А глаза так и слипаются, будто и не спала до этого. Сквозь ресницы видятся красноватые солнечные блики в окошке — значит, солнце садится. Что ж, у меня вся ночь впереди…
Журчание ручейка не приносит обычного покоя. Сегодня он грустит. Грустит вместе со мной. О чем? Обо всем сразу и ни о чем конкретно. И принесла ж нелегкая эту благородную даму именно сегодня! Вся такая манерная, холеная, возвышенная. Ну, прям, наглядный образец для пособия по спасению рыцарями дам в опасности. Ей-ей! Тонкий стан, но со значительными округлостями где положено. Каскад золотых волос. Огромные голубые глаза и розовые губы бантиком…
И рядом с ней я кажусь не то, что серой мышкой, а настоящей дурнушкой. Вот и сбежала сюда, к ручью в надежде отвлечься. Да только отражение в ледяной воде не дает забыть.
— Эредет, что случилось?
Ты… Ну зачем ты сюда пришел? Еще и спрашиваешь такое!
— Это из-за наших гостей? — осторожно спрашиваешь, внимательно вглядываясь в лицо.
Почти угадал, только не из-за всех гостей, все дело в одной гостье.
— Они обидели тебя? — в твоем голосе слышится гнев, а может даже ярость.
Все верно, ты никому не позволишь больше обидеть меня. Это радует, но… Никто ведь меня не обижал, просто так сложилось.
— Эредет, не молчи, — в твоих глазах светится мольба, на которую мне так хочется ответить.
Но стоит ли? К чему загружать тебя моими глупостями?
— Эредет? — ты берешь мои холодные ладони в свои руки.
— Ничего… Просто глупые страхи, — бормочу под нос, пряча от тебя взгляд.
— Эредет? Опять? — в голосе звучит возмущение.
Ну и опять. И снова. А что делать, когда такой пример под носом?!
— Как бы мне хотелось, чтобы ты увидела себя моими глазами…
Было бы на что смотреть! Но ты… так не считаешь: ладонями обхватываешь мое лицо, пальцы разглаживают складку меж бровей:
— Не хмурься… Если бы ты только могла увидеть себя такой, какой вижу я! Глаза цвета весеннего дождя. Волосы пушистые как ковыль. Улыбка словно первый цветок после долгой зимы. Легкая поступь, а быть может и немного полет.
— А фигура у нее лучше! — смущенно бурчу, чтобы хоть как-то заглушить твои слова.
— Кому что нравится, — философски улыбаешься ты. — Не веришь мне, вспомни тогда кузена Аласдейра и его жену. Тали далека от идеала эльфийской красоты, что нынче в моде. Но разве это мешает их любви? Их жизни? Так почему чье-то мнение, какие-то предрассудки должны мешать нам? Тем более, придуманные тобой самой.
Ты, наверное, прав. Во всяком случае, мне хочется в это верить…
И ручей повеселел, напевает задорную песенку, от которой на сердце легко и светло. А может это потому, что ты рядом? И все мои страхи кажутся всего лишь глупостями…
Это только в сказках просыпается принцесса какая-нибудь, как цветок распускается: неторопливо, царственно, спокойно. У меня так не получается: с постели едва не свалилась, сердце в горле бьется, во рту сухость страшная. А уж если вспомнить, что снилось… Нет, это все чурбань-трава виновата, а еще точнее — лекарь, добавивший ее в лекарственную настойку. И где он лекарскому искусству обучался? Явно диплом зазря выдали.
— О, Эредет! Ты пробудилась! Благая весть! — радостно заверещал над ухом кто-то.
И я даже знаю кто. А Сирин не могла поселиться у гадалки? Так сказать без отрыва от дела.
— Сирин, пожалуйста, не так громко. Вдруг еще кто спит?
— А все проснулись уже! — столь же радостно, как и в начале, оповестила меня Сирин. — На рассвете кто-то приехал в деревню, так местные жители пошли на большую площадь посмотреть, кого принесло.
Даже так? Интересно, а старосту смогли от бутылки оторвать или так с лекарем и пастырем и пьет?
— А где Феве?
— Лошадьми занимаются, я им приказала, чтоб к обеду были готовы.
К обеду? Мое состояние не в счет? Или надеется, я быстро поправлюсь? Но по большому счету мое здоровье не должно ее беспокоить, ведь не вместе в дорогу выехали, просто было по пути. Ну и я не буду переживать, тем более Эфиан и Жармю обещали проводить. Знать бы еще самой, куда мне ехать.
— Эфиан и Жармю еще до рассвета на рыбалку пошли, — недовольно фыркнула Благочестивая, всем своим видом показывая, сколь недостойно сие занятие настоящих рыцарей.
Так никто и не говорил, что Эфиан — рыцарь. Он — эльф, живет по своим законам, а главное принципам. Жармю тоже не заявлял своего титула. Да, по всему видно, что рыцарь, но пока доказательств тому не будет, уверенности полной нет.
— Сирин, ты не могла бы подать мне кружку воды? — надо срочно отвлечь Благочестивую, иначе примется обсуждать недостойный поступок спутников, а там и до их родословных недалече.
— Конечно, сейчас-сейчас, — мигом засуетилась Сирин.
Зря я на нее ворчу, пусть и про себя: она ведь добрая, просто иногда утомительно-нудная со своим церемониалом и понятиями достойности и недостойности.
— Вот, испей. Холодная, колодезная. Доэ-раббит Шамьяна сама принесла со двора.
Терпеливо, словно малому ребенку, Сирин подала мне кружку и помогла напиться. Нет, все-таки зря я на нее сержусь.
— Ну, как? — в глазах Сирин отражалось искреннее беспокойство за мою персону, возможно вызванное вчерашним отсутствием.
— Намного лучше, — улыбаюсь в ответ.
Я ведь и не лгу почти: боль терпимая — вторая ипостась пиктоли все равно поспособствовала, голова болит слегка, а в остальном — все хорошо. О растревоженном сновидением сердце молчу, за него и не спрашивают.
— Наверное, стоит прогуляться. К тому же надо Зорьку проведать.
— Ну… если ты так уверена в своих силах… — неохотно протянула Благочестивая, с сомнением оглядывая меня.
Кажется, мне хотели поведать предсказания местной гадалки, а я все планы спутала. Ничего, еще будет время рассказать, уж в этом я не сомневаюсь.
Дом дуэ-раббита Крайма располагался не в центре Фингольда, а ближе к окраине, поэтому первое время шли в тишине и спокойствии. Даже собаки провожали нас равнодушными взглядами. Как я узнала, Зорьку и остальных лошадей отвели в загон близ большой площади: летом и в начале осени там ярмарку устраивают, места много, да и навесы есть. Лучше бы в конюшню, но в домах у людей больших помещений, чтобы всех разом разместить, нет. Зато лошадки получили двойную, если не тройную порцию корма. Вот праздник, наверное, случился.
Чем ближе мы подходили к площади, тем больше был слышен какой-то гомон. Напомнил он мне шум моря, строптивый бег волн, шумный Давро и его обитателей да гостей. А также несбывшиеся надежды… Ладно, не буду о грустном думать, тем более сама во всем виновата.
Мы, наконец, вышли к площади и с изумлением обнаружили здесь все местное население (это я так предполагаю).
— Кто же это такой важный приехал, что вся деревня собралась?
— Не знаю, но гадалка сказала, кто-то очень важный! — доверительно прошептала Сирин на ухо.