От этой чужеродной, торжественно-мрачной величественности на нее накатила острая тоска. До того захотелось домой, подальше отсюда, что пришлось стиснуть зубы, чтобы не расплакаться. Как ее сюда занесло? За что над ней так зло подшутили. И ведь это даже не смешно. А может, это все-таки сон, и она вот-вот проснется. Но в том-то и дело, что все происходящее не было сном. И кого поблагодарить за это? Что б он всю жизнь жевал эту зеленую кашку! Заметив пустующее место за длинным столом, она искренне позавидовала отсутствующему. Верно, кто-то из ее «детишек» заболел. Счастливец.
— Эй, переговорник, — тихо позвала она Клопси. — Есть хочешь?
— Мне достаточно общения с моей владычицей, — последовал галантный ответ из-за ее корсажа.
— Не слишком ли тесное у нас с тобой получается общение?
Слуга сменил на ее столе блюдо, заменив хрустальную тарелку с зеленой нетронутой кашкой на золотую, украшенную тремя крупными рубинами по краям, на которой тряслось нечто, напоминающее бледный пудинг. Взяв золотую ложечку Ника отломила кусочек пудинга и, поднеся его ко рту, неловко выронила себе на грудь. Цепкие ручки проворно поймали липкий кусок на лету, не дав ему коснуться Никиной кожи.
Наконец Клопси шепнул ей, что подошло время заканчивать трапезу, и по знаку Ники все поднялись из-за стола, сытые и довольные, кроме, так и оставшейся голодной Мать Первого Дома. К ней приблизились ее сестры-прислужницы с поклоном пригласив ее следовать за ними. И она опять куда-то отправилась в их сопровождении, и судя по бесконечным темным коридорам и переходам, не в покои, из которых ее увели.
Они вышли на широкое парадное крыльцо с такими крутыми, уходящими вниз ступенями, что у Ники закружилась голова. Но она решила не подкачать и здесь, а мужественно и с достоинством, присущими ее положению, спуститься по ним, когда неожиданно у ее ног появился, покачиваясь, светящийся диск, чуть больше колеса КАМАза. Старшая из сестер вытянула руку и опустила ладонь. Повинуясь ее приказу диск подплыл поближе, к самым носкам Никиных туфель… Подхватив под руки, сестры заставили ее взойти на диск, и он тот час взмыл ввысь.
— Клопси!! Я сейчас упаду! — в ужасе закричала Ника, стараясь удержать равновесие, стоя на летящем над домами диске.
— Ты должна сесть на него, моя владычица. Хотя мне так понятно твое благоговейное изумление сим летающим приспособлением. Всех дикарей и низшие рас он приводит в необъяснимый ужас и страшное изумление. Разве этот предмет, созданный несравненными дроу, не доказывает, насколько они выше всех существ, когда-либо существовавших.
— Так к кому я, в конце концов, попала: к эльфам или каким-то там дроу? — усевшись на диск и немного успокоившись спросила Ника.
— Дроу — это эльфы, с той лишь разницей, что они — венец эльфийской расы. Они стоят по своему разуму, совершенству и могуществу выше всех эльфов Подземья и Поверхностного мира. Дроу созданы для господства.
— Хочешь сказать, что мы находимся под землей? — жалобно спросила Ника, пропустив остальные напыщенные, полные агитационно-плакатного пафоса слова крохи, уловив лишь спрятанную за ними страшную информацию.
— Да, мы в благословенных Ллос землях Подземья. Здесь тысячелетиями процветает цивилизация дроу, хранимая мудрой и могущественной богиней. Ты должна испытывать гордость, восторг и почитать за счастье, что хоть на три дня тебе выпало побывать в неповторимом Мензоберранзане. Тем более, в качестве Матери Первого Дома.
Но Ника уже не слушала его, полностью поглощенная мрачной экзотикой, раскинувшейся под нею панорамой города, начисто позабыв о страхе ухнуть с диска вниз на каменную мостовую.
Высокие монументальные дома и дворцы, чьи башенки соединялись между собой арочными мостами, были окружены ажурными решетками. Но город, хоть и раскинулся под землей, не был погружен во мрак. Крыши, колонны, статуи, каменные изваяния пауков были подсвечены невидимым источником света, и Ника, как ни пыталась, не смогла разглядеть его. Между роскошными дворцами теснились домишки попроще. С высоты летящего диска было видно, что с одной стороны, на границе города, росла роща гигантских грибов, а с другой — раскинулась черная гладь озера, чьи воды матово поблескивали от рассеянных городских огней. По словам Клопси озеро называлось Донигартен. Ника разглядывала причудливо извивающиеся внизу аллеи и центр города, который прочерчивали серебристые галереи с ажурными арками. И все это было подсвечено фиолетовым, голубым, розовым, желтым и зеленым рассеянным светом. Но своей световой насыщенностью и яркостью Нарбондель — огромная светящаяся колонна — затмевала все огни и был виден с любого конца города. Мензоберанзан, не знавший времен года, световой смены суток, утопавший в вечной тьме Подземья, лишь с помощью Нарбонделя отсчитывал свое время: минуты, часы, месяцы, годы, столетия. Каждый раз, ровно в полночь, башню Нарбонделя поджигал Архимаг. Раскаленный столб начинал медленно остывать, потухая снизу, и когда полностью остывал — а это случалось ровно в полночь — сутки заканчивались, и Архимаг снова поджигал его магическим огнем.
Мимо них пролетали такие же светящиеся диски — своеобразные экипажи дроу — но лишь разглядев узоры на одеяниях Ники и ее свиты, они сразу же опускались ниже, не смея возноситься над Матерью главенствующего Дома.
— Обрати внимание, моя владычица, что передвигающиеся по воздуху диски имеет только богатые и сильные дроу, а такими можно признать лишь шестьдесят семей. Остальные дроу — это жрицы и воины. Жрицы среди них имеют привилегированное положение. У воинов имеется одно право — умирать за Ллос и Мать дома, которой служит.
Куда бы ни поворачивалась Ника, она видела перед собой и далеко впереди огромный раскинувшийся город, который, по словам Клопси, существовал всегда. Она обернулась на своих сестер, что летели позади на дисках поменьше, держась по обе стороны от нее. Дальше на почтительном расстоянии следовала остальная свита.
Они подлетели к огромному куполу. К нему со всех сторон вели восемь извилистых каменных лестниц, то поднимающихся, то припадающих к земле. Они сходились к арочным воротам, находящихся по бокам купола, посредине которого зияла узкая стрельчатая дверь. Над ней они и зависли. Ника с помощью сестер сошла с диска, вошла в эту узкую дверь, попав в огромное здание и спустившись по винтовой лестнице, очутилась в зале, который по своим размерам намного превосходил обеденный зал Дома де Наль. Ее сестры благоговейно склонили головы. Ника поспешила сделать то же самое и, кажется, вовремя. Во всяком случае, она не обратила на себя ни чьего внимания. У стен, во тьме, угадывалось движение множества неясных силуэтов. В центре зала над жертвенником, освещенным слабым фиолетовым свечением, возвышалась искусно изваянная из черного мрамора фигура паука, чья гладкая покатая спина была покрыта засохшей грязью.
— Где мы? — тихонько осведомилась у Клопси Ника.
— В храме Ллос, — придушенно отозвался он, забившись поглубже в корсаж.
— Только не говори, что мне придется проводить богослужение, — в тихой панике застонала Ника.
Младшая из ее сестер с уважением посмотрела на нее, решив, что она истово молится.
— О, моя владычица, проводить богослужение — обязанность Верховной Жрицы и… здесь не проводят богослужения…
— А что же тогда? Разве это не храм? — удивилась Ника, стараясь не проявлять явное любопытство, озираясь вокруг.
— Храм и вместе с тем место казней. Сегодня все собрались здесь, что бы присутствовать на одной из них. Все молят Ллос, что бы она и на этот раз приняла жертву благосклонно. Но после того, как разумеется, состоится совет Матерей Первых Домов, который осудит ослушника.
Теперь Ника по-другому посмотрела на алтарь. То, что она приняла за засохшую бурую грязь на каменной спине паука, оказалось кровью казненных на ней жертв. К Нике приблизилась жрица и с поклоном попросила ее проследовать за ней. Она и сопровождающие ее сестры вышли из зала казней, попав в другую огромную залу с уходящим ввысь сводчатым потолком. Дроу просто обожали все гигантское и грандиозное. За счет колонн, выстроившихся кругом, зал имел четко обозначенный центр. В их круге высился идол паука, вокруг которого выстроились кресла и среди них, опять же, возвышалось некое подобие трона. Миновав колонны, Ника обнаружила, что шествует по залу одна — ее сестры остались за колоннами, за которые им заходить не полагалось.
Оставшись одна в этой «зоне отчуждения», еще не дойдя до кресел, которые были уже почти все заняты, Ника решила прояснить вопрос, который все больше занимал ее, а потому замедлила шаг.
— Я смотрю, твою госпожу судьба просто балует: почет, положение, богатство, власть. Чего ради она сбежала от всего этого? А? Эй, ты меня слышишь?
— Она не сбежала, а оставила все это всего лишь на три дня.
— Причина?
— Я не знаю ее, моя владычица.
— Не втирай мне, понял! — разозлилась Ника: до кресел оставалось всего ничего. — Ты сам мне говорил, что ты, якобы, единственный, с кем она общалась. Раз ты ее поверенный, то должен знать причину, почему я здесь.
— Должен, но не знаю, — он беспокойно завозился между ее грудей.
— Тебе там как? Хорошо? — насмешливо поинтересовалась Ника.
— Мне никогда не было так чудесно, — серьезно и проникновенно отозвался кроха, вызвав у Ники ироничную улыбку, но она тут же сошла на нет, едва девушка подошла к кругу кресел.
Незанятым оставалось одно кресло и трон.
— Я должна занять трон?
— О, нет… — шевельнулся беспокойно Клопси.
— Поняла…
Из-за колонны, одновременно с ней, появилась величественно шествуя старая жрица в черных одеждах, расшитых фиолетовыми пауками. Голову ее облегал черный чепец, обрамляя морщинистое, властное лицо. Двигалась она медленно, опираясь на посох увенчанный хрустальным шаром, заключенным меж лап серебряного паука. Ника заметила длинные, загибающиеся ногти старухи и восхитилась про себя: «Вот это маникюрчик». На груди жрицы висел медальон в форме того же паука, сидящего в центре ажурной паутины. Еще немного — и у Ники, она это чувствовала, начнется арахнофобия. Во всем чувствовался явный переизбыток пауков. Ника остановилась у кресла, пустовавшего рядом с троном. Все присутствующие здесь Матери главенствующих Домов встали и поклонились то ли ей, то ли Великой Жрице. Ника, украдкой, с интересом оглядела их. Все возглавлявшие влиятельные Дома Матери казались старше Ники, кроме одной. Эта Мать, носящая зеленые одежды, шитые золотой нитью, приходилась ей почти ровесницей. Кроме этого Ника почувствовала некоторую неловкость от того, что все они были довольно скромно одеты, без того изобилия украшений, что были на ней.
Верховная Жрица медленно опустилась на трон, дав знать остальному собранию, что и они могут занять свои места. Устроившись на своем месте, Ника решила, что теперь можно и вздремнуть, сохраняя на своем лице выражение неусыпного внимания, как она это частенько проделывала на лекциях по философии.
Верховная Жрица гневно оглядела присутствующих и особо, как показалось Нике, посмотрела на нее, сделав какой-то знак рукой. Из-за колонны появились солдаты, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении женщинами. Они конвоировали старика, бредущего со склоненной головой. Введя его в круг кресел, они поставили его на колени перед алтарем и удалились. Старец стоял на коленях с понуренной головой, не смея поднять ее. Его длинные спутанные белые волосы падали на лицо. Выглядел он жалко.
— Признаете ли вы, собравшиеся здесь Матери Первых Домов Мензоберранзана, что этот мужчина совершил тяжкое преступление, ослушавшись повеление Совета, а значит, и волю великой Ллос, — гневно вопросила Верховная Жрица.
— Признаем, — слажено ответили Матери со своих мест.
— Признаем, — поддакнула Ника, стараясь, устроится в каменном кресле поудобнее.
— Признаете ли вы, что он заслуживает жесточайшей смерти! — снова торжественно обратилась к совету Верховная Жрица.
— Признаем, — так же дружно отозвался Совет.
Клопси тревожно завозился.