Где Герой наш обрастает если не соратниками, то попутчиками, которые помогают ему делать то, что он делать собрался. Правда, пока еще никому неизвестно, что именно Герой затеял. А возможно, что Герой и сам этого еще не знает…
Договориться с Волконскими о продаже поместья получилось не сразу, хотя предложение я им сделал выгодное. Просто они очень не сразу осознали, что я выгодное для них предложение сделал, наверняка думали, что я их облапошить желаю. Но после долгих и не очень простых для меня разъяснений они осознали, что предложение мое на самом деле выгодное — так что облапошить их вышло даже круче, чем я вначале предполагал.
За все поместье я заплатил деньгами двести тысяч рублей серебром — то есть даже меньше, чем считал достаточным Петр Петрович. Но поместье, по моему мнению, больше и не стоило: крестьян там было чуть больше двух тысяч душ, а поместья обычно так и продавались: по сто рублей с души. Почему-то размер угодий на цену особо не влиял (поскольку угодий этих, как правило, и на простой прокорм «душ» едва хватало), так что запрашиваемая ими цена изначально не имела шансов найти реального покупателя. И вообще я думаю, они просто такую цену выставили чтобы поторговаться в надежде получить чуть больше рынка — но не обломилось им. Тем более не обломилось, что мне в торговле с князьями сильно помог министр финансов. Не знаю уж, насколько умышленно — но когда князья в очередной раз сунулись в Государственный заёмный банк за кредитом, их там вежливо (или не очень — я там не присутствовал), … в общем, им в кредите просто отказали. А расходы у князей большие, им же обязательно нужно балы всякие устраивать, постоянно модную одежду заказывать — а с доходами от поместий (ну, если ими плотно не заниматься) выходило как-то не очень. Так что в какой-то момент мое предложение стало для них безальтернативным.
Канкрин, впрочем, вовсе не ради меня с Волконскими такой трюк проделал — кредит воронежские князья еще до моего к нему визита не получили, им даже до того, как я с ними о продаже поместья говорить стал. Да и не только они, минфин начал очень серьезно госрасходы контролировать и дворянам всей страны стало весьма трудно перехватить в банке червонец до получки. А потребность в деньгах росла, в том числе и потому, что в очередной раз подушный налог увеличился, немного, на семнадцать копеек в год — но когда у тебя есть лишние крестьяне, то сумма может оказаться для помещика неприятной. Причем даже выгнать на волю таких лишних крестьян помещик не мог. То есть право имел, а вот с технической возможностью были проблемы: только для оформления бумаг требовалось уплатить три пошлины, четыре раза (минимум) пообщаться с губернским предводителем дворянства (тоже момент чаще всего не бесплатный) — так что в сумме набегало до двадцати рублей на крестьянское человеко-рыло. Вдобавок и процесс этот занимал время от полугода и до бесконечности, так что то, что Свиньин смог почти всем своим крестьянам вольную дать, я счел почти чудом (правда, все же основанном на моих ему постоянных выплатах). А вот у Волконских чуда не случилось.
А еще больше чуда не случилось в поместьях родного уже Одоевского уезда и некоторых смежных. Но тут уже я смог всем — действительно всем — помещикам дать очень вкусную конфетку. Одоев — город уездный, не заштатный, но в городе каменных зданий было ровно два. Мужской монастырь и просто сама по себе церковь. А в остальном город напоминал большую деревню — которая хуже маленькой тем, что улицы шастающий транспорт размесил так, что после дождя по ним пройти было трудно, а проехать вообще невозможно.
Но лучше деревни город был тем, что городу принадлежало почти шестьсот десятин земли, а хоть чем-то застроено было меньше ста. Из незастроенных десятин я двадцать быстренько купил как раз «под застройку». На самом деле мне это почти ничего не стоило, так как в Одоеве, как и в любом другом городе России, действовал «послевоенный» закон царя Александра: за «участок» примерно в треть десятины (в разных городах размер варьировался, а в Одоеве он был такой же, как в Москве) в казну города выплачивалась символическая сумма (конкретно здесь — двенадцать рублей), после чего «покупатель» был обязан выстроить на участке дом определенной стоимости и доплатить остаток стоимости земли (в Одоеве этот остаток был в районе рублей шестидесяти). Причем выстроить сарай и заплатить подрядчику за него сто рублей — не прокатывало, стоимость дома определялась городской комиссией «по аналогии». На строительство отводилось три года, и если ничего не построено — участок возвращается в собственность города. Но я ждать не стал…
Первым был выстроен «сельский клуб проекта 2-06-41»: у меня его чертежи в телефоне были и я их успел перенести на бумагу (имея в виду в дальнейшем прослыть крутым архитектором, если ничего другого не подвернется). А чертежи оказались там почти случайно: у меня однокурсник из Балашихи был, и там этот клуб рядом с его домом стоял. Парень утверждал, что клуб этот еще дореволюционной постройки, а я не поверил и проверил. Ну как проверил: спросил у Витьки, он мне ссылочку и прислал. А я все это сохранил, чтобы осенью макнуть однокурсника носом в это самое… В общем, пригодилось — и здание мужики выстроили за три месяца. Цементных-то печей у меня теперь работало уже три, а гипс я в нужных количествах покупал у какого-то купца в Алексине.
Что же до кирпича — то с ним вообще проблем не было. Когда есть много глины и много угля… Конечно, мне угля едва хватало для домны, но не зря меня так волновали «древесные отходы». То есть пеллеты я делать пока не стал, а вот мелкий уголь из всяких веток теперь имелся в изобилии. Потому что он у меня и был «отходом» от совсем другого производства.
Когда есть своя сталь в любых потребных количествах, то никто не мешает сделать для выжигания угля стальные реторты. Во-первых, в них уголь при перегонке не сгорает, а во вторых попутно получается овердофига очень полезных древесного спирта, уксуса и ацетона. Серебро вполне доступно, так что метанол я сразу перегонял на формальдегид, уксус сам по себе спросом пользовался (хотя я знал, как и самому его с пользой применить), а ацетон — это вообще штука очень полезная. Правда я пока не придумал, что с ним делать — и он просто сжигался в печах для получения угля. Однако если в реторту положить не поленья, а мелкий хворост, то метанол, уксус и ацетон все равно образуется, а вот мелкий уголь — его как раз после брикетирования на выделку кирпича я и отправлял.
После постройки клуба (точнее, еще когда он строился) я приступил к строительству жилых домов на новенькой улице. Сначала был выстроен особняк для уездного предводителя дворянства, прямо рядом с моим. А потом — началась постройка уже двух десятков особнячков. Очень уютных и очень современных: с бетонными перекрытиями, с чугунными батареями и собственными котельнями. Кстати, чтобы в домах появилась вода для этих котелен (ну и для прочих нужд) была выстроена и водонапорная башня, а рядом с ней — «классический медленный фильтр» для воды. Уж его-то каждый мой современник видел, если хоть раз посмотрел «Призрака оперы»: там как раз призрак по такому фильтру в подземелье на лодке и плавал, только я водопроводную станцию поскромнее размером поставил.
Впрочем, этим строительством я все же не лично занимался. Еще в Петербурге договорился с одним тамошним архитектором, Александром Андреевым, о том, что он мне слегка поможет со всем этим строительством. Причем поработать уговорил его буквально «за еду»: пообещал его научить делать перекрытия в домах не из дерева. Конечно, бетонных перекрытий он в жизни никогда не видел, ведь, если мне склероз не изменяет, настоящий портландцемент еще не изобрели. Мужик реально охренел от открывающихся перспектив в архитектуре и «нарабатывал опыт» больше полугода, вкалывая на стройках с рассвета и до заката. Самое смешное, что как делается этот цемент, он даже не спрашивал — ну а я и не капал ему на мозги лишними знаниями, однако все двадцать четыре особняка (практически голые коробки, без внутренней отделки) парень выстроил.
Очень кстати мне эти домики поспели: в них очень быстро переселились из своих поместий окрестные помещики. У меня условие было простое: хочешь удобный красивый дом в перспективном развивающемся городе — продай мне ненужное поместье. А ведь поместья многим и в самом деле были не нужны: доходу с поместья крохи, сил на поддержание его хоть в минимальном порядке уходит много. Кстати, начет доходов: оказывается, величина оброка серьезно регулировалась законом, и в среднем помещик-дворянин с одной «души» получал денег около четырех рублей. В год, при этом подушных платя в казну больше полутора этих самых рублей. Ну еще сколько-то мог выручить, продавая то, что крестьяне вырастили — но это если лично этим заниматься. А такого понятия, как «честный управляющий»… впрочем, тот же Игнатьев был честным, но даже с ним в условиях тульской выпаханной земли пятерку чистыми с рыла получить было непросто. А тут — и шикарный дом, и денег много и сразу! Да еще куча практически бесплатных развлечений…
Клуб, в котором почти сразу начали давать представления «домашние труппы» большинства помещиков, был не самым привлекательным из развлекух. На самом деле очень многие помещики реально «развлекались», придумывая всякие улучшения в хозяйстве. Селекцией занимались довольно активно — по возможности, конечно, но вот с возможностями у них раньше было не густо. Потому что «текучка заедала», а я их от «текучки» как раз и освободил. А для «полезных хобби» специально выделил полсотни десятин рядом с городом, в выкупленном таким же нехитрым способом поместье Ламино. Из проявивших особый интерес к таким «развлечениям» мне понравился древний старик по фамилии Тургенев: во-первых, у него был неплохой сад с удивительными яблоками, а во-вторых, он довольно серьезно занимался селекцией кур. Яблок его яблони давали очень мало, да и были они чуть побольше куриного яйца — но, когда созревали, они были ярко-желтыми и прозрачными. Не как стекло, а как мутноватый янтарь, даже семечки слегка просвечивали. И были они очень сладкими. А кур он разводил по принципу «чем больше тем лучше», и средняя курица у него весила килограмма четыре (а петухи и за пять перерастали), причем курицы до таких размеров отъедались где-то за полгода… ну, за год точно отъедались. Правда и жрали как не в себя — но с кормом проблему я в принципе решить мог. А вот что делать с яблонями, было не совсем понятно: поместье старика находилось в соседнем, Черненском уезде, там возиться с селекцией было некому, а привить на местные деревья — наверное, поздновато: старику уже под восемьдесят было. А ездить ему туда — так это побольше полусотни верст…
Впрочем, про версты у меня уже возникли некоторые идеи. Причем не на пустом месте: удалось удачно прикупить соседский чугунолитейный заводик в Ханино. Вообще-то для владельцев завода Засыпкиных прошлый год вышел как бы и очень неплохим: выплавить они смогли уже четырнадцать тысяч пудов чугуна, да и цена на металл из-за моих крупных закупок поднялась уже копеек до тридцати за пуд. Но Москва уже после войны практически полностью отстроилась, так что спрос на их основную продукцию (то есть на печные колосники и дверцы) резко снизился, и прибыли у них получились всего лишь чуточку больше двух тысяч рублей. С завода около двух тысяч, а с сельского хозяйства, которым занималась в основном жена старшего Засыпкина, они получили еще тысячу с четвертью. Конечно, прибыль — в любом случае не убыток, а год на год не приходится, но я им сделал предложение очень выгодное.
Засыпкиных я уважал за то, что мужики там всей семьей вкалывали всерьез. Выпуск чугуна из печи всегда проводил кто-то из сыновей, Илья Засыпкин — отец семейства — из литейного цеха не вылезал. В общем, «железное дело» они знали и работать не ленились, а то, что начали в рыночек не вписываться, так это дело поправимое. То есть я знал, как дело поправить — и предложил им простую сделку. Суть ее заключалась в том, что поместье и завод я выкупаю, младших Засыпкиных нанимаю на постоянную работу с окладами по сто рублей в месяц, старшего — Илье Петровичу было уже за пятьдесят — с окладом в две сотни ставлю начальником формовочного цеха. За поместье плачу «по рыночным ценам», то есть за две с небольшим сотни рыночных «душ» отваливаю пятнадцать тысяч рублей серебром.
Правда сначала я им предоставляю «неоплачиваемый отпуск» до лета — пока я перестраиваю их завод. То есть одного человека (пусть сами выберут кого) с зарплатой в шестьдесят рублей на это время я нанимаю «по отдельному контракту» наблюдать за копаньем руды и рубкой дров — но это если они сами захотят. Илья Петрович «захотел», причем, как я понял, не из-за денег, а чтобы поближе к заводу быть и разобраться, что я буду перестраивать. Ну да мне не жалко, пусть смотрит.
Три сына у меня «временно пристроились» на обучение: парни умные, грамотные, просто знаний им не хватает — вот я им знания и давал по возможности. Дом в Одоеве я себе выстроил трехэтажный, просторный — вот одну комнату на первом этаже под «учебный класс» и отвел. Правда поначалу парни в классе просто бамбук курили, но когда я им рассказал про химию процесса превращения руды в чугун, глазенки у них загорелись.
Сильно так загорелись, но по-разному. Старший, Николай, начал копать в сторону способов увеличения производительности домны за счет выбора наилучшего сырья, средний, Егор, серьезно заинтересовался улучшением «моих» кауперов, а Михаила — младшего — спустя три месяца Авдотья начала срочно обучать французскому языку: парень всерьез увлекся химией как таковой и я решил, что ему будет крайне невредно скататься до городу Парижу, поскольку во Франции много народу всерьез химией занимались и вот у них чему-то полезному научиться будет очень неплохо. Чтобы ему не очень скучно в загранице было, в помощь ему Авдотья начала срочно готовить еще полтора десятка парней из гимназий и реальных училищ: если получится, то человек десять весной отправятся перенимать передовой зарубежный опыт.
Еще в городе строились сразу две гимназии (мужская и женская) и две школы «для простолюдинов» — ими занялся, за соответствующую плату конечно, тульский архитектор Евгений Нежданов. И вот с ним у меня чуть до драки не дошло: здания он спроектировал красивые, но просто не желал понять, как можно дом без печей зимой отапливать, а еще никак не мог воспринять идею ватерклозетов. Но когда я ему это смог в конце концов объяснить (и показать живьем в только что выстроенном клубе), товарищ так вдохновился, что пообещал все школы (и обязательные для них в небольшом городке общежития для учащихся) выстроить до осени. И обещание свое выполнил.
Все это было хорошо, вот только Алёне очень не нравилось то, что я как бы и дома сидел, но ни на нее, ни на дочку внимания почти не обращал — ну, она так думала, на самом деле я каждый день и с дочкой играл, и с женой обсуждал всякое — да и не только обсуждал. Однако женщины — существа непредсказуемые, если что в голову себе вобьют — хрен выбьешь, и пришлось с этим просто смириться. Конечно, воспитание не позволяло ей вот так прям в глаза мне претензии свои высказать, но я же чувствовал. И решил ее слегка от тяжких мыслей отвлечь, предложив устроить в Одоеве типографию и начать выпускать городскую газету. Алёна идею обсудила с другими помещицами, совместными усилиями те прикинули, кто их соседей делу помочь сможет (скатавшись быстренько в заграницу чтобы купить потребные машины) — и это Алёну заняло где-то на месяц. А потом я ей торжественно пообещал, что с обучением чужих людей я завяжу как только завод в Ханино заработает. Честно пообещал: когда завод заработает мне просто некого учить станет.
Перестройка завода закончилась в конце апреля. За это время старую домну я просто снес целиком (большей частью ради неплохих кирпичей, пошедших на постройку новой), на ее месте выстроил новый «доменный цех» с тремя такими же кауперами, как на моей домне. Где «выхлопом» этих кауперов еще и вода грелась для паровой машины.
Да, паровую машину — первую паровую машину — я сделал еще когда только собирался конвертер соорудить. Ее изготовил из остатков первой и целиком из второй пушки, прямоточную (она конструктивно попроще обычной «двойного действия» и КПД у нее почти вдвое выше), мощностью сил примерно в десять. Она и качала воздух в конвертер — потому что никакими мехами потребные три или четыре атмосферы не накачать. Я же не просто так из первого чугуна, в домне выплавленного, отлил цилиндры для воздушного насоса, а когда паровая машина все же заработала, то удалось и «цирк с конями» прекратить, и закачку воздуха в домну сделать действительно непрерывной.
Потом я уже чугунную машину сделал, немного побольше — она получилась уже под сорок сил мощностью и весила чуть меньше тонны. Эту — вторую — я приспособил для кручения токарных станков. Совсем хреновых, но уж всяко лучше, чем любой из существующих. А когда есть токарный станок, то становится очень просто выточить валки для, например, прокатного стана. Не такого, как по телевизору показывали, а совсем уж примитивного: на вертикальной раме их несколько рядом друг с другом ставится и железяка через одну пару валков за раз и пропускается — именно такие сейчас в «развитых странах» и использовались. Чтобы железяка не просто так каталась туда-сюда, ее нагреть надо — и поднялись рядом со «станом» две длиннющие нагревательные печи. Они уголек тратили со страшной силой — но из стана выходили очень полезные железяки. Например, стальной пруток, который вполне годится в качестве арматуры для железобетона — без которого хрен бы я чего построил в Одоеве. И вообще где бы то ни было…
Ну а когда я прикинул предстоящие поступления неплохого металла, мне пришла в голову светлая мысль о том, что металлопрокат бывает разный. И что на стане можно не только проволоку-катанку гнать, но и рельсы например. То есть рельсы я и раньше уже наделать успел, у меня теперь по рельсам катались разливочные ковши от домны до конвертера и в литейных цех, но там всех путей было метров сто. А если проложить рельсы от нового завода до города, а потом и дальше пути кинуть…
Игнатьев в очередной раз пережил повышение оклада жалования, на этот раз до пятисот рублей в месяц, и приступил к покупке всех поместий по дороге от Черни до Липецка. Конечно, дело это не быстрое, да и не дешевое…
В конце лета, когда в Верхнем Студенце уже завершалось строительство первой домны, Карнеев прислал мне бумаги о праве собственности на Нижний Студенец. С оговоренным условием об уплате в казну шести тысяч в год в течение трех лет — а вот тот момент, что «если завод не заработает, все обратно взад вертать», там не упоминался. Видно не зря полковник Дорофеев в этой деревне три месяца просидел, по несколько раз в неделю наведываясь на стройку. Вероятно, он действительно был неплохим специалистом — если не по металлургии, то уж по общим хозяйственным вопросам, поэтому именно с его подачи (мы с полковником этот вопрос несколько раз обсуждали) мне было предоставлено право «выкупать для казенных нужд за свой счет» землю и крестьян-однодворцев, чье село лежало как раз между Студенцами. Формулировка такая использовалась не просто так: «для казенных нужд» означало, что хозяина никто спрашивать не будет и цену установит казна. То есть Канкрин, который за казенную копейку любого сожрет и не заметит. Понятно, что платить предстояло мне, а не казне, и с ценами было не все так сладко — но вот отказаться продать мне то, что я пожелаю купить, эти мужики не могли.
Ну да ладно, мне пока и того, что есть, хватит. С учетом полученного (правда за деньги) небольшого участка на Северском Донце, в том месте, где позже появился город Донецк (и не тот, который Юзовка или Сталино). Сейчас там находилась казачья «бродячая станица» со странным названием «Гундоровская», а территория вроде как относилась к землям Войска Донского, так что по моему поводу был издан специальный рескрипт царя о том, что этот участок, размером в пятьсот десятин, выделяется в особую «казенную собственность» и передается в пользование мне «в пользование ради развития производств железных». Станица была «бродячей» потому что за лет десять она уже четыре раза переносилась с места на место, и каждое новое оказывалось ничуть не лучше предыдущих и в половодье все равно ее затапливало. Не знаю, насколько казакам понравилось то, что у них еще кусок земли отрезают, но никаких гадостей от них я не почувствовал. Да и то, земля была паршивенькая, урожаями совершенно не баловала — к тому же и пахать ее было сущее мучение. Но я там ничего пахать и не собирался. Мне вообще не до того было…