Цокотухин ничего такого не знал, не ведал. И я смогу доказать с помощью своих свидетелей, что и герой в изданной книжке — я, и события выписаны из моей жизни.
Я, конечно, блефовал, но это был единственный способ растормошить собеседницу.
— Я читала роман и Неелова, и Цокотухина. В самом деле… в обоих вещах главный персонаж закончил Свердловский педагогический институт… И служил потом в Афганистане, в вертолетных частях…
— У меня сорок боевых вылетов, был я не хухры-мухры, а бортовой стрелок. Здесь, в Свердловске-37, живет «братан», который может подтвердить.
— Главный герой любил метко стрелять по душманам.
— Вот здесь, Елена, исправление Цокотухина. Признаться, я не любил угощать из пулемета незнакомых людей, тем более, если они размером не крупнее букашки… Не любил, но приходилось.
Дама, как бы признавая некоторую мою правоту, придвинула ко мне свое дурманящее декольте и свою голую коленку… и тут я заметил Цокотухина. Оказывается, он культурно отдыхал в том же ресторане. За столиком был он, еще мужик с протокольной рожей и крепкотелая баба — такие раньше украшали горкомовские буфеты. Вот Цокотухин встал и направился к выходу из зала. Домой? Или только отлить?
— Погоди, Лена. Я хочу сделать алаверды одному своему знакомому.
И, прихватив рюмку с водкой, устремился вслед за писателем. Тут мне помешали танцующие пары, особенно толстый коротышка, ухвативший длинную девицу где-то в районе гениталий. Догнал я Цокотухина уже у входа в сортир.
— Спасибо вам, Вячеслав Сергеевич, что вы позволяете молодым авторам публиковаться под вашей фамилией. У них от радости даже душа от тела отделяется, — сказал я комплимент и выплеснул содержимое рюмки прямо писателю в глаз.
Вячеслав Сергеевич вблизи имел лет сорок пять, крепкое телосложение, лысую кочерыжку, жесткие скулы и бравую щеточку усов.
— Ах ты, жидовская морда, — сперва произнес он.
Вот это да. Угадал. Хотя я совсем не выраженный, русая бородка у меня совсем в маму, вернее в мамину родню.
— У вас хорошее чутье. Этого не отнимешь, — снова похвалил я и врезал левой ему под дых.
Писатель бросился на меня как зверь. Как раненый бешеный кабан. Я вообще перед такими людьми пасую и драться предпочитаю с существами стопроцентно разумными.
Он мог бы меня пришибить, если бы владел собой, а так только расквасил мою губу и зашиб грудную клетку. Ну а я вмазал расчетливо. Промеж крепких ножек. А потом еще элегантно вкатил в челюсть — как джентльмен. Он влетел внутрь сортира. Апперкот — и писатель растекся по полу. Спиной я вдруг почувствовал неладное, в самый последний момент вильнул в сторону, отчего чей-то кулак просвистел рядом с моим ухом. Тот мужик, который сидел с писателем за столиком, неожиданно оказался рядом, причем оказался новый противник больше меня по всем габаритам.
Пока наши вертолеты поддерживали с воздуха Джелалабадский спецназ, я кое-что успел узнать у тамошних ребят насчет рукопашного боя. Например, не стоит держать все тело напряженным, нельзя махаться с более сильным противником в одной плоскости. В частности, это означает, что если неприятель уверенно мочит кулаками на среднем и верхнем уровне, тебе лучше упасть самому и попытаться закатать снизу. Что я и сделал. Рухнул на руки и уцепив неприятеля одной ногой, вмазал другой по коленке. Он отлетел и захромал, переместил внимание на нижний уровень, тут я уж вскочил и зафитилил ему ботинком по верхушке.
И тут у меня в глазах померкло. Этот кабан Цокотухин очухался и налетел на меня сзади. По моему черепу не попал, но у меня перед физиономией мигом оказался кафельный неприятный пол. Невзирая на трагические обстоятельства, я почему-то подумал о необходимости соблюдения гигиены даже во время драки.
Не знаю, как бы дальше сложилась моя судьба, если бы в тесном помещении не появилось еще одно существо. Оно было широким, как джинн, и занимало все пространство от умывальника до писсуара. Местный вышибала просил любить его и жаловать.
— Кто виноват? — весомо спросил этот «агрегат», поднимая меня и Цокотухинского напарника за шиворот, одновременно отстраняя самого Цокотухина.
— Их двое против меня одного, — напомнил я.
— Немедленно извинитесь друг перед другом, помойтесь и идите в зал, каждый за свой столик… Иначе суну головой прямо в горшок, где дерьма побольше лежит.
Было видно, что его слова не пустая бравада.
— Извини меня, — охотно сказал напарник Цокотухина.
— Виноват, — прилежно добавил я.
— Извините, — буркнул писатель.
Вернулись в зал мы хоть не под ручку, но довольно мирно, — видимо были угнетены страшной угрозой.
Моя дама не стала ругаться, а довольно заботливо приложила салфетку к моей кровоточащей губе.
— Леня, ты, кажется, оступился и упал?
— Мы все втроем оступились… Эх, если бы мне вертолет иметь да пулемет…
Как ни странно, появившиеся болячки не мешали мне воспринимать Лену Тархову — в смысле, как женщину. И даже боль от побоев была в ее присутствии какой-то сладковатой. После кабака она сказала, что у нее сейчас живет подруга со своим мужем, поэтому мы прикатили к дому моего папаши и потихоньку забрались в комнату, где я когда-то готовился к урокам. Ныне время подготовки истекло, и Лена заставила меня сдавать сложный экзамен на секс-пригодность. Так что пришлось совершать подвиги некоторыми частями своего тела. Деловой костюм дамы, состоящий всего из трех изделий (такое уж видно у нее дело), пролежал на моем стуле до 8 утра, после чего она резко тронулась со спального места и умчалась на работу — клеймить московских злодеев. Я же смог наконец заняться подлинным отдыхом.
В кабинете следователя Хороброва я появился в 10:00 утра. И сразу же был задержан по подозрению в ночном убийстве гражданина Цокотухина. Статья 122 Уголовно-процессуального кодекса. Слишком многие видели, как мы выясняли отношения накануне вечером в ресторане. Вдобавок рукопись Цокотухина исчезла из типографии, набор ее был уничтожен этой же ночью. Причем вохровка, дежурившая в темное время, уверяла, что как попила вечером чайку, так и выключилась до утра. Елена Тархова, которая могла подтвердить мое алиби — поскольку во время смертоубийства находилась вместе со мной, в доме моего отца, — куда-то прочно запропастилась. То есть, женщина с таким имечком, фамилией и с такой должностью в местной газете оказалась совсем не той особой, которая недавно весело проводила со мной время. Мне показали фотокарточку подлинной Елены Тарховой. С такой выдрой я бы не решился даже хлебать портвейн в парадняке.
Кем же являлась дама, называвшая себя Еленой Тарховой? Беглянкой, пытающейся скрыться под чужими именами-фамилиями? Или подставной фигурой, заманухой, которая должна была стравить меня с Цокотухиным?
Ясно было лишь одно, что я — попался, увяз по самые муди.
Цокотухина прикончили шилом, следствию оставалось только вышибить из меня признание в том, что инструмент я утопил в глубоком омуте. Через семьдесят два часа я попаду в СИЗО и там меня дожмут с помощью «добровольных» помощников следствия из числа блатных сокамерников.
Шансов выйти сухим — кот наплакал. Но я все-таки решил применить подслушанное где-то правило — вспоминай все, вплоть до малейшей козявки, каждая деталюшка может иметь значение. Решающее значение. Как бы не был настроен следователь против моей персоны, он обязан искать ту женщину, которая может меня полностью отмазать.
— Обязан, — согласился Хоробров на первом допросе, — женщину, но не бесплотный дух.
— Эта была красивая такая дама, сероглазая, рыжеволосая.
— Конечно же, в мини-юбке, — уточнил лейтенант, а я не заметил подначки.
— В мини, гражданин начальник.
— И ноги длинные?
— Что интересно, да.
— Длинные, аж голова между ног… Все это сексуальные фантазии. Рановато они у вас начались, гражданин Шварц.
— И еще. Она курила «Мор». В конце концов можно же найти джип «Тойоту» с номером 50–48 СВ.
— Этот номер, Шварц, вы мне уже называли при задержании. Мы проверили по областной картотеке ГАИ. И оказался он фальшивым.
— Хорошо, прошло шесть часов, как меня маринуют здесь. Гражданин начальник, сообщите моим родственникам, а именно отцу.
Лейтенант при мне звякнул папаше и сообщил: дескать, товарищ Шварц, живите собственной жизнью, ваш сын попал к нам прочно и надолго. Я представил, как там старикан разволновался. Но, впоследствии оказалось, старый Мерари Шварц умел не только рвать на себе пейсы…
А я всю ночь вспоминал дополнительные детали. Задорные титьки, круглая попка… нет, все это не годится, потому что бред на сексуальной почве… длинные умелые пальцы — из той же области. А на длинных умелых пальцах три кольца. Одно незатейливое, серебряное, память о первой любви "собаки динго". Второе с камушком, синеньким таким. Несмотря на мнение, что каждая жидовская морда обязана разбираться в драгоценных каменьях, я тут — ни бум-бум. А третий перстень с непонятной фигней, какой-то знак, сплетенный из золотой проволоки. Завиток налево, вверх…
Тут безымянный псих, который делил со мной камерную площадь, стал буянить. Буянил, мешал, пока я его не угомонил приемом рукопашного боя. Поэтому вспомнил, что имеется на третьем кольце, лишь к утру. Звездочка с хвостиком. Комета. Падающий метеорит.