- Пойду в море искупнусь,- сказал он.
В кармане брюк лежал бумажник, ключ от номера, на поясе висел сотовый телефон,- где оставишь это богатство? Саша снял белые летние туфли и зашёл почти по колено в воду.
Море было спокойно, огромно, переливалось на солнце и, кажется, пело:
Море-море, мир бездонный,
Пенный шелест волн прибрежных…
Над тобой встают как зори
Над тобой встают как зори
Нашей юности надежды.
\
Или это Саша пел, и никто не слышал.
Выйдя из воды, Саша босиком пошёл по песку, тут и там лежали, сидели, стояли отдыхающие, взрослые, дети, молодые и старые, толстые и тонкие, откровенные и не совсем, праздные и читающие, живущие и скучающие.
- Пойду пива выпью,- решил Саша,- здешнее пиво не хуже нашего.
В летнем кафе с множеством круглых лёгких столиков и таких же лёгких пластмассовых стульев, над каждым столом был раскрыт зонтик, наблюдалась та же пляжная праздность. Саша взял два прозрачных пластмассовых бокала пива и сел за один из столиков, аккуратно смахнул кем-то уроненные чипсы на землю, и сделал очень большой глоток, выпив сразу чуть ли не всё. «Чего-то пересохло во рту». Из динамиков разносилась современная русская попса, а Саша любил рок – зарубежный. «Не сегодняшний, я его не очень понимаю, а старый, я ведь тоже уже немного староват».
Рядом за столиками сидели мужчины и женщины, с детьми и без. Круговерть жизни, молчание и гомон живых людей, скука и новые впечатления на их лицах, - всё это вместе с ярким солнечным светом, влажным морским воздухом наполняло нарождающийся день действием.
У группы «Uriah Heep» есть песня «July Morning» - это очень известная песня. Вот и сейчас было июльское утро, и Саше хотелось схватиться за голову. Как давно это было. Слушает ли Юля эту песню всё так же, как тогда, у Толика дома, в 80-х, они целовались с ней в маленькой комнате, а Толик с Ирой в родительской, и играл «Uriah Heep» и эта песня. Была, была с Юлей любовь и прошла. И с Наташей. И с… Ёб твою мать! Разве такого ты хотел, Саша? Ты ведь тоже хотел вот так вот сидеть за столиком, у самого синего моря, рядом жена, рядом дети, ну, или один ребёнок. Всей семьёй сидеть и наслаждаться жизнью. И ты посмотри, оглянись вокруг, вокруг именно так и живут. А ты сидишь один за столиком, с пивом и ни хуя у тебя нет.
В номер Саша вернулся поздно вечером.
- Свет не включай,- попросил Константиныч,- я не один.
- Может мне ещё погулять.
- Уже не надо,- раздался женский голос.
И Саша услышал, как они двусмысленно хохотнули.
- Я уж волноваться начал,- сказал правду Константиныч.
Он, действительно, начал волноваться, а Надежда, положив голову на его седеющую грудь, рассказывала о себе совсем юной.
- И у нас работала женщина, ей было за сорок. И рассказывает как-то в курилке, что они с мужем диван сломали во время секса. А я девчонкой молоденькой была, для меня это шоком было, такая старая и ещё сексом занимается. Представить себе не могла.
Саша вышел на балкон. Весь день перед ним была пропасть, а теперь море. Море всякого.
Было всё очень просто.
«Было все очень просто, было все очень мило…»
Так написал Игорь Северянин – поэт, которого, повзрослев, я перестал любить, но не перестал вспоминать. Давно написал, в феврале 1910 года.
Королева, паж – никого теперь нет. Железо не смешивается с глиной, а люди смешиваются.
В автобусе, вечером, возвращаясь (неважно, откуда или куда), они смешиваются невольно, сидят рядом, касаются телами, смотрят друг на друга, слушают разговоры по мобильному телефону.
Она сидела рядом и что-то записывала в ежедневник.
- Может и меня запишешь? – спросил он.
Он уже несколько минут наблюдал за ней, боковым зрением, вместо того, чтобы привычно любоваться в окно центром Петербурга и его обитателями.
Она первый раз обратила на него внимание.
- Ты же видишь,- она пролистала чистыми страницами ежедневника так, что в правом нижнем углу он невольно увидел бегущего человечка, нарисованного карандашом на каждой странице,- зарываюсь в делах.
- Тогда сегодня вечером.
- Сегодня вечером – это сейчас.
- Сейчас. Предлагаю немного покататься в автобусе.
Короче, они переспали. Не тут же, конечно. И может показаться их поведение легкомысленным и непристойным, но так уж получилось.
Они много не пили. Есть на углу Марата и Невского кафе «Сладкоежка», так там они выпили по бокалу шампанского и съели по куску торта. Его звали Сергей, а её Таня. Потом она заказала зелёный чай, а он выпил чашку эспрессо.
Таня училась и работала. Сергей работал, и работа ему нравилась так же, как зарплата, ну, то есть не очень. То есть хотелось большего.
Но говорили они в кафе про очки. Оба носили очки.
- Когда я учился в советской школе, то просто не воспринимал девочек в очках. Всё, что продавалось, было ужасно.
- А у меня в школе было хорошее зрение.
- А я комплексовал. Плохо видел, а очки ни в какую носить не хотел. Только солнцезащитные.
- Не знаю… Мне на лекциях стало трудно с доски читать, да и на улице не всё стала видеть.
- Тебе очень идут очки.
- Хо! Спасибо!
- Я говорю, сейчас очки стали этим…ну, как кольца, серьги?
- Аксессуаром.