Оберлейтенант Август Кранц.
11 июля 1941
Глава 5
12 июля 1941 года. Белоруссия
- Гиви, Ви мене пугаете! Шо за маниакальная страсть к убийству? Разве ж так можно? После Вашего ремешка остаются одни только трупы, а они ни разу не умеют разговаривать! Мы таки должны работать тонко и аккуратно, - Яшка Любецкий перевел дух и обратился к другому товарищу, - Костя, я Вас умоляю, никакой самодеятельности! Пусть Ваша винтовка отдыхает как можно дольше! Она же убивает чуть-чуть лучше, чем это ужасное приспособление нашего гамарджобы. И потом... Даже если на вашей лапочке был бы чудный приборчик 'Брамит'... А тем более шо его мы таки не имеем, и бедняжка наводит слишком много шороху. На таких звуков сбегутся поцы со всей округи! А оно нам совершенно не надо. Нам надо немного живых фрицев и никаких следов. Таки я работаю номер, а вы двое смотрите таких представлений и наслаждаетесь искусством. И таки радуетесь, шо не забыли за билеты, которых бесценны, а шо до вас, то бесплатны!
- Яш, мы поняли, - ответил Ухватов. - Оставь красноречие для немцев.
- Это же хорошо! Но ви имейте в виду, шо трупы придется тащить на себе, а живые пойдут своими ножками. Таки я пошел, и вам не пуха!
Любецкий, не торопясь, вышел на проселок. Кургузый пиджачок, неказистые штаны запасливого деда, пристроившегося проводником в детдом, дедова же кепка на голове, растоптанные сапоги. Через плечо переброшен пастуший кнут. Казалось даже, что Яшка ростом поменьше стал, а уж помолодел лет на семь точно. Пацану четырнадцать от силы, а то и меньше. Коров пасет. Или потерявшуюся скотину ищет. А то и просто домой идет.
Одиночный мотоцикл вынырнул из-за поворота дороги. Собственно, поэтому пограничники и выбрали эту дорогу: короткий, хотя узкий и не лучшего качества, проселок, между двумя крупными деревнями. Большая колонна пойдет в обход, благо он есть и намного удобней. А вот посыльный на мотоцикле или даже на велосипеде - запросто решит покороче срезать. И мальчишек местных курьеры не трогают. У посыльного свои заботы, некогда ему отвлекаться...
Из всех пограничников сыграть мальчишку-пастушонка было под силу только Яшке. От рождения невысокому и щупленькому одесситу, достаточно надеть костюмчик на размер больше. Единственный риск состоял в его чернявости... А что вы хотите, если среди предков никаких славян не наблюдалось в принципе?
Для пущей достоверности Любецкий еще и напевал. Раз человек поет - значит, совесть у него чиста. Впрочем, совесть одессита сияет ослепительной девственностью даже, когда он ворует рыбу на Привозе из корзины тети Сони или лишает этой самой девственности дочку той же самой тети! А что прикажете делать, если кушать таки хочется, а Розочка выросла такая красавица, что ее тоже хочется? И таки совсем не кушать!
Конечно, одесские куплеты не лучшим образом подходят для белорусских пастушков, но Яшка надеялся, что немцы не слишком хорошо разбираются в диалектах. Если вообще что-то разберут, проносясь на грохочущем 'цундаппе'.
Однако в этот раз ему попались фрицы-меломаны, и тщательно продуманный план, связанный с эффектной остановкой мотоцикла, полетел прямиком к Розочкиной девственности. Транспортное средство остановилось само, и здоровый немец поманил Яшку пальцем.
- Юнге! Ду зингст гут. Зинг мер!
Идея Яшке понравилась, он демонстративно шмыгнул носом и затянул:
- Монсьеры, граждане, графья и баронессы!
- И лично вам, товарищ Михельсон,
- Большой привет от мамочки Одессы,
- От мамы всех народов и времен...'
- Юберзетце, - произнес немец.
- Я имею честь пригласить вас до Одессы, господа, - по-немецки, с легким баварским акцентом, сказал Яшка, - и не имею таких сомнений, чтобы вы хотели отказаться.
И свистнувший в воздухе кнут подтвердил серьезность его слов, первым же ударом снеся любителя музыки с сиденья. Второй немец, дернулся к пулемету, одновременно пытаясь вылезти из тесной коляски...
- Ви не поверите, - возмущался Любецкий через минуту, когда они с Ухватовым уже упаковывали ошеломленных немцев, а Тевзадзе укатывал в лес мотоцикл, - этот шлемазл хотел опередить сына цыганского барона, когда тот имеет на руках кнут и не имеет таких причин не пускать его на дело. Таки вопиющая самонадеянность! Константин, Ви уже готовы?
- Таки да, - передразнил Костя, - уходим!
Вскоре на дороге не осталось никаких следов произошедшего...
***
Старший лейтенант Свиридов, принявший обязанности комполка, сидел на здоровенном чурбаке, выполняющем роль командирского стула. Настроение у лейтенанта, мягко говоря, было никудышным. Оно, конечно, в двадцать два полком командовать - не слабо. Почти как Аркадий Гайдар, получается...
Даже не мечтал ты о таком карьерном росте, Андрей Захарыч. И уж тем более, не мечтал, о той цене, что за должность заплачена. И комполка жалко, хороший был мужик, грамотный. Да и другие командиры не лаптем щи хлебали... Только нет их никого, а от полка осталась всего сотня штыков на круг. Да плюс пятерка приблудившихся пограничников. И детский сад в придачу. Ну, или детский дом, какая разница! Впрочем, ладно, не так уж детишки и мешают. А погранцы -хваткие ребятки, которые помешать в принципе не могут!
Главное - что дальше? Совсем неясно. Делать-то что? Фронт ушел на восток. Так далеко, что уже и канонады артиллерийской не слыхать. Гнаться за ним черепашьим темпом пешего передвижения - бессмысленно. Можно, конечно, и здесь немцам навредить немало. Но знать же нужно, где у гадов что. Не патрули же по дорогам отлавливать. Толку с них...
Может, получится у пограничников живого 'языка' притащить? Да не рядового, а офицера? Да даже унтре подошел бы. Хоть обстановку немного прояснить...
Свиридов вздохнул, и снова склонился над картой, разложенной на грубом подобии стола. Странная карта. И способ ее получения, рассказанный старшиной Стеценко, и пометки, сделанные каким-то неизвестным предметом. Непонятно, что отмечено. Хотя нет, одну еще сам старшина расшифровал. Потому и вывел свой отряд на встречу с полком. А вот что остальные означают? И ведь чует сердце, ему записи эти адресованы. Только понять надо. Ощущение такое, что не писали буквы и цифры, а рисовали. И каждая - художнику давалась, как шедевр живописи. Или как иероглиф китайский, паутиной разбегающийся по бумаге ...
Неграмотный? Да ладно, в стране все писать умеют, чай не царские времена. Может, инвалид какой парализованный? И откуда у инвалида сведения? Ранили человека в руку, вот и тяжко карябать? Тоже версия слабовата. Остается только в лешего поверить. Тот в школе не учился, да и руки-веточки под писанину не приспособлены. Как накарябалось, так и накарябалось. А ты, старлей, сиди и расшифровывай...
Оживление на краю поляны отвлекло командира от размышлений. Что там? Ох ты, сумели-таки! Тройка пограничников топала к штабному шалашу, пинками подгоняя идущих впереди двух немцев со связанными руками.
- Принимайте гостей, товарищ старший лейтенант, - довольно ухмыляясь, доложил чернявый ефрейтор. - Правда, я приглашал их до Одессы, но не вижу ни малейшей разницы. Одесса всегда находится там, где пребывает Яша Любецкий. Потому шо она таки в моем сердце!
***
Немецкий язык лейтенант Свиридов знал. В школе учился старательно и пятеркой своей гордился по праву. Вот только сейчас, когда нос к носу столкнулся с живым немцем, Андрей не понимал и половины произносимых слов, с трудом улавливая общий смысл. А понимаемое совсем не радовало: один фриц вещал что-то о своей преданности идеям национал-социализма, унтерменшах и чем-то подобном, естественно, не собираясь выдавать ни одной военной тайны. Второй просто молчал.
Допрос естественным образом зашел в тупик. Лейтенант уже и не знал, что делать дальше. От отчаянья пожаловался старшине Стеценко на нежданную беду. Реакция пограничника лейтенанта, мягко говоря, удивила.
- Эка закавыка, - усмехнулся тот. - Такие беды вовсе и не беды, если умеючи! Яшку нашего зовите, товарищ лейтенант. Он и немецкий шо родной знает, и фрицы отнесутся к парню со всем возможным уважением!
Любецкий взялся за дело серьезно и обстоятельно. В первую очередь, ефрейтор при помощи пехотинцев, притащил еще пару чурбанов. На одном удобно уселся сам, на другом, что пошире, начал раскладывать всяческие вещи. Набор командира удивил, но он не вмешивался, стараясь понять что зачем. Понятно дело, пытками пугать будет. Наверное, так и надо.
Штык-нож от Токаревской 'самозарядки', второй нож, поменьше и поухватистей, зажигалка, у самого же немца отобранная, - это легко сообразить. Сапожное шило - тоже. Кнут - тем более. А коробок спичек зачем, раз зажигалка есть? А тонкие веревочки? Вырезанная из смолистой еловой палки фиговина, больше всего похожая на огромную елду на длинной ручке?
Размещал всё это ефрейтор очень вдумчиво и неторопливо, несколько раз внимательно оглядывал немцев и менял порядок расположения вещей. Процедура раскладывания инвентаря длилась минут пятнадцать. При этом одессит не забывал напевать свои любимые куплеты:
- Тут на углу трамвай хмыря зарезал,
- Да бог с ним и с трамваем и с хмырем.
- У нас трамваев - полная Одесса,
- Да и потерю мы переживем!
Наконец, Яшка удовлетворился достигнутым и обратился к пленным, с нескрываемым ужасом наблюдавшим за процедурой.