— Он тебе сам сказал об этом?
— Не говори глупости. Дорган ни на кого не станет навешивать то, что его тревожит. Не думай, что только ты одна видишь, что с ним, что-то не так. Я тебе помнится, давно об этом говорила. Но ты думаешь только о себе. Ладно, — проговорила она, зевнув и натянув одеяло до подбородка — как только тебе станет невмоготу, буди меня. Доброй ночи и да хранят нас всех все святые…
Ивэ давно уснула, а Ника все думала о прошедшем дне и шила, до тех пор, пока не начали слипаться глаза, и она уже не могла сопротивляться одолевавшему ее сну. Тогда она разбудила Ивэ. Та проснулась сразу, оделась и сменив Нику, принялась за работу, а Ника заняла ее место, блаженно вытянувшись на нагретой постели, укрывшись теплым одеялом.
Сквозь сон она слышала, как в дверь их комнаты постучали, и как Ивэ с кем-то, коротко переговорила, и тут же начали тормошить ее за плечо, окончательно выдернув из сладких глубин сна.
— Вставай. Приходил посыльный от герцога. К полудню тебя ждут при его дворе.
Ника села в постели, широко раскрыв глаза, окончательно проснувшись.
— Вы ведь пойдете туда со мной, правда? Ты ведь не оставишь меня одну?
— Конечно, трусиха, ты этакая, — засмеялась Ивэ. — У тебя, как у всех дам, должна быть своя свита. А теперь перестань переживать из-за всяких глупостей и посмотри, что у нас с тобой получилось — и Ивэ, подняв платье перед собой, встряхнула им перед Никой.
— Это… это же просто волшебно… — выдохнула с восторгом она.
Глядя вчера на рулон темно синего бархата, Ника и не надеялась, что у них выйдет, что ни будь подобное. Длинное, приталенное платье, имело узкие рукава, с манжетами в виде раструба, а заниженная линия талии, обозначена золотистым витым шнуром пояса. Платье шнуровалось по бокам, плотно облегая фигуру.
Ника, соскочив с постели, бросилась к лютне — настраивать ее. В номер снова постучали. Мальчик, посланный хозяином гостиницы, принес завтрак: сыр, вино и жареную рыбу. Ника заставила себя поесть и принялась доводить платье до конца, пришивая крючки и обрабатывая швы. Ивэ тем временем, разбиралась с Никиными волосами, тихонько поминая всех демонов Подземья.
Когда проснувшиеся мужчины, спускались вниз к завтраку, и Харальд мимоходом попытался вломиться к ним, желая перемолвиться словечком со своей женой, Ивэ не церемонясь, выставила его вон. Ника была готова задолго до полудня, потому что Ивэ настаивала на непременном посещении храма святого Грациола, покровителя искусств, чтобы просить его об удаче в турнире. Накинув поверх нового платья свой пропыленный дорожный плащ и закинув за спину лютню, Ника спустилась вниз за Ивэ, ради такого случая одетую в юбку и корсаж, чтобы не шокировать своим мужским нарядом двор герцога. Обычно распущенные волосы, Ивэ искусно заплела в косу, уложив ее вокруг головы и покрыв вуалью. У дверей гостиницы, держа оседланных лошадей на поводу, их ждали Харальд и Борг. Доргана с ними не было.
— Не огорчайся, — нагнулась к ней с своего седла, ловко вскочившая на лошадь, Ивэ, — он не хочет вредить тебе своим присутствием.
Ника кивнула, сделав вид, что поверила ее словам.
В храме святого Грациола у подножия статуи изображающего прекрасного юношу с вдохновенным лицом, с арфой в руках, лежали подношения верующих: лютни, арфы, флейты, бубны, виолы, колокольчики и барабаны. Молитвенное восхваление святого состояло из прекрасной музыки, которая играла весь день до первой вечерней звезды. Слушая ее, Ника время от времени тяжко вздыхала: «Во что я ввязалась?» — переживала она, ясно осознавая свои возможности; настолько ясно, чтобы понять: ее, с ее пением, высмеют. А это может повлиять на нежелание придворного мага, говорить с ней. Даже если их встреча и состоится, то захочет ли он иметь дело с неудачницей? Но еще больнее, она переживала свой будущий позор из-за своих спутников. Как он отразится на них? Уж очень близко к сердцу они принимают все, что связано с Дорганом. Дорган… «Дорган понял, что самое лучшее не участвовать в моем поражении. Он очень горд, что бы пережить подобное. Дроу… Грациола, будь другом — взмолилась она — Не дай мне и моим друзьям пережить горечь позорного провала. Пусть все пройдет достойно и пусть маг не откажет мне в своем внимании».
В назначенное время, Ника, Ивэ, Харальд и Борг, проталкивались сквозь толпу к кованым воротам герцогского дворца. От них к широкому мраморному крыльцу, стелилась ковровая дорожка и на нем, в окружении придворных, прибывших менестрелей, встречал герцог. Шедшая впереди Ника, слышала тихое сетование Борга, что держался за ней, по поводу оставленных на мальчишку лошадей. Он переживал, считая, что они слишком много заплатили этому шельмецу, потому что он непременно уедет на их лошадках с их же деньгами в придачу.
— Не верти головой, словно деревенщина, что впервые очутилась на городской ярмарке, — пихнула ее в бок Ивэ, шедшая рядом с невозмутимым лицом.
Ника чувствовала себя так словно, по какому-то недоразумению, вдруг попала на Канский фестиваль: та же длинная ковровая дорожка, та же роскошь и блеск, те же восторженные крики поклонников, приветствовавшие появление своих кумиров, те же жадные взгляды, придирчиво оглядывавшие каждую складку их одежд. Не было только вспышек фотоаппаратов, видеокамер и микрофонов, тянущихся к ним. Ника смущалась восхищенных, восторженных взглядов и криков, которыми ее встретила толпа, стоящая по обе стороны дорожки. Неужели ее знали и в Иссельрине? Скорей всего подобное внимание, вызвано тем, что она была единственной женщиной удостоившейся чести соревноваться в высоком певческом искусстве со знаменитыми менестрелями, и которую заметил сам герцог. Не обошло всеобщее внимание и ее сопровождение. Ивэ оно мало трогало. Она спокойно шла рядом с Никой. А вот огромный Харальд и коротышка Борг представляли собой такой резкий контраст, что не посмеяться над ними было бы невозможно. Однако, в открытую никто не решился на подобное веселье. В обоих чувствовалась дикая, не скованная никакими приличиями, сила. К тому же Борг шествовал с поистине королевским достоинством. А Харальд напоминал настороженного вольного зверя, попавшего в питомник к его раскормленным изнеженным обитателями.
Герцог, высохший старец, с благородным, породистым лицом человека в чьих жилах течет кровь древних королей, доброжелательно поприветствовал Нику.
— Я приятно поражен, — сказал он, когда Ника поклонилась ему. — Я ожидал увидеть скорее простушку, чем прекрасную даму. Вы уже доставили мне удовольствие своим присутствием на турнире.
— Вы очень великодушны, мой господин. Уверяю вас, что в своих предположениях на мой счет, вы недалеко ушли от истины.
Герцог поднял седые брови.
— Вы заинтриговали меня еще больше, прекрасная госпожа. Прошу вас, оказать мне честь быть моей гостьей.
— С радостью, мой господин.
— С чего ты вдруг называешь герцога «мой господин», — шепотом выговаривала ей в спину Ивэ, когда они в сопровождении пажа, прошествовали в зал.
— Как же мне его называть?
— «Мой лорд» или «ваша светлость» — поспешно проговорила Ивэ под резкий звук фанфар.
Ника с досадой прикусила губу: опять она сделала промашку. Хотя с другой стороны она же, не разубеждала герцога в том, что она простолюдинка, а это может извинить ее дальнейшие невольные промахи.
Огромная зала с высоким сводом, была освещена свечами с подзеркальниками, что дробили свет, рассыпая на множество ярких звезд. В огромных мраморных вазах благоухали розы. Публика, собравшаяся здесь, блистала роскошными нарядами и обилием драгоценностей. В противоположном конце зала, как раз напротив высоких двустворчатых дверей, возвышался трон, обитый алым бархатом, с золочеными подлокотниками. Возле него, с высокомерием взирая на собравшихся, собралась не менее блистательная свита герцога. Возле ступенек, ведущих к трону, выстроились менестрели, которые и служили сейчас темой для разговоров. Но привыкшие быть постоянно на публике и в центре ее внимания, менестрели вели себя непринужденно, посылая улыбки своим почитателям, громко выкрикивавшим их имена, и кидая потаенные, многообещающие взгляды дамам. Стоя на предназначенном ей месте, проникаясь здешним настроением, Ника начинала понимать, что должна отказаться от подобранных ею песен, которые решила, было исполнить перед герцогом, бродя с Ивэ по ярмарке.
— Все будет хорошо. Не волнуйся ты так, — произнесла, стоящая позади нее Ивэ.
Ника вздохнула. Было бы так естественно, что бы эти слова сказал ей Дорган, а не, вечно недовольная ею, Ивэ.
— Скажи мне, сынок, — Боргу казалось, что он говорит шепотом — что я делаю среди этих напыщенных индюков?
Харальд захохотал и Ивэ тут же начала ему тихо выговаривать. Высокие створки дверей медленно отворились, и в зал неторопливо, с достоинством вошел герцог в сопровождении своего верного мажордома. Притихший двор, склонился перед ним в почтительных поклонах, оставаясь в таком положении до тех пор, пока он, поддерживаемый мажордомом, не занял своего места на троне и, в свою очередь, учтиво не поприветствовал своих гостей. Пока герцог выражал радость по поводу того, что Вседержитель продлил ему дни, позволив вновь насладиться несравненным пением тех, кто отмечен божественной искрой вдохновения, его мажордом, занял место позади трона, встав за его спинкой. Итак, герцог объявил о начале состязания певцов, лучший из которых будет избран самими слушателями. На середину зала вышел глашатай в тунике расшитой гербами герцогского дома, и только было открыл рот, чтобы объявить первого исполнителя, как в свите герцога произошло замешательство, и к ступеням трона вышел Джеромо Прекрасноголосый. Попросив у герцога соизволения сказать ему одно слово и получив его, милостивым кивком, он непринужденно поднялся к трону и склонившись к герцогу, что-то зашептал. Предчувствуя, какую-то интригу, зал заволновался. Неожиданно для всех, герцог подал знак, но не глашатому, что обернулся в сторону своего господина, боясь пропустить малейшее его движение, а мажордому, который тотчас, выйдя из-за трона, сошел с возвышения и направился к Нике. Судя по смолкнувшим за ее спиной насмешкам и тихому выговору Ивэ, ее друзей это насторожило также, как и ее саму.
— Госпожа, герцог просит вас подойти к нему — поклонившись, тихо объявил ей мажордом.
Поднявшись за ним к трону, Ника остановилась перед герцогом, глядя на него с почтительным ожиданием, между тем, теряясь в догадках. Рядом неожиданно встал Джеромо Прекрасноголосый, спустившись к ней на одну ступеньку.
— Дитя мое, — начал герцог — высокое боговдохновенное искусство пения не предполагает обмана и подтасовки, это не грубые схватки рыцарских турниров, больше похожих на деревенские драки у трактиров. Я не стесняю состязающихся правилами, но у меня имеется одно единственное условие — никакой магии. И это правило нерушимо.
Никак смотрела на него, не понимая, что значат его слова и при чем здесь она. Герцог какую-то долю секунды, пристально смотрел на нее и, в конце концов, сделав раздраженный жест рукой, спросил напрямую:
— Это верно, что ваш супруг — темный эльф?
— Да, ваша милость, — не подумала отпираться Ника.
Лицо герцога сделалось жестким.
— Я прошу вас покинуть мой дом.
— Хорошо, ваша милость, я уйду — присела Ника в глубоком реверансе, скрывая облегчение.
— Что значит «я уйду»? — сварливо осведомился герцог — Разве он сейчас не с вами?
— Нет. Он предпочитает никого не смущать своим видом.
— Но Джеромо уверяет, что он повсюду сопровождает вас.
— Он, мой муж — учтиво пояснила Ника, удивляясь про себя, при чем тут вообще может быть Дорган.
— Руфус, — за спиной Ники, подзывал кого-то рукой герцог — Что вы скажете?
— Ваша светлость, в этом зале нет магического присутствия — отозвался позади нее, высокий дребезжащий голос.
— Всем известно, что дроу настолько сильные маги, что их чуть ли не почитают за демонов — поспешно перебил его Джеромо — Мой герцог, да будет вам известно, если конечно ваш маг не потрудился довести этого до вашего сведения, что магия дроу столь сильна, что они легко могут пользоваться ею на расстоянии и таким образом способствовать победе того, кого, в данный момент, поддерживают.