- Честно - я нормальному эксперту позвонил... это он уже настучал, растерянно бормотал Серж, усиленно нам подливая. Мы пили, почему-то надеясь найти разгадку этой тайны на дне стакана... Известная уловка для слабодушных.
- Они и меня чуть не забрали! Веришь? - говорил Серж.
Я послушно кивал. Не мог не кивать - раз пил его водку?
Падение полное! Главное - в двухстах метрах отсюда мой дом, но я почему-то не могу пойти туда: не то состояние души, а теперь уже, после выпитого, и тела. Господи! Мой друг Игорь на небесах, летает там в поисках недостижимого идеала, другой мой друг, Никита, - в глухом застенке, мучается за тот добрый порыв, который совершил, и тяжело, наверно, ответит... а я тут трескаю водку. С кем? Один только что засадил моего лучшего друга в тюрьму, лишил его семью фамильного ожерелья, а Федю и Люду жилья. Другой, играя Никитушкиной лосиной ногой то на повышение, то на понижение, фактически обобрал нас - а я пью с ними, киваю и поддакиваю. Для жалкого оправдания внушаю себе, что для литератора все полезно, и даже пытаюсь лепить какие-то стишки... "Вот Никиту в кандалах... вывели из "Корюшки"... Ах, ах! Ох, ах!.. Горюшко, горюшко!" Что происходит со мной? Творчество - удручающее. Жизнь моя запутана, слаба. Раньше я хоть что-то мог и умел, потом увлекся буддизмом, и после буддизма, видимо, совсем ослабел. Что я могу? Я не могу даже сказать этим людям: "Пошли вон!" Я даже себе не могу сказать: "Пошел вон!" Или себе, может, скажу? Не решусь! Постесняюсь - вдруг эти обидятся?..
Впрочем, если нет сил исчезнуть физически, есть способ исчезнуть химически - способ, хорошо известный на Руси. Я налил cебе полный стакан водки и, сказав "Прощайте!", выпил его. Венгерологи запели что-то по-венгерски, и все пропало.
9
Очнулся я, сидя в инвалидной коляске... но коляска та была не моя! Во-первых, сильно обшарпанная... что же, я давно на ней езжу? А во-вторых, самое главное - передо мной была ручка переключения скоростей, другие непонятные ручки, спидометр (?), еще что-то, о чем я не имею ни малейшего представления, поскольку никакой транспорт никогда не водил... Откуда же это - моя мотоколяска? Не моя!
Мысль эта почему-то наполняла меня ликованием. А вот и хозяин. Горбун с маленькими ножками, перекидывает свое хрупкое тельце, опираясь на трость. Взгляд, однако, у него был уверенный и жестокий. К кому это я попал?
Он сел рядом и насмешливо смотрел на меня. И молчал.
- Скжт пжст... кк я здс окзлс? - слипшимся, горьким ртом произнес я.
- С неба упал! - усмехнулся он.
Я, видимо, настолько ослаб, что вдруг горячо ему поверил - может, действительно, я летал высоко, спрыгнув с крыши на провода, которые спружинили, а вовсе не сидел в той зловещей темно-синей пивной, где вершились гнусности, - и все, значит, неплохо... Людям ослабшим свойственно верить в легкую победу хорошего, в чудеса.
- С неба? - радостно произнес я.
- Ага... с неба, - усмехнулся он. - И валялся в грязи!
Да. Судя по состоянию моей одежды - он прав. Горячий пот вдруг пpoшиб меня. Я вытирался грязным платком.
- Так... куда прикажете? - издевательски произнес он, трогая рычаги.
- Мне бы... воды попить где-то. - Я специально выстроил длинную фразу, чтобы он оценил, что я понимаю, что сделать это - небыстро и нелегко... но не подозревал, что так оно и случится.
Он возил меня долго и непонятно, и я бы сказал, жестоко. Надолго оставлял меня и медленно-медленно куда-то уходил, ничего не объясняя... а встать я почему-то не мог - лишь жалко озирался: то какой-то магазинный тыл с ящиками в грязи, то узкий двор с кирпичной стеной, уходящей до неба... Я высох до кишок. Но безжалостный горбун возвращался без воды, ничего не объясняя, вез меня дальше и снова надолго бросал. Наверное, это и есть ад, наказание за все мои прегрешения? Вот мы въехали в какой-то дикий двор, красные дома с черными выбитыми окнами, ржавыми лесенками вдоль стен.
- Ну... тебе, наверное, сюда? - проговорил он, открывая с моей стороны дверку. Я поглядел на убогую дверку в углу... "Вытрезвитель". Ну что ж - он, наверное, прав. Может, хоть там мне дадут воды?
10
Но мечты мои не сбылись.
- На вас, алкашей, воды не напасешься! - таков был грубый ответ коренастой женщины, местной распорядительницы. - Вот, садись пока... в кресло. Сейчас доктор придет, разберется.
Из прошлых посещений подобных мест я помнил, что доктор определяет степень опьянения, а значит, дальнейшую твою судьбу.
Казалось, страшней ничего уже не будет, но - в соседнем кресле я увидел Федю. А я-то думал, что он сейчас высоко! Все мечты рушатся!
- Ну что... со свиданьицем, - мрачно произнес он. Как он здесь оказался? Ведь шел по небесам, я же своими глазами это видел!.. Мерещилось? Я боялся его спросить о судьбе его дочери Люды. Да и что спрашивать? Тут, конечно, где же ей еще быть? И действительно - скоро из-за приоткрытой двери донеслись ее вопли:
- Папа! Папа!
Не дай бог еще кому-нибудь из живущих услышать такой крик - и в таком месте! Федя с мучительной гримасой приподнялся.
- Да сиди! - грубо сказала хозяйка. - Ничего с ней такого не сделают! Перепилась просто. Но пятнадцать суток всем вам светит! - глянула и на меня.
- Папа!
Федя рухнул. Отчаяние овладело и мной. В то время, как мой друг Никита страдает за свое благородство в застенке, а другой мой друг, Игорь, летает в небе, я оказался здесь: кислая вонь, ругань, и помощи неоткуда уже прийти... Даже Федя, который своим огнем вывел нас из кромешной тьмы, когда мы гибли в Ладоге... даже он оказался здесь, и вместе со своей любимой дочуркой!
Зазвонил телефон. Дежурная вышла и, вернувшись, поманила меня. Я встрепенулся. Подул какой-то ветерок. Откуда? Подмигнул зачем-то Феде, потом, идиотски помигивая сам себе в зеркало, пошел. Ты и в тюрьме карьеру сделаешь! Кто это говорил мне? Или я сам придумал?
Привели в культурный кабинет, с фикусом. Начальник - свежий, молодой, румяный, представился:
- Лейтенант Топчий!
- Очень приятно!
Чу! Карьера?.. Но не хотелось бы делать карьеру здесь. И как-то в этой относительной чистоте и порядке вдруг прорвало меня, все страдания последних дней вспомнились, и я зарыдал. Как хорошо - зарыдать, после многих лет напряженных улыбок! И рыдать вдоволь, всласть! Топчий терпеливо ждал, пока я нарыдаюсь. Мягко улыбался. Веет спасением? От кого же это? Пропало, вроде бы, все!
- Поплачьте, поплачьте... Это хорошо. Ведь вы, говорят, сочиняете? нежно Тoпчий сказал.
Говорят? Это кто же, интересно, говорит? - какая-то часть мозга трезво заработала. Кто на помощь пришел? В последние дни реагировал на мои фантазии лишь Коля-Толя, который называл меня "маршалом брехни". Неужели с такой неожиданной стороны пришла помощь? Вот уж - не ожидал! От кого, от кого...
- Тут ваш друг согласился заплатить за вас штраф.
И вошел Коля-Толя. Я чуть было снова не зарыдал - с трудом сдержался.
- Ну, сильно он вас тут мучил? - свысока Коля-Толя поинтересовался.
- Да нет, ничего. - Топчий улыбнулся. - До дому доведете?
- Доведу куда надо! - сурово Коля-Толя сказал.
Я с трудом поднял голову, которая почему-то не держалась, пытался понять, что его слова значат, но так и не понял.
Коля-Толя, вздохнув, вытащил мятые деньги. Вот кто, оказывается, настоящий друг! Я чуть вновь не заплакал. На ярком свету, идущем сквозь окошко (закат?), мухи, облепившие деньги, зашевелились, пытались взлетать, вместе с купюрами. Сердце мое прыгнуло. Лосиные мухи! И те самые деньги, что Коля-Толя выручил зверскими перепродажами лосиной ноги, - бросил их на благородное дело таки! Никите в его застенке было бы сейчас радостно, если бы узнал: действия его приносят плоды! Узнает ли? Только мухи могут ему принести эту благую весть. Я с надеждой глядел на двух, вылетевших в форточку.
Топчий взял деньги.
- А почему... в мухах все? - брезгливо проговорил он.
- Липнут... к хорошему делу, - хмуро пояснил Коля-Толя.
- Ну? - напутственно улыбнулся мне Топчий, сгребая деньги с мухами в стол.
- Там еще... Федя с дочкой, - прохрипел я.