Самые серьезные обвинения палачи — иначе Мирела не могла их назвать — оставили напоследок. В зал ввели Векиру. Девушка была тщательно одета и причесана, но выглядела бледной и безжизненной. Она еле слышно произносила обвинения, не глядя на госпожу. Несколько раз ее просили говорить громче. Когда она умолкла, в зале воцарилась тишина.
Граф Огад поблагодарил горничную, и ее вывели из зала.
— Что вы скажете в свое оправдание? — задали вопрос принцессе. — Вы имели общение с бунтовщиком и заговорщиком Рекемом Бернтом.
— Я имела общение с человеком, который ходатайствовал перед королем Манчелу о помиловании своей матери. Тех слов, что передает эта девушка, я ни разу от него не слышала.
— Итак, вы не отрицаете, что беседовали с ним. Вы передавали через него письмо королю Лейна?
— Да, я передавала письмо кузену. Умерла моя мать, а я тяжело заболела, я была уверена, что…
— Довольно оправданий. Теперь ваша вина ни у кого не вызывает сомнений. Если раньше еще могло показаться, что вы всего лишь по неразумию вдохновили мятежников на страшное преступление — убийство короля — то теперь не остается сомнений, что вы делали это осознанно и стояли во главе заговора, — обвинитель повернулся к судьям и провозгласил. — Судите же по всей строгости закона. Не смотрите на благочестивую внешность — под ней скрывается не только неповиновение королю, поставленному на царство Эль-Элионом, но очерствевшее сердце, готовое убить собственного отца, чтобы добиться власти. Со временем она пожелает точно также убить и своего брата.
— Чтобы выдвигать такие обвинения, — воскликнула Мирела, — надо видеть письмо, которое я написала в Лейн. Я никогда не желала смерти королю!
— Вряд ли мы сможем добыть такую улику, хотя она была бы очень к месту сейчас. Но мы имеем свидетеля, который читал это письмо, и не будет лгать. Она осознала всю преступность ваших замыслов и искупила свою вину чистосердечным признанием.
— Эта девушка никогда не читала моих писем! Она горничная.
Огад отвернулся, не удостоив принцессу ответом. Мирела была сломлена, она не ожидала, что Векира будет свидетельствовать против нее.
— Вам надлежит вынести приговор… — начал заготовленную речь обвинитель, обращаясь к судьям — опекунскому совету.
— Простите великодушно… — прервали его. Мирела безнадежным взглядом посмотрела в сторону говорившего, но не узнала его. Мужчине было около пятидесяти. В умных карих глазах мелькнуло лукавство. Длинный тонкий нос, впалые щеки, аккуратно постриженные усы, переходящие в короткую бороду. Выглядит болезненно худым. Кто это? Еще один лорд, назначенный в совет регентов? Однако в зале произошло какое-то движение — Мирела ошиблась.
— Граф Юцалия, вам позволили присутствовать, но не вмешиваться, — нахмурился председатель суда.
— Даже если это напрямую касается обвиняемой и всей Кашшафы? — граф чуть приподнял бровь. — Я услышал, что вы хотите прочесть письмо, отправленное королю Айдамиркану ее высочеством принцессой Мирелой, — он поклонился в сторону девушки. — Я готов его показать.
Новое волнение в зале, а потом письмо пошло из рук в руки. Мирела боялась вдохнуть, она знала: если судьи захотят, они найдут способ обвинить ее даже из-за невинной строчки. Она ведь жаловалась там на жестокое обращение — разве это не призыв освободить ее любой ценой? Граф Юцалия продолжил.
— Мне кажется, имеет смысл зачитать письмо вслух.
— Если будет нужно — зачитаем! — грубо прервал его обвинитель.
Молодой король, до сих пор безучастно наблюдавший за всем, что происходит в зале суда, подал знак, и письмо поднесли ему.
Огад наконец овладел собой.
— Это письмо не доказывает ее невиновность. Возможно, оно не было единственным!
— В таком случае с кем ее высочество отправляла другое письмо? Рекема Бернта возле нее уже не было, — и, не давая сказать что-то в ответ, Юцалия поставил жирную точку. — Это письмо полностью подтверждает слова принцессы о том, что она написала королю Лейна. Так же, как представитель его величества короля Айдамиркана в Кашшафе, я уполномочен передать его предупреждение. В случае если с ее высочеством принцессой Мирелой поступят беззаконно, осудив за преступление, которого она не совершала, Лейн объявит войну Кашшафе. Разрешите откланяться.
По залу пронесся вдох возмущения. Мирела проглотила комок в горле и взглянула на брата:
— Все, что у меня есть… это тело и душа. Душу я давно отдала Эль-Элиону. Мое тело в вашем распоряжении. Можете убить его. Если это послужит вашей славе, я готова принести такую жертву.
— Ваше величество, Лейн блефует, — закричал кто-то. — Они не начнут войну, им не до того сейчас.
Еглон будто не слышал, они с сестрой впервые за этот день смотрели друг другу в глаза. Потом мальчик-король провозгласил:
— Вы узнали все, лорды, и можете определить вину моей сестры.
Мирела смотрела на брата, в то время как граф Фирхан проносил перед лордами две чаши: чугунную и золотую. Если монету бросали в чугунную — лорд голосовал за смерть, если в золотую — значит, дворянин считал принцессу невиновной.
— Семеро полагают, что леди Шедеур виновна и требуют казни, — провозгласил граф Огад, после того как пересчитал монеты в каждой чаше. — Десять полагают, что она невиновна.
Голос герцога прозвучал как будто из другой комнаты. Миреле стало хуже, она вот-вот могла упасть в обморок. Не было сил произнести протест на это пренебрежительное "леди Шедеур".
— Ваше слово, ваше величество, — обратился кто-то к королю, все так же смотревшему на сестру.
— Я убедился, в вашей невиновности, возлюбленная сестра, — теперь девушка поняла: он молчал так долго, потому что старался успокоиться. — Мне никогда не нужна была ваша жизнь, и я никогда не потребую такой жертвы. Вам разрешается исповедовать веру так, как побуждает вас ваша совесть. Я никогда не верил и не поверю никаким злым наветам на вас. Вы свободны и оправданы.
Стража расступилась, Мирела вышла из-за ограждения, но прежде чем покинуть зал, она склонилась на колени и поцеловала руку брату.
??? замок фей
До того как перекинуться в волка Ялмари разглядел огромную желтую кошку. Хлеща себя по бокам длинным хвостом, она припала к земле, изготовившись к прыжку. Он не знал, может ли она повредить шкуру оборотня. Но если может — шансов у него нет. Она больше, проворней, могучие когти и длинные клыки — все против него. Рыча и скалясь, он выбирал место, чтобы хоть как-то защитить себя. Кошка прыгнула, и хотя он стремительно уклонился, она изогнулась в воздухе и ударила в бок. Когти разорвали кожу и, кажется, кости. Взвыв, он откатился вглубь пещеры. Кошка тут же переместилась ко входу: в темноте сверкнули алые глаза. Волк отполз к стене, оставляя за собой кровавый след. Противник отрезал пути к отступлению, теперь и в воде не спасешься. А зверь вновь приготовился к атаке. Собрав волю в кулак и отрешившись от боли, за мгновение до прыжка, Ялмари бросил тело к камню, надеясь, что это послужит укрытием, и не ошибся: кошка перемахнула через меч, оказавшись в глубине пещеры, а у него появился шанс спастись бегством. Еще одним рывком, он постарался выскочить и пещеры, но не успел: кошка оказалась быстрее. Ударила лапой в воздухе, опрокидывая волка прямо на меч. И тут же отошла. Ялмари не мог пошевелиться. Этот удар оглушил и повредил правую сторону. Казалось, на нем не осталось живого места. Он лежал на камне, рукоять меча врезалась прямо в рану. Сейчас самое время добить его, но кошка почему-то рыча, ходила вокруг, не прикасаясь к полумертвому волку.
Раны постепенно затягивались. Ялмари попал в очень уж странное место: если бы они дрались на Гоште, то ранить его мог только проклятый — человек, которого заклятием обратили в зверя. Но когда проклятый наносит увечья, они не затягиваются так быстро. Он бы умер, если бы его не перевязали. Может, когда Гармсел говорила, что его жизни ничего не угрожает, она имела в виду, что враги будут отступать, если появится возможность убить принца, а раны быстро исцелятся? Он подождал еще немного, чтобы перестала кружиться голова. И тут на него снизошло озарение: он не победит кошку в образе волка — слишком неравные силы. Так может, зарубить ее мечом? Он как раз под боком.
Ялмари перекинулся в человека, одновременно поворачиваясь и хватая меч. Тут же почувствовал, что поторопился: от слабости и головокружения чуть не выронил оружие. Обессилено прислонился к камню, заляпанному его кровью. Взял меч двумя руками. Он не мог толком рассмотреть врага. Но уже через миг все изменилось. Вместо злобного шипения раздавалось доброжелательное урчание. Сознание прояснилось, и он увидел как кошка, точит когти о камни — и они крошатся. Потом упала, повалялась на земле, почесывая спину — будто демонстрировала беззащитность и доброжелательность. И подползла к его ногам с явным намерением потереться о них.
— Уйди! — прошептал принц. Он не доверял столь резкой перемене настроения.
Кошка послушно отошла и свернулась клубочком на солнышке за пределами пещеры.
Ялмари не знал, что происходит, но время шло ему на пользу — он исцелялся. И если вскоре враг снова станет врагом, он сможет сражаться. Принц осмотрел себя: раны уже затянулись, коричневая сухая кровь покрывала бока, а подштанники еще были влажными и красными. Попробовал покрутить меч. Он уже был готов к бою.
Но когда принц повернулся к кошке, она вновь подставила живот и промурлыкала хриплым грудным голосом:
— Хочешь убить меня, хозяин? — Ялмари остолбенел, а зверь продолжил. — Ты взял меч. Теперь ты — хозяин. Ты хочешь убить меня?
— Неплохо было бы, — пробормотал принц. Но теперь, когда тварь заговорила, он не мог отделаться от ощущения, что перед ним женщина. А убивать женщин, особенно когда они подставляют живот, как-то…
Кошка смотрела уже не багровыми, а золотистыми глазами, пристально, не мигая, будто гипнотизировала. И прежде чем он принял какое-то решение, вскочила и прыгнула в океан, не оставляя выбора.
Ялмари прислонился к камню. Он исцелился, враг позорно сбежал. Опасно оставлять его за спиной, но что делать? Не гоняться же за ней в воде. Принц посмотрел на одежду, успевшую просохнуть. Надо бы подождать пока высохнет кровь на штанах — спешить определенно некуда. Заодно убедится, что кошка не вернется и не ударит в спину.
В ожидании рассмотрел меч и покрутил оружие в руке. Не нашел ничего примечательного: обычная сталь, ни инкрустации, ни узоров по лезвию. Дол не особенно глубок. Но для одноручного меча это и не нужно. Главное — хороший баланс. В плюсах еще легкость. Но вот прочен ли? Проверить это можно лишь в битве, потому что сломать меч о камни еще до того как встретится противник, он не хотел. Он сделал несколько выпадов, заодно убеждаясь, что недавние страшные раны окончательно исцелились. В том, что предстоит бой, он не сомневался. Ему ясно дали понять, что меч пригодится для Хранителя двери. То, что произошло здесь, — маленькая разминка.
Он оделся. "Пора отправляться дальше", — поколебавшись, он направился вглубь пещеры. Что-то подсказывало: других Хранителей он встретит там. Двигаясь в полутьме, Ялмари чутко прислушивался к тому, что происходит позади.
Проход постепенно сужался, свет от выхода из пещеры угасал, но эта темнота не мешала, он все хорошо видел. Ход заканчивался маленькой деревянной дверью, свободно пройти в которую мог только ребенок или карлик. Такой вход делали в часовнях Хранителей Гошты. Ялмари потянул кольцо медной ручки. Наклонился, чтобы посмотреть, что впереди. Лучи солнца из отверстия в своде пещеры освещали плоский камень в центре круглой комнаты, — камень, как две капли воды похожий на тот, где лежал меч. Стены комнаты терялись во тьме, но казалось, это природная пещера, к которой человек руку не приложил. Пока он размышлял, стоит ли идти дальше, к нему обратились:
— Проходи, проходи, не стесняйся, — спокойный бас принадлежал рыцарю, который будто отделился от стены и подошел к камню. Опустился на него как на табуретку, поставив полуторный меч между ног. Солнце тускло отражалось от металлических доспехов, покрывавших рыцаря с головы до ног. Лицо пока было открыто, но из-за того, что свет бил сверху, оставалось в тени. Ялмари мог смутно различить тонкие, правильные черты лица.