Двадцать из них работали с массивным цилиндрическим предметом, расположенным под яркими лампами в центре лаборатории, и каждый имел в своем распоряжении мускулистого симбионта. Физики-исследователи представляли особую ценность для Улья, их с таким трудом удалось получить, а еще сложнее оказалось потом поддерживать жизнь. Их гигантские головы (пятнадцать дюймов от линии белоснежных волос до основания безволосого подбородка лоб одиннадцати дюймов шириной, нависающий над выпученными голубыми глазами с поразительно блестящими черными зрачками потребовали для каждого из них императорских родов. Ни одна и: женщин не смогла родить больше трех — последующие попытки заканчивались лишь многочисленными абортами на ранней стадии беременности. Смерть матери во время родов этих особо ценных специалистов была обычным делом, однако Улей охотно платил такую высокую цену: они бесчисленное количество раз доказывали что цена была заплачена не напрасно. Исследователи устранили основные причины многовековых, осуществлявшихся в строжайшей тайне, миграций первых колонистов. Их необыкновенные способности следовало во что бы то ни стало скрывать от чужаков из Внешнего мира. Как и работу, которой они занимались. Парализатор, раздвоенный прут с оглушающим действием — только один из многих предметов, созданных ими. Они создали в Улье электронные приборы, высоконадежные, миниатюрные и мощные одновременно. Они изобрели новейшие пищевые добавки, благодаря которым поведение бесполых работников стало более уравновешенным.
Исследователей-физиков невозможно было не узнать. Помимо огромной черепной коробки, генетическая линия, к которой они принадлежали, отличалась особенностями, неотделимыми от нужной специализации. Внешний вид еще больше подчеркивал их отличие от исходной дикой формы. Ноги их напоминали обрубки, и за ними необходим был постоянный уход. Физиков обслуживали бледнокожие, мускулистые бесполые работники, выращенные исключительно ради этого и отличавшиеся покладистостью. Из-за бесполезных ног специалистов перемешали с места на место на тележках или же переносили на руках. Руки у них были нормальными, но слабыми и тонкими, с длинными изящными пальцами. Генетически эти специалисты были стерильными, они не могли продолжить свой род. Их организм полностью подчинялся нуждам интеллекта, поэтому они не были способны на химическом уровне регулировать свои эмоции, в результате отличались повышенной нервозностью и раздражительностью в отношениях с другими работниками. Даже их симбионты-помощники подвергались таким нападкам. Однако друг к другу они относились с мягкостью и взаимным уважением. Такую особенность характера Улью удалось внедрить в их гены после нескольких конфликтов, которые снижали полезность первого семейства выращенных специалистов.
Один из увлеченных своей работой физиков наконец-то заметил его, остановился и бросил через лабораторию пристальный взгляд на Хельстрома. Работник просигналил на языке жестов Улья: «Торопимся». Кивок в сторону трубчатой конструкции ясно сообщал: «Не задерживайте работу». Потом он повторил этот же знак у своего смуглого лба, что явно говорило: «Ваше присутствие мешает мне думать».
Хельстром торопливо пересек комнату. Он узнал этого специалиста — женщину, одну из самых старших в своем семействе. Она имела многочисленные шрамы, оставшиеся после не слишком удачно проведенных экспериментов. За ней ухаживал бледнокожий, с покатыми плечами и подавленными инстинктами пола работник-мужчина. На его Руках и торсе бугрились мускулы. С трусливой робостью он наблюдал, как Хельстром быстро излагает суть дела на языке жестов Улья.
— Какое нам дело до того, что полагают чужаки? — требовательно спросила специалистка.
— Им удалось лишь по этим нескольким страницам понять, что мы столкнулись с проблемой перегрева, — просигналил Хельстром.
Тогда она заговорила, сознавая, что голос может передать ее гневное раздражение:
— Ты считаешь, что чужаки могут чему-нибудь научить нас?
— Мы часто учимся на их ошибках, — заметил Хельстром, намеренно не замечая ее гнева.
— Помолчи несколько секунд, — приказала она и закрыла глаза.
Хельстром знал, что в данный момент она в уме пролистывает злополучные страницы, соотнося полученные за последнее время данные с ошибочным предположением Перуджи.
Вскоре она открыла глаза и сказала:
— Уходи.
— Это помогло тебе? — спросил Хельстром.
— Да, — ответила она, явно досадуя на себя за то, что пришлось выдать это признание. Затем добавила с новой вспышкой гнева:
— Очевидно, этот ваш тип может случайно наболтать что-то ценное. Но при любом раскладе, это всего лишь счастливый случай!
Хельстрому удалось сдержать улыбку и, повернувшись, он пошел к выходу из лаборатории. Казалось, что пока он шел, рабочий ритм нисколько не изменился, однако, когда он на пороге бросил взгляд назад, то увидел, что несколько специалистов собрались в кучку и о чем-то переговариваются, быстро сигнализируя руками на языке жестов Улья. Хельстром знал, что исследователи создали свой собственный язык, который использовали только в разговорах между собой. За очень короткое время они проанализируют новые данные и введут их в свой проект.
Неофициальный меморандум в адрес правления Агентства.
УНИЧТОЖИТЬ ПО ПРОЧТЕНИИ:
«Нам была представлена лишь часть документов по делу Хельстрома. Они ведут двойную игру. Другой наш источник сообщает, что в бумагах, скопированных в МТИ, было еще, по меньшей мере, три страницы. Все говорит о там, что в „Проекте 40“ разрабатывается новый, гораздо более дешевый способ производства стали, и это никакое не оружие».
Отчет Мимеки Тиченам
об использовании запасов Улья во Внешнем мире:
«Через несколько секунд после инъекции нашего возбуждающего препарата кожа чужака-мужчины становится теплее на ощупь и слегка краснеет. Это похоже на реакцию мужчин Улья, но более ярко выраженную. Она и протекает быстрее: длится от пяти до десяти секунд. После этого различия становятся более заметными. Иногда в первый момент мышцы чужаков твердеют, по-видимому, в результате шока, отчего они становятся совершенно неспособными двигаться, словно в параличе, пока не начинается действие возбуждающих гормонов. Но такое случается далеко не со всеми чужаками-мужчинами. Почти сразу же, а иногда и одновременно с покраснением кожи у мужчины наступает сильная эрекция, которая никогда не пропадает после первого оргазма. Шестикратный непрерывный оргазм не является чем-то исключительным. Однажды случился даже тридцатикратный. Все это время мужчина выделяет отвратительно пахнущий пот, что было характерно для всех случаев и чрезвычайно возбуждало меня. Словно он убыстряет и усиливает спектр женских реакций. Этот резкий запах, наверное, вызывается гормоном, относящимся к тому же классу, что и наш ХБ-5, который, если вы помните, вызывает сходную реакцию у женщин, хотя и не так ярко выраженную. Запах особенно силен вблизи мужских сосков, которые во всех случаях, как я заметила, разбухают, напрягаются и становятся твердыми. Иногда я замечала, что у некоторых мужчин дрожат бедра, шея и плечевые мускулы. Похоже, это происходит бесконтрольно и часто сопровождается гримасами и стонами. В общем, я бы сказала, что все реакции, обычные при спаривании у мужчин Улья, отдающих себе отчет, приобретают у чужаков непроизвольный характер, когда субъект получает инъекцию возбуждающих гормонов. По моему мнению (совпадающему с мнениями сестер), реакции чужаков возбуждают гораздо сильнее, чем в случае бридинга с мужчинами Улья».
Было без двадцати двенадцать, и вот уже полчаса Хельстром мерил шагами столовую Фермы, проверяя, сделаны ли все необходимые приготовления. Эти помещения изначально обставили так, чтобы принимать гостей из Внешнего мира. В столовую и гостиную можно было пройти через арку темного дерева. Длинный стол в якобинском стиле занимал центральную часть столовой, и вокруг него располагалось десять стульев того же стиля. Над столом висела сверкающая люстра из полированного стекла. Китайский шкафчик с голубой глиняной посудой занимал почти всю стену, противоположную арке, ведущей в гостиную. Высокие эркеры с выцветшими кружевными занавесками, сейчас отдернутыми, открывали вид на укрытый ивами берег ручья. В углу противоположной стены открывалась створчатая дверь, в верхней части которой имелось крохотное смотровое отверстие из стекла, чтобы можно было посмотреть в кухню, где работники, прошедшие специальную подготовку, занимались приготовлениями к визиту чужака.
Конец стола, ближний к кухне, был сервирован на четыре персоны — тяжелый голубой фарфор и приборы с костяными ручками.
«Все подготовлено как надо! — усмехнулся про себя Хельстром. — Не высший класс, конечно, но сойдет!»
По мере приближения момента, когда должен был прибыть Перуджи, возбуждение, охватившее Хельстрома, убывало. А теперь Перуджи еще и запаздывает!
Мимека помогала на кухне. Время от времени Хельстром бросал на нее взгляды через потайное застекленное отверстие в двери. Она достаточно походила на Фэнси, чтобы быть ее родной сестрой, но Мимека происходила из параллельной ветви — не из ФЭНСИ-линии. В ее темных волосах и бледной, слегка розовой коже виделось что-то, генетически близкое к другим характеристикам, которые стремился получить Улей: высокая плодовитость, независимое воображение, верность Улью, интеллект…
Хельстром посмотрел на старомодные маятниковые часы, висевшие рядом с дверью на кухню. Без пятнадцати двенадцать, но Перуджи все еще нет. Почему он опаздывает? Раньше он всегда был точен. Что, если он решил не приезжать, сменить тактику? Может, они узнали что-то компрометирующее, изучив этот проклятый велосипед? Перуджи вполне может заявиться сюда вместе с ФБР. Но если Мимека сыграет роль Фэнси, то Улью, возможно, удастся сбить с толку охотников. Отпечатки пальцев не совпадут. Она не спаривалась в последние дни, и это покажет медицинское обследование. Он настоит на его проведении. Это также послужит подходящим поводом избавиться от этих любителей совать нос в чужие дела.
Он услышал, как открылась входная дверь.
Может, наконец-то прибыл Перуджи?
Хельстром развернулся, прошел под аркой в гостиную с обстановкой начала двадцатого века и старательно поддерживаемыми запахами жилья чужаков. Хотя он и торопился, но успел дойти только до середины гостиной, когда вошел незнакомец. Он на два шага опережал Салдо. Незнакомец был маленького роста, на целый дюйм ниже Салдо, имел растрепанные каштановые волосы и затаенную осторожность во взгляде, под глазами — круги и глубокие морщины на лбу. На вид ему можно было дать не больше двадцати с небольшим, если бы не эти морщины, но Хельстрому порой трудно было определить возраст у чужаков маленького роста. На незнакомце были темно-коричневые рабочие брюки, тяжелые ботинки, белая рубашка с высоким воротом из легкой ткани, сквозь которую проглядывали рыжеватые волосы, росшие на груди. А поверх всего надет коричневый жакет с разрезными карманами. Правый карман выпирал, словно в нем находилось оружие. Можно было заметить светло-желтые семена травы, прилипшие к отворотам брюк.
Он остановился, увидев Хельстрома, и рявкнул:
— Это вы Хельстром?
Салдо, стоявший в шаге за незнакомцем, просигналил предупреждение.
Сердце в груди Хельстрома гулко забилось от требовательного, официального тона чужака, но прежде, чем он успел открыть рот, вмешался Салдо:
— Доктор Хельстром, это мистер Джанверт, помощник мистера Перуджи. Мистер Джанверт оставил машину у старой лесопилки и прошел дорогой через луг к дому.
Джанверт сохранял хмурое выражение лица. Всё так быстро закрутилось после того, как обнаружили тело Перуджи. Был сделан необходимый звонок в центр, и сам шеф подошел к трубке, как только ему обо всем сообщили. Сам шеф! Джанверт не мог подавить чувства самодовольства.
— Мистер Джанверт, все зависит от вас. Это последняя капля! — «Мистер Джанверт», а не «Коротышка». Инструкции шефа были краткими, точными, властными.
— Пешком? — удивился Хельстром. Упоминание о дороге через луг встревожило его. Этим же путем шел и Депо.
Салдо сделал шаг вперед и встал справа от Джанверта, снова предупреждающе сигналя, потом сказал:
— У мистера Джанверта есть поразительная новость. Он сообщил мне, что мистер Перуджи умер.
Это известие потрясло Хельстрома. Он попытался оценить его, напрягая мозг. «Фэнси? Нет, она не сказала ничего о…» Хельстром понимал, что от него ожидают какой-то реакции, поэтому он постарался выказать естественное удивление.
— Умер? Но… Я ждал, — Хельстром повел рукой в сторону столовой, — я хотел сказать, мы условились… Что случилось? Как он умер?
— Мы это пытаемся выяснить, — ответил Джанверт. — Ваш шериф пытался не допустить, чтобы мы забрали тело, но мы показали подписанный федеральным судьей Салема ордер. Тело Перуджи сейчас на пути в медицинскую школу Орегонского университета в Портленде.
Джанверт пытался оценить реакцию Хельстрома. Непритворное удивление — если только он не актер. Ведь он снимает фильмы.
— Очень скоро будут получены результаты вскрытия, — продолжил Джанверт, словно Хельстром сам не мог логически связать одно с другим.
Хельстром прикусил губу. Ему не нравилось то, как Джанверт произнес слова «ваш шериф». «Что там успел наделать Линк? Еще несколько ошибок, которые теперь придется исправлять?»
— Если шериф Крафт вмешался, то это достойно сожаления, — произнес Хельстром, — но мне-то какое до этого дело? Он — не наш шериф.