— Ты слишком самоуверен, как и все отродья Тьмы! Впрочем, мне следовало догадаться, что ты рано или поздно придешь… Ты одержим, Логан, одержим нелепой идеей, будто знаешь секреты мироздания, недоступные другим. Ты вообразил себя едва ли не Творцом, задумав разрушить Икстриллиум. И теперь ты, предавший Свет, предавший весь Актарсис и принявший сторону Тьмы, окончательно утонул в своей одержимости, в своем заблуждении!
— Тебе ли это говорить, Игнат! — усмехнулся Логан. — Ведь я, так или иначе, все ж Творец. Я создал Актарсис таким, каким ты его знаешь теперь. Я создал Икстриллиум, а вместе с ним и Ключ. Я дал вам лиандры и надоумил создать Источник, лишь бы всем жилось хорошо. И я знал, чем всё в итоге кончится.
— Уходи, Люцифер, уходи по-хорошему, — понизил голос архангел. — Тебе не взять крепости и в этот раз. Когда-то ты был первым среди нас, но теперь ты самое ненавистное существо!
— Зачем ты стремишься оттянуть момент того, что неизбежно, светлый? Не все ли равно, сейчас падет Икстриллиум, или позже?
— Крепость вечна, — задрал голову Игнат. — Она будет стоять здесь всегда. Тебе и твоему войску не взять ее.
Логан демонстративно оглянулся вокруг и развел руки.
— Где ты видишь войско, светлый? Те собаки, что пришли со мной, служили лишь для отвода глаз. Я пришел один. А насчет вечности, Игнат… Что ты о ней знаешь? Доводилось ли тебе встречать ее, светлый?
— Ты пришел один в этот раз. В следующий раз ты придешь с армией.
Логан поднял одну бровь и стоял так достаточно долго, чтобы солнце, начинавшее касаться далекого горизонта, утонуло в нем. Наконец демон сказал:
— Ты научился читать мысли Бога, Игнат. Похвально…
— Не один ты умеешь это делать.
— К сожалению, за годы жизни в Аду я вовсе разучился это делать. Или, быть может, Бог закрылся от меня непроницаемой стеной.
— Конечно, ведь Бог — это свет, а ты — это тьма!
— Да брось, астер! — улыбнулся Логан. — Я — Дьявол, Сатана, повелитель Преисподней — существую во плоти. А твой Бог — это и ты, и я, и эти камни, и те далекие деревья. Бог есть всё. В том числе и тьма. Он создал этот мир, он создал тебя и меня. И он ни в какую не хочет вновь воссоединяться со своими созданиями. Ты гляди, он даже Актарсис с Яугоном создал, лишь бы умирающие люди не стремились к нему, а обретали новые бессмертные жизни в этих мирах. И мне нужно от Бога только одно — свободу, которую он забыл дать в дополнение ко всему прочему. Свободу, которой я добьюсь, даже если мне придется уничтожить все три мира.
— Ты слишком многого хочешь, демон!
— Разве? Разве желать смерти — это желать слишком многого?
— Так склони голову, и я отрублю ее!
— Нет, — отрезал Логан. — Я искал смерти в битвах, но не нашел. И не найду ее от твоего меча. Дай мне пройти к Ключу, и я сделаю то, что должен был сделать давно.
— Ты никогда не пройдешь к Ключу! — клятвенно заверил Игнат.
— Посмотрим, — пообещал в свою очередь Логан.
На правом бедре Игната сгустился воздух, появилось сияние, и вот уже архангел выхватил из ножен длинный боевой меч лиандр, мерцающий ярко-голубым светом. Логан тоже вызвал оружие, но оно появилось не в ножнах, а сразу в руке, и мерцало не голубым, а алым. То был такой же лиандр, но заправленный кровью невинно убиенных.
Над крепостью мгновенно сгустились тучи. То место, где стояли противники, стало центром огромной воронки, закрутившей почерневшие облака. Из недр этого небесного водоворота вырвалась кривая молния, которая ударила в высоко поднятый над головой алый меч Сатаны.
За спиной Игната воздух превратился в могучие белые крылья, наполовину расправленные, готовые в любую секунду оторвать архангела от стены и бросить на врага. За спиной Логана тоже появились могучие крылья, но они были черны.
— Пусть грянет буря, — прошептал Логан.
И грянула буря. И начался бой…
…Понять, что происходит, мне не дали. Уже на улице, осознав, что сон резко сменился явью, я принялся удивляться и вместе с тем опасаться дальнейшего развития событий. Сразу же заметил, что нас ведут не в банкетный зал для завтрака, но в другой, внешне схожий со всеми строениями Регеля, но внутри совершенно от них отличный барак. Без труда я догадался, что попал в зал суда, где за массивным столом председательствовал, конечно же, всенародно избранный губернатор, полноправный распорядитель и верховный судья города пан Ян Шинкова. Нас поставили прямо напротив судейской коллегии, плечом к плечу. Однако Ника отсутствовала.
— Что происходит, господин мэр? — все еще не полностью проснувшийся, я задал самый адекватный вопрос.
— Вы призваны на суд в качестве свидетеля, — пояснил Шинкова, мягко смотря на меня. Тут же глаза его стали строже, когда он обратился к Георгию Виссарионовичу: — А вы должны предстать перед судом!
Гоша поперхнулся и даже не нашел подходящих слов, чтобы выразить свое возмущение. Потому за охотника сказал я:
— Перед судом? Но за что?
Озвучивая вопрос, я уже, тем не менее, знал на него ответ. Конечно же, Георгий Виссарионович нарушил одно из этих дурацких Правил Регеля, города, обезумевшего в своем стремлении принести рухнувшему миру новую правовую конституцию, и в безумии своем пользующегося самыми глупыми законами. Пообщавшись с Яном Шинкова еще накануне, я мысленно помолился всем богам за то, чтоб они — боги — не допустили распространения плодов законотворческой деятельности одержимых Регеля дальше стен этого города. Нет, не надо новому человечеству, пережившему не только Судный День, но и бесовскую фантасмагорию творцов от власти новых законов, построенных и разработанных старыми идиотами. Что говорить сейчас, если еще до апокалипсиса в двадцать первом веке на планете существовали законы вроде запрета ездить по дорогам в одной из провинций Канады или государственной измены, заключающейся в наклеивании вверх ногами почтовой марки с изображением королевских особ Великобритании. Живущий среди других людей полноценный психически человек сам в состоянии определить для себя область запрещенного и разрешенного, а все остальное уже, как говорится, не от бога, но от дьявола…
Председатель судейской коллегии разъяснил обвинение, полностью подтвердив мою догадку:
— Данный охотник обвиняется в нарушении Двадцать третьего Правила Свода Законов Регеля. Кроме того, данный охотник обвиняется так же в нарушении Шестнадцатого Правила и Восьмого Правила Свода Законов. По совокупности обвинения охотнику положено наказание в виде лишения жизни, но суд, руководствуясь гуманными соображениями, а так же тем, что обвиняемый внес свой вклад в отражение атаки демонов, решил смягчить наказание.
— Смягчить? Неужели? — Гоша, казалось, совсем не испытывал страха. Наоборот, его переполнял огонь злобы, и кабы в его руках сейчас оказался пистолет, валяться Яну Шинкова с простреленной головой позади своего массивного стола.
— Да, смягчить, — не теряя грозной интонации, кивнул главный судья. — Вы будете лишены двух конечностей по вашему выбору.
— Да неужели он сделал что-то для такого сурового наказания? — воскликнул я, не выдержав.
— Конечно! Неоднократное нарушение запрета сквернословить в общественных местах, скрытое ношение оружия в обход Шестнадцатого Правила, явное проявление агрессии к жителям города! Суд считает, что степень наказания вполне оправдана.
Гоша зарычал и с криком: «Да пошел ты!» кинулся на Шинкова. Однако стоящие подле вооруженные охранники (теперь они выполняют роль судебных приставов, так?) сбили охотника с ног, уложили лицом в дощатый пол и направили на преступника автоматы.
Не теряя самообладания, Ян Шинкова изрек:
— Предупреждаю, что при очередном нарушении закона охотник будет лишен жизни прямо в зале суда!
Как разрядить обстановку и отвести серьезную опасность со своего пусть и неуравновешенного, но все ж надежного спутника, я попытался вступить с губернатором-судьей в диалог:
— Но вы подумайте, что творите! Ведь мы даже не жители вашего города! В конце концов, никто из нас не совершил ничего серьезного по отношению к горожанам, так зачем же калечить или тем более убивать кого-то? Отпустите нас, и мы покинем город навсегда, а вы вскоре забудете о нашем существовании!
— Перед законом все равны, молодой человек. То, что вы не жители Регеля, не дает вам право нарушать местные Правила. К тому же вы прекрасно знаете, что Свод Правил Регеля мы намерены запустить в остальной мир сразу, как только появится возможность сделать это. Что поделать, человечество когда-то заключило общественный договор и вошло в совершенно иную сферу отношений. Я бы сказал, что это был революционный и, возможно даже, эволюционный прорыв! Теперь мы не жалкие обезьяны, ютящиеся по пещерам и существующие в хаосе анархического… да что там анархического!.. в хаосе безумия и беззакония! Теперь мы цивилизованные, разумные существа с ярко выраженным стремлением к дальнейшему развитию и самосовершенствованию, но никакое развитие или совершенствование не может происходить без предварительно намеченного вектора движения, или колеи, если хотите. Такую колею дает ЗАКОН, строго регламентирующий, что можно, а что нет, как стоит поступать, а какой поступок аморален, опасен и наказуем. Предлагаю вам задуматься хотя бы на мгновение, как жило б человечество, кабы никто — никто! — из людей не нарушал ранее разработанных законов. Говорить стоит не только о законах светских, но и о церковных, религиозных. Разве пришли бы мы к Судному дню? Разве знали бы мы о терроризме, коррупции, наемнических войнах, ужасном спруте мафии? Разве сомневались бы мы в верности и компетентности правителей и судей, в светлом будущем для наших детей, в безопасности под защитой закона? Нет! Ничего этого не существовало бы, соблюдай каждый человек законы. Чудовищная в своем идиотизме поговорка русских: «Закон создан для того, чтобы его нарушать» является для каждого жителя Регеля сущим богохульством, если можно так выразиться. А еще она отражает менталитет самой большой в мире страны накануне Судного дня. Да, общественный договор заключен не нами, да и вряд ли его можно назвать договором как таковым; всего лишь некоторые люди заключили в своих руках власть, взамен дав защиту, лишили граждан определенной части личной свободы, но взамен дали определенные же гарантии. Но факт разделения общества и конечного его приведения к конституционному строю налицо, и, как я уже сказал, это неоспоримый плюс для человечества! На примере многих исторических личностей вы можете видеть, насколько человек способен быть опасен для окружающих, если игнорирует закон. Потому здесь, в Регеле, мы занимаемся законотворчеством, исключившим бы в будущем многие потрясения, связанные с нарушением законов и свобод.
— Всегда найдутся те, кому наплевать на закон, — возразил я.
— Конечно, найдутся! Но со временем они исчезнут, вытравленные как зараза. Общество будущих лет видится мне чистым и светлым, не опороченным преступностью и неоправданным насилием. Да, нельзя прийти к такому обществу лишь через дебаты и споры, через демагогию в кулуарах правительства. Лишь жесткая, четко намеченная линия немедленного наказания за преступление, притом наказания достаточно сурового, чтобы исключить повторение преступления. Очень быстро люди свыкнутся с мыслью, что даже за не страшный, по сути, проступок они понесут серьезное наказание. И вот тогда-то, наконец, начнется новая эпоха взаимоуважения, терпимости, и порядка.
— Общество, живущее на постоянном страхе…
— Возможно, но лишь в самом начале этого процесса. С годами люди перестанут ощущать страх перед суровостью закона, начнут воспринимать его как должное, как неотъемлемую часть своей бытности. В какой-то степени даже закон будет возведен в ранг религии, как, например, в иудаизме. Вы, должно быть, знаете, что иудеи не столько веруют в бога, сколько подчиняются прописанным в Торах правилам. Для многих из них вера отступает на второй план, многие вообще не верят в бога и спасение, но все-таки все без исключения, они следуют тому, что написано в Торе. Точно таким же я вижу закон для будущих поколений. Люди не будут задумываться, зачем нужно то или иное правило и почему нужно ему следовать. Само существование правила будет означать, что ему необходимо следовать.
— Можно придумать хорошие, справедливые правила, — вставил я, — а можно нести чушь, сущий бред, как любили делать многие политики до нас с вами.
— Безусловно. Потому-то вся жизнь Регеля направлена на выработку оптимального для человечества в целом Свода Правил. Думаю, через несколько лет, когда мы наладим связь с лучшими юристами мира, разработка Свода закончится, и мы понесем его людям. Да, не обойдется без меча, но что поделаешь… Человек воспринимает ограничение личной свободы крайне неохотно, подчас агрессивно. Но это лишь потому, что он не осознает преимуществ, вне всяких сомнений сопутствующих любому ограничению. Пора провести четкую линию между человеческим существом и прочей фауной планеты, ведь ныне мы уже не примитивные племена охотников и собирателей; теперь мы сугубо социальные существа, нуждающиеся в социально-правовых инструментах регулирования нашей жизни. Мы не можем жить без закона, не можем жить без распределения ответственности…