— Эдди, ну, пожалуйста, ты слышишь меня? Пожалуйста! Не дай им сотворить это со мной! Господи! Почему ты не отвечаешь?
«Разве я могу?» — подумал Джанверт.
Но он должен был как-нибудь отреагировать. Сделать что-нибудь. Он чувствовал тошнотворную вонь собственной блевотины, грудь ныла от боли, зато голова прояснилась. Он выпрямился, придерживаясь рукой за капот машины.
— Хельстром! — крикнул он.
— Я здесь, — раздался тот, первый голос.
— Почему я должен верить тебе? — спросил Джанверт и двинулся к дверце машины. Нужно добраться до радио.
— Мы не причиним вреда ни тебе, ни мисс Карр, если ты вернешься, — уверял Хельстром. — В таких вопросах мы не лжем, мистер Джанверт. Вас поместят под стражу, но никому не причинят вреда. Мы позволим вам быть вместе и иметь те отношения, какие пожелаете. Но если ты немедленно не вернешься, мы исполним свою угрозу. Мы будем искренне сожалеть, но все равно сделаем это. Наше отношение к воспроизводительным обрубкам существенно отличается от вашего, мистер Джанверт. Поверь мне.
— Я верю, — со вздохом сказал Джанверт.
Оказавшись рядом с дверцей машины, он замер в нерешительности. Если он сейчас распахнет дверь и схватит микрофон, как поступят они? Сюда уже, наверное, движется группа захвата. И еще этот громкоговоритель на дереве. Каким-то образом они знают, что он делает. Значит, он должен соблюдать осторожность. Джанверт поднял захваченное оружие, чтобы перед тем, как открыть дверцу, провести наугад вокруг себя. Не позволяй себе думать о Кловис, твердил он себе. Но то помещение… Его палец на кнопке отказывался повиноваться. То помещение с обрубками тел! И снова тошнота подкатила к горлу.
Голос Кловис все еще доносился из громкоговорителя. Она что-то кричала, рыдала и звала его по имени:
— Эдди… Эдди… Эдди… Пожалуйста, помоги мне. Остановись…
Джанверт закрыл глаза.
«Что же мне делать?»
Мысль эта еще пульсировала у него в голове, когда он почувствовал покалывание в спине и правом боку, услышал далекое гудение, которое преследовало его все время, пока он полз по земле к машине, но Джанверт больше не слышал его — он без сознания лежал в пыли.
Из «Руководства по Улью»:
«Защищающее нас сходство всегда служило ключом к нашему выживанию. Об этом рассказывают наши устные предания, как и самые первые из сохранившихся записей. Мимикрия, заимствованная нашими предками у насекомых, защищает нас от нападений диких людей. Хотя наблюдения за насекомыми показывают, что ценность этого фактора выживания невысока, если его не совершенствовать и не комбинировать с другими техниками, особенно с новыми, которые мы должны постоянно разыскивать. Подстегивать нас должна мысль, что чужаки — хищники, и они набросятся на нас, если обнаружат. Конечно, когда-нибудь это произойдет, и мы должны быть готовыми к нападению. Наша подготовка должна включать не только меры защитного характера, но и атакующие. Во втором случае мы должны всегда брать за исходную модель насекомых. Оружие должно отбивать у нападавших охоту повторить свою попытку еще раз».
Вибрация зародилась где-то глубоко под командным постом, и оттуда начали распространяться вверх и в стороны волны, которые зарегистрировали все сейсмические станции Земли. Когда толчки прекратились, Хельстром подумал: «Землетрясение!» Но это была, скорее, молитва, а не готовность признать факт, что случилось то, чего он боялся больше всего на свете. Он со страхом умолял Провидение: «Пусть будет землетрясение, только не гибель „Проекта 40“!»
Всего двадцать минут назад он только-только начал успокаиваться после захвата Джанверта, когда начались эти толчки.
На командном посту прекратились поскрипывания, и наступил момент тишины, словно все работники Улья одновременно задержали дыхание. В этот миг Хельстром двигался в темноте командного поста, отмечая, что огни все ещё горят, а экраны светятся. Он сказал:
— Доложите о повреждениях, пожалуйста. И пришлите ко мне Салдо.
Спокойный голос, каким он отдал эти распоряжения, удивил его самого.
Через несколько секунд Салдо возник на правом экране. За спиной его оседала пыль, и Хельстром увидел секцию широкой галереи.
— Они задержали меня! — приветствовал его Салдо. Молодой человек, похоже, был потрясен и немного напуган. Один из симбионтов, ухаживавших за исследователями, появился за спиной Салдо и отодвинул его в сторону. Весь экран заполнило иссечен нос шрамами лицо ученого. Потом поднялась розовая ладонь, закрывая лицо, и пальцы сделали знак на языке жестов Улья.
Хельстром громко повторил этот знак вслух — для тех, кто не мог видеть экрана.
— Мы не одобряем недоверие, которое выражает ваш наблюдатель, — заявил исследователь, и вновь возникло его лицо — огромное, во весь экран. — Нам не понравился приказ отсрочить подключение силовых кабелей к нашему проекту. Пусть испытанное вами беспокойство станет слабым проявлением нашего неудовольствия. Мы могли бы и предупредить вас, но ваше поведение не заслуживает того. Вспомните резонанс, который ощутили все мы в Улье, и поверьте, что в фокусе направленного импульса эффект мощнее на несколько порядков. «Проект 40» завершился полным успехом, если не считать некоторых мелких побочных эффектов, которые могут затронуть систему подачи пищи.
— Где находится фокус? — спросил Хельстром.
— В Тихом океане недалеко от островов, которые чужаки называют Японскими. Вскоре там узрят новый остров.
Крупное лицо сместилось с экрана, уступая место Салдо.
— Они изолировали меня, — запротестовал он. — Они держат меня силой и игнорируют мои приказы. Они подсоединили силовые кабели и даже не позволили мне связаться с вами. Они отказываются подчиняться тебе, Нильс!
Хельстром показал пальцами знак «успокойся!» Когда Салдо замолчал, он произнес:
— Доведи до конца порученное тебе дело, Салдо. Подготовь отчет, включая затраты времени на исправление побочных эффектов, о которых они упомянули, и представь мне его лично.
Он знаком дал понять, что связь окончена, и отвернулся.
Беспокойство, охватившее Улей, затронуло и исследователей. Их обычная раздражительность переросла в открытое неповиновение. В Улье была нарушена система взаимозависимости — хотя, возможно, это даст им необходимую передышку. Больше всего Улей сейчас нуждался в спокойствии. Перемены поглощали все резервы времени. Он видел это, когда сравнивал себя с новым поколением. Хельстром не заблуждался на свой счет. Он действительно предпочитал речь, и язык жестов был противен его натуре, но для нового поколения все обстояло как раз наоборот. Хельстром понимал, что испытывает нездоровое удовольствие, обладая настоящим именем, как всякий чужак, но большинство работников Улья были к этому равнодушны.
«Я — переходная форма, — подумал он, — и когда-нибудь стану старой ненужной вещью».
Из «Руководства по Улью»:
«Свобода выражает концепцию, которая неразрывно связана с дискредитированным термином „индивидуализм“ (эго). Мы ничем не жертвуем ради такой свободы, чтобы сделать наш род более эффективным, надежным и подготовленным к переменам».
Мерривейл стоял на балконе комнаты в трехэтажном мотеле и ждал рассвета. Было прохладно, и он надел серый шерстяной свитер с высоким воротником. Тот был достаточно плотным, чтобы защитить его от холода, даже когда Мерривейл перегибался через металлическую балюстраду. Он задумчиво курил сигарету, прислушиваясь к ночным звукам. Со стоянки доносились далекие шаги, а из расположенной ниже комнаты, где только что включился свет, звучали слабые голоса.
Дверь этажом ниже открылась, выпустив огромным веером сноп желтого света по всему двору до голубого края бассейна. На балкон вышел человек и посмотрел вверх.
Мерривейл, бросив взгляд, узнал Гаммела и подумал, что фэбээровец уже получил сведения о землетрясении, чей далекий рокот, наполнив комнату первобытными страхами, разбудил его почти сорок пять минут назад. В комнате под ним располагался командный пост, и решив, что Гаммел тоже наверняка проснулся, Мерривейл тут же позвонил ему:
— Что это было?
— Похоже на землетрясение. Мы проверяем, есть ли какие-либо разрушения. С вами всё в порядке?
Мерривейл повернул выключатель, располагавшийся рядом с кроватью. Электричество, во всяком случае, есть, сеть не оборвана.
— Да, со мной всё в порядке. Кажется, ничего не разбилось.
Некоторые из постояльцев мотеля выбежали на балкон или во двор, но сейчас большинство уже вернулось в свои комнаты.
Гаммел, узнав Мерривейла, жестом пригласил его спуститься вниз.
— Поторопитесь.
Мерривейл потушил сигарету, потом раздавил ее ногой и прошел к лестнице. В поведении Гаммела ощущалась какая-то тревога.
Мерривейл за десять секунд спустился вниз, перепрыгивая через ступеньки, не заботясь о поднимаемом шуме. Он вбежал в комнату, открытую Гаммелом, и услышал, как дверь за ним захлопнулась.
Только в комнате, увидев кроме Гаммела трех незнакомых мужчин за столом, на котором стояли радиопередатчик и телефон со снятой трубкой, Мерривейл начал понимать всю серьезность происходящего.