Если Виталий существует, то где он сейчас? Что он делает?
Кто он сейчас?
У нее сдавило горло, в глазах предательски защипало, и она всхлипнула. Незапертая дверь отворилась, и Алина поспешно обмахнула глаза ладонью, потом включила воду.
— Слушай, — негромко сказала Тамила, притворив за собой дверь и прислонившись к ней спиной, — когда с работой завал, часто так звереешь, что… Срывается с языка. Бывает такое, ты ведь сама знаешь. На самом деле я…
— Скажи это Женьке, — Алина провела мокрой ладонью по щеке, чувствуя, что вот-вот не выдержит и разревется. — Не мне. И следи за своим языком, когда с ней Вовка. Он ведь все слышит. И реагирует соответственно.
— Просто я хотела…
— Не стоит. Я поняла. Обойдемся без взаимных расшаркиваний. Женька вернулась, и я могу спокойно ехать домой. У меня еще полно дел, — Алина прикрыла глаза. — Советую вам с Женькой сегодня послать подальше Толика и поскорее закрыться. Все равно работники из вас сегодня никакие.
Тамила несколько секунд внимательно смотрела на нее, потом спросила:
— Кто он?
— Он?
— Он, — Тамила усмехнулась. — Я хорошо знаю жизнь, Аля, и я много раз видела у женщин такие слезы и такое выражение лица. У безнадежно влюбленных женщин. Он хоть стоит того?
— Стоит, — Алина подышала на зеркальную гладь, потом провела пальцем по дымке. — Но его не существует. Иногда мне кажется, что меня не существует тоже.
— Я вызову тебе такси, — сказала Тамила и, прихрамывая, вышла, как-то непривычно деликатно закрыв за собой дверь.
Во вторник ухо у нее разболелось не на шутку, и Алина, встревожившись, воспользовалась утренним затишьем, оставила «Чердачок» на попечение Женьки, которая протирала окна и жалюзи, фальшиво напевая под свою любимую кассету Натальи Орейро, и помчалась в поликлинику, где почти пять дней назад проснулась от кошмара, вывернувшего ее жизнь и ее саму наизнанку.
Отсидев кашляющую и сморкающуюся очередь, она вошла в лор-кабинет и пожаловалась на свое несчастье молодому плешивому врачу, знакомому ей по все тому же пресловутому «Чердачку», куда тот иногда захаживал выпить кофе со своей подружкой. Врач, носивший редкое имя Бронислав и распространенное отчество Иванович, отнесся к несчастью со сдержанным сочувствием, после чего принялся вдумчиво изучать глубины уха пациентки, которая то и дело болезненно ойкала.
— Странно, — наконец сказал он. — Уши чистим регулярно?
— Естественно! — возмутилась Алина. — А что? Пробка?
— Можно и так сказать. А вы что — не чувствовали сами? Странно… Будем извлекать. Полина Сергеевна, займитесь.
При слове «извлекать» Алина поморщилась — слово вызывало неприятные и болезненные ассоциации. Полная, добродушного вида сестра отвела ее в процедурную.
— Садись, ребенок, вот сюда… Сейчас посмотрим. Та-ак, что тут у нас?..
— Ой-ой!..
— Ну, не больно, не больно…
— Яй!
— Все-все. Ну, и как это называется, ребенок?! Уши она чистит!.. Аккуратней надо быть! Как это у тебя там оказалось — вроде не маленькая, в уши всякую дрянь пихать!.. У тебя ж там из-за этого воспаление пошло… еще немного, могла бы оглохнуть на одно ухо… Как дети, честное слово!..
— Что? — недоуменно спросила Алина, не понимая, к чему все эти медицинские укоры, и повернувшись, взглянула на то, что извлекли из ее уха. Несмотря на то, что выглядело оно весьма неприглядно, в нем вполне можно было опознать сложенную в несколько раз и свернутую трубочкой бумажку. На одном из сгибов смутно просматривалась синяя черточка — хвостик то ли буквы, то ли цифры — на бумажке было что-то написано. Алина ошеломленно вздернула брови и потерла ухо. Если она что и записывала, так только в записную книжку. А если на бумажку, то прятала ее в карман или в сумочку, но никак не в ухо!
Тогда откуда она там взялась? Сама бы не закатилась — слишком глубоко. Шутка — когда она спала, рядом могли находиться только либо Женька, либо Вовка, но такие шутки не в их духе.
Она вдруг вздрогнула — на мгновение процедурная неожиданно исчезла, и перед ее глазами появилось какое-то просторное помещение, выставленные в круг зеленые ширмы, десяток суетящихся в центре этого круга людей, крики, дребезг… Кадр — короткий, как вспышка под веками.
Алина моргнула — теперь перед ее глазами было слегка встревоженное лицо медсестры.
— Что такое, ребенок? — спросила она. — Ты чего такой белый?
Алина не ответила. Перед ее глазами вспыхнула другая картина — цементный пол и лежащий на нем аккуратно сложенный белый квадратик. Чья-то ладонь опустилась и накрыла квадратик. Ее ладонь.
Кто-то тронул ее за плечо, и она отдернувшись, вскочила, едва сдержав вскрик. Видение исчезло, перед глазами снова была процедурная и Полина Сергеевна, державшая ее за плечо. Алина мотнула головой и опустилась обратно на кушетку, прижимая ладони к щекам и стараясь выровнять дыхание. В висках восторженно и в то же время испуганно стучало.
Не может быть, не может быть!..
— Скажука я, пожалуй…
— Нет, я… — Алина снова посмотрела на бумажку. — Не надо, все хорошо, просто я… Вам ведь это не нужно?
Медсестра задумчиво посмотрела на нее, и Алина истолковала эту задумчивость не в свою пользу и поспешно сказала:
— Это… чья-то дурацкая шутка. Говорите, я могла слух потерять? Ну… я сейчас разберусь… — она вытащила из сумочки одноразовый носовой платок и смела бумажку со стола прежде, чем ошеломленная Полина Сергеевна успела ей помешать. — Я им покажу! Это же практически тяжкое телесное… это же практически статья. Большое вам спасибо! Вы спасли мое ухо и помогли понять, какие низкие люди меня окружают. Вы ангел! До свидания!
Алина выскочила из процедурной, пулей пролетела через кабинет к двери. Врач закричал ей вслед:
— Куда вы! Я еще не выписал вам…
— Мне надо!.. — неопределенно бросила она через плечо, выбежала в коридор, с грохотом захлопнув за собой дверь, и на секунду остановилась. Разместившаяся на стуле очередь удивленно смотрела на нее, на лице одной из старушек появилась тревога — очевидно, она решила, что в этом кабинете над пациентами учиняют нечто ужасное.
Развернувшись, Алина быстро пошла по коридору, комкая в руке ремешок сумочки. В глазах у нее двоилось и, не разбирая дороги, она несколько раз налетела на шедших навстречу людей. Один из них обругал ее, но она этого не заметила.
… сон… всего лишь страшный сон… тише…
Она резко остановилась и несколько секунд растерянно и беспомощно, словно потерявшийся ребенок, оглядывалась по сторонам, топчась на месте. Сумочка раскачивалась в ее руке, волосы прыгали по плечам. Люди, проходя мимо, бросали на нее удивленные взгляды.
…сон… сон… все страшные сны надо забывать…
— Нет! — вырвалось у нее. Двое парней, стоявших неподалеку, отошли подальше, и до Алины долетел издевательский смех. Она свирепо посмотрела на них, потом сделала несколько шагов вперед и увидела дверь туалета. Толкнула ее так резко, что дверь ударилась о стену, вошла и закрыла защелку.
В туалете сильно, до рези в глазах пахло хлоркой. Алина посмотрела на старый унитаз с потеками ржавчины, на закрытое окно с закрашенными стеклами, потом отвернулась и подошла к раковине, над которой было пристроено маленькое зеркало. Из крана мерно шлепали капли воды и скатывались в сливное отверстие. Она остановилась, пристально глядя на них так, словно они вдруг стали для нее смыслом жизни. Взгляд наблюдал, как каждая капля набухает на носике крана, как пролетает короткое расстояние до раковины, как с едва слышным стуком ударяется о фаянс. Постепенно стук превратился в грохот… стук капель или это был стук ее сердца?.. За грохотом появился голос, который удивительно гармонировал с ним. Этот голос невозможно было игнорировать, хотя он казался очень далеким, — голос говорил исключительно правильные вещи, и откуда-то она знала, что у голоса разноцветные глаза… Ее взгляд оторвался от крана, медленно пополз вверх и уперся в серебристый прямоугольник зеркала. Она увидела там свое лицо. Рыжие вьющиеся волосы. Ярко-зеленые глаза. Припудренные веснушками мягко круглящиеся щеки.
Свое лицо?
— Это ваше лицо? — спросил голос.
Она кивнула. Или это сделал кто-то другой?
— Вы уверены?